Нет, сначала люди выходили из нее один за другим. Фанни жадно ждала: вот-вот появится Роман! Появится, и увидит ее, и скажет: ты знаешь, а у матери случился сердечный приступ, она всю ночь была на грани жизни и смерти, поэтому я не мог к тебе прийти, а портабль у меня сломался, вот я и не позвонил. Или скажет, что на дом напали исламские террористы и держали всех жильцов в заложниках. Или инопланетяне, зеленые человечки, блокировали входы и выходы своими «тарелками», глушили звонки. Или трубы прорвало, и они с матерью всю ночь боролись с разбушевавшейся стихией, чтобы не затопило нижних жильцов, а аварийная бригада все никак не ехала… Да какая разница, что он скажет?! Фанни всему поверит, самому изощренному и самому неуклюжему вранью, потому что ничто не имеет значения, кроме одного: узнать, что Роман здесь, у матери, а не где-то там, куда могла увезти его Катрин…
С чего она это взяла, непонятно, однако Фанни была почти убеждена, что Романа увезла Катрин. Наверное, ей нужно было поехать на бульвар Сен-Мишель, где устроила себе студию Катрин… Разумеется, по большей части та жила в огромной квартире Лорана близ парка Монсо, на авеню Ван-Дейк, но вряд ли Катрин притащит туда молодого любовника. Нет, она будет держать Романа в своем гнездышке для тайных утех.
Минутами Фанни не сомневалась, что догадка ее верна. Минутами ужасалась этим мыслям и готова была проклинать себя за них. Как она может так гнусно думать о Романе, считать его продажной тряпкой? Нет, он не свяжется с Катрин, он ведь знает, какую боль эта тварь причинила Фанни. А Фанни ему дорога, он сам говорил об этом!
«И ты верила его словам?..» – мелькнул неприятный вопрос.
Фанни прижала ко лбу стиснутые руки. Ее знобило: ведь она здесь, на ветру, на сквозняке, топчется уже давно. Разболеется… Ну и что? Разболеется, умрет – да какая разница, что с ней будет?! Если она потеряла Романа… Она не спала ни одной минуты нынче ночью. Еще не рассвело, как она помчалась на Пон-Неф, надеясь, что Роман придет… Ну да, на этом месте она почти год караулила Лорана, а теперь его образ словно бы истаял в ее памяти, от него и следа нет, теперь там властвует другой. Другого она мечтала, нет, жаждала увидеть около знакомой каменной скамьи меж двух чугунных фонарей!
Разумеется, ни Романа, ни, само собой, Лорана она там не обнаружила. А потому ринулась сюда, на рю де Прованс. И вот уже который час торчит здесь. Дура, почему она не воспользовалась случаем и не проникла в дом, когда кто-нибудь выходил из подъезда? Побоялась, что поднимется и не застанет Романа дома. Побоялась, что встретится с его недоумевающей матерью: «Нет, я не знаю, где мой сын. А кто вы такая? Ах, его подруга… А давно ли вы, дорогая подруга моего сына, заглядывали в свой паспорт, в ту графу, где обозначен год вашего рождения?»
Чепуха! Никаких выяснений отношений Фанни не боялась, никакие оскорбления не имели для нее теперь значения. Она не входила в дом потому, что оставляла себе надежду увидеть Романа выходящим из этой двери. Но время шло, шло…
Впрочем, еще рано. Только половина девятого. Роман любит долго спать, вот и сейчас он спит.
Где он спит? Совсем рядом, в убогой комнатенке под крышей, на какой-нибудь раскладной кровати? Или далеко – на широченной постели Катрин, под зеркальным потолком?
Ох, эта Катрин… Мещанка! Черное шелковое постельное белье, зеркальный потолок, канделябры, достойные украшать коридоры Лувра… Проклятая пустая кукла с убогими вкусами! Но такая роскошная, такая бесстыжая, такая богатая!
Если это Катрин увезла Романа, Фанни убьет ее. Она на все готова, только бы вернуть его, вернуть! Любой ценой! А если не удастся, она убьет Катрин. Убьет Катрин и Романа. А потом себя! Нет, лучше с себя начать. Тогда удастся освободиться сразу. Мучения сразу закончатся…
Фанни почти с ужасом обхватила руками плечи. Что с ней? Стоит здесь, посреди улицы, пронизанной ветром, и жаждет смерти… Из-за чего? Из-за кого? Да неужели это любовь? О да, только любовь (последняя любовь!) способна подвести тебя к самому краю отчаяния и заставить балансировать над бездной, ни о чем не жалея, ни на что не оборачиваясь, ни с чем не прощаясь – глядя только вперед и вперед, видя перед собой только любимые глаза, которые затмевают для тебя весь божий мир, и солнце, и светила…
А на что ей оглядываться? На прежнюю одинокую жизнь? Какое у нее могло быть будущее без любви? Состариться и уподобиться тетушке Изабо, которая по воскресеньям ходит в маленький парк для детей близ церкви Сен-Медар, садится там на лавочку и принимает вид заботливой бабули, наблюдающей за своими внуками? Надо видеть блаженное выражение ее лица! Все дети, которые катаются на горках, бегают по садику, пинают мячи, лепят пироги из песка, – ее воображаемые внуки. Она смеется, когда смеются они, она всплескивает руками и срывается со скамейки, когда они падают, – но тотчас спохватывается и снова садится, сложив на коленях руки…
А в жизни у нее одна только бестолковая Фанни, которой тоже уготована та же участь – греться около чужого огня…
Да ради Господа Бога! Зачем такая жизнь, такая старость? Зачем вообще – старость?! Умереть сейчас, пока на твое мертвое лицо еще можно взглянуть с восхищением и сожалением: «Жалко, рано умерла. Еще молодая, красивая…»
Почему Фанни не взяла сегодня с собой какой-нибудь нож? Или бритву?.. Сейчас бы вскрыть себе вены, привалиться к стенке страхового агентства «Кураж» и тихо истекать кровью, вспоминая глаза Романа, губы Романа и напевая, как напевала не так давно ему:
Шум улицы будто отсекло от Фанни, обморочная слабость навалилась на нее, словно бы жизнь… ну да, словно бы не день, а сама жизнь медленно уходила из нее – медленно, в тишине, как по бархату…
И вдруг разом, как если бы кто-то схватил за плечи и встряхнул, она очнулась. По противоположному тротуару к дому номер три быстрым шагом приближалась высокая женщина.
Узкие джинсы, простая бежевая куртка, темно-русые волосы небрежно причесаны, лицо усталое, озабоченное. Носом уткнулась в большой шарф, обмотанный вокруг шеи, руки зябко втянуты в рукава куртки. Громко стучат по тротуару каблуки черных туфель.
Сначала Фанни, как в бреду, отметила, что у нее самой на ногах точно такие же туфли из магазина «Минелли». Потом сообразила: да это же она! Та самая женщина, которую Фанни видела наверху, – мать Романа, Эмма! Странно, откуда это она возвращается так рано утром?
А впрочем – какая разница? Может быть, у нее ночная работа. И не в этом сейчас дело!
Фанни ринулась через дорогу:
– Мадам! Одну минутку, мадам!
Женщина обернулась. На лице – безразлично-приветливое выражение:
– Бонжур. Что вам угодно?
– Вы – мать Романа? – выпалила Фанни без раздумий.
Светлые глаза – кажется, серые, а может быть, и зеленые, а впрочем, очень может статься, что и голубые, – изумленно расширились:
– Да. Извините, а вы кто?
– Я… – Фанни осеклась. – Неважно. Знакомая! То есть нет, Роман подрабатывает в моем бистро. «Le Volontaire», знаете? Это здесь, за углом. – Она неопределенно махнула рукой.
– Нет, не знаю, впервые слышу. – Глаза женщины холодны. – Он у вас подрабатывает, вы говорите? И что? Вы хотели отдать ему жалованье? Очень кстати, с деньгами у нас в последнее время плохо.
Ага! Хорошая подсказка!
– Я не взяла с собой, – быстро вывернулась Фанни. – Он сам должен зайти за деньгами, ему нужно расписаться за получение чека…
Она умолкла, увидев, как изменились глаза этой женщины. Да в них откровенная насмешка!
– Мадам… – голос ее звучал тихо, вкрадчиво. – Придумайте что-нибудь поинтересней! И, поверьте, для вас же будет лучше, если вы забудете, что мой сын когда-то у вас… подрабатывал. – Она откровенно усмехнулась. – Ему нужно думать о своем будущем, а вам… а вам пора позаботиться о своей душе. Желаю успеха! Бон кураж!
Она нажала на кнопки кодового замка и вошла в подъезд так быстро, что ошарашенная Фанни не успела ничего сказать. Более того, она даже не успела рассмотреть, какие цифры открывали замок! И ей ничего не оставалось, как повернуться – и медленно, едва передвигая ноги, потащиться за угол, на улицу Друо, в «Le Volontaire». Сикстин только что отпер двери, и, таким образом, Фанни стала первой посетительницей собственного бистро.
Мучительный это выдался день! Не счесть, сколько раз Фанни хваталась за телефон – снова и снова набрать номер Романа, но тут же вспоминала, что его портабль остался лежать на столике в ее прихожей. Забыл? Или нарочно оставил, чтобы она поняла: всякая связь между ними отныне оборвана? Но почему так жестоко, так внезапно?! Неужели он и правда с Катрин?! Тогда получается, ему все равно, с кем спать, лишь бы платили побольше? Да, Фанни с ее велосипедом не сравниться с Катрин и ее «Ауди». Однако Катрин сверкает, только пока на нее сыплются щедрости Лорана. Если Лоран ее бросит, она мигом все промотает и останется такой же ободранной кошкой, какой была раньше. А у Фанни есть «Le Volontaire» – стабильный, гарантированный доход, особенно если делом заниматься так же серьезно, как занималась она раньше, если не пялиться каждую минуту на дверь, не обшаривать взглядом зал в безумной надежде, что вот он – пришел, и тихо сел за столик, и робеет подойти и объясниться, и смотрит на нее, ожидая, когда она наконец его заметит…
А вдруг с ним что-то случилось? Если он вышел на минутку – ведь все его вещи остались в шкафу! – ну, просто прогуляться или за сигаретами, и вдруг…
Вдруг – что?
Надо было позвонить в полицию, вот что! Заявить о пропаже человека!
Да, можно представить себе этот разговор. Вот она звонит по телефону: я хочу заявить о пропаже молодого человека двадцати пяти лет. Он ушел от меня в неизвестном направлении и не вернулся. А вы ему кто, мадам? Я… так, никто. Ваше имя, возраст? И немедленно после ответа Фанни на последний вопрос в трубке раздадутся короткие гудки. А там, куда она звонила, – гомерический хохот и реплики вроде: ищи ветра в поле!..
Ну да, она Роману никто. И даже больше, чем никто. Вот если бы его мать сделала заявление о пропаже сына…
Конечно! Надо еще раз встретиться с ней! Надо ее убедить позвонить в полицию! Сейчас Фанни снова пойдет к тому дому и будет набирать все мыслимые комбинации цифр до тех пор, пока замок не сработает. Тогда она поднимется наверх и откроет этой женщине всю глубину опасности, которая может угрожать Роману. Ведь если он связался с Катрин, это значит, что он посягнул на собственность Лорана, а Лоран не из тех, кто…
Фанни вскочила из-за столика – и замерла. В дверях стояла та женщина! Эмма!
Она обводила глазами зал, наконец наткнулась взглядом на Фанни и замерла, затаилась. Постояла, словно в нерешительности, и торопливо пересекла зал:
– Бонжур, мадам.
– Бонжур, мадам…
Молчание.
– Это вы приходили сегодня?
– Да, я.
– Я хотела извиниться…
– Нет проблем, нет проблем, – торопливо сказала Фанни. – Я понимаю.
Опять молчание. Эмма явно хотела что-то сказать, но никак не решалась.
– Вы что-нибудь узнали о Романе? – спросила наконец.
Фанни задохнулась. Слезы подступили к глазам от разочарования. Она-то надеялась, что Эмма пришла что-нибудь сказать о Романе ей!
Покачала головой, боясь, что если заговорит, то разрыдается.
– Я ему сто раз звонила, но телефон отключен, – сдавленно выговорила Эмма.
Фанни вспомнила, что мобильник Романа так и лежит в ее прихожей. Он не отключен – наверное, просто батарея разрядилась.
– Я начала волноваться. Раньше он всегда звонил мне, предупреждал, если не приходил ночевать. И вдруг на мой телефон пришло сообщение. Вот, смотрите. – Она достала из кармана куртки мобильник, нажала кнопку и протянула Фанни. Это был старый, потертый «Сименс» – подержанный, конечно, купленный по дешевке. На дисплее – текст: «Не волнуйся, все хорошо».
– Не волнуйся, все хорошо… – бессмысленно повторила Фанни. – А номер? С какого номера пришло сообщение?
– Номер не определился, – сказала Эмма.
Такая слабость навалилась на Фанни, словно из нее разом выкачали всю кровь, всю жизнь.
Номер не определился потому, что Роман не хотел, чтобы узнали, где он находится. Не хотел, чтобы его нашли. Не хотел вернуться…
– Вы ко мне зачем пришли? – спросила, еле шевеля губами. – Сами видите, я не знаю о нем ничего.
Эмма взглянула исподлобья.
«Нет, это просто удивительно, – подумала Фанни, – ни малейшего намека на сходство между ними! Ни в глазах, ни в чертах, ни в выражении лица. Словно абсолютно чужие люди! Наверное, Роман пошел в отца. Каким он был, его отец? Обладал ли этим редкостным свойством, которым обладает сын, – сводить женщин с ума?»
– Знаете что… – вдруг сказала Эмма. – Я не верю ни одному вашему слову! Все, что я вижу, – это какой-то грандиозный спектакль, который вы разыгрываете непонятно зачем.
Фанни даже голову откинула назад, словно получила хороший удар в лицо. Она разыгрывает спектакль? Она?!
– На самом деле вы отлично знаете, где Роман, – уверенно продолжала Эмма. – Думаю, вы держите его в своей квартире. Он ведь жил у вас? Я требовала прекратить эти встречи, но он начинал нести какую-то чушь о том, что все это не так просто. Что – не просто?! Объясните мне, чем вы его держали около себя? Своим телом? Да бросьте! Не смешите меня. Мы примерно ровесницы, я знаю, что это такое – тело немолодой женщины, особенно когда вокруг такое изобилие юной плоти, которая так и бьет парню по глазам. Так или иначе, вы его чем-то удерживали, а потом он решил порвать эту связь. И тогда вы пошли на какие-то меры, чтобы его удержать. На какие-то противозаконные меры!
Она сошла с ума, эта женщина!
– Ради Господа Бога… – пробормотала совершенно ошеломленная Фанни. – С чего вы это взяли?
– Да вот с чего! – Эмма с торжеством ткнула ей в лицо мобильник. – Текст на французском языке! Если бы это писал Роман, он написал бы по-русски!
Фанни только головой покачала. Ей вдруг стало жаль эту дурочку. Бедная, бедная… ума меньше, чем у воробья. Логика отсутствует как таковая. А что, если в том мобильнике, с которого отправил свое сообщение Роман, просто-напросто нет опции с русским языком? У Катрин, можно не сомневаться, мобильник – дороже нет и круче не бывает, однако даже в такой крутизне русский шрифт – редкость. Кому он нужен во Франции? Тут скорее понадобятся китайские иероглифы, потому что китайцы на каждом шагу!
Она не стала ничего пояснять. Краем глаза заметила, что посетителей в «Le Volontaire» уже немало, Сикстин сбивается с ног за стойкой, Мао мечется туда-сюда с потным от усердия лицом, однако успевает бросать косой, любопытный взгляд в сторону мадам. Арман вообще глаз с нее не сводит, и даже Шьен так вытянула шею, словно вслушивается в разговор Фанни с матерью ее любовника.
Или правильнее сказать – бывшего любовника?
Фанни прижала руку к сердцу.
Нет! Этого не должно случиться. Кажется, она знает, как вернуть Романа. И пойдет на все, чтобы вернуть его. Буквально на все!
– Послушайте, Эмма, – сказала она быстро. – Не нужно устраивать скандала. Хорошо? Вы не правы насчет меня. Я предполагаю, где находится Роман. Я почти уверена, что он именно там. Но ему только кажется, что все хорошо. На самом деле он может попасть в страшную историю. Мне кажется, ему грозит опасность. Но я не могу сейчас говорить. Вот что… вы сейчас идите, а я… Вы вечером, после девяти, будете дома?
Эмма хлопнула глазами и кивнула.
– Можно, я к вам зайду? – попросила Фанни. – Зайду после работы. Мне есть что вам сказать.
– Ну заходите, – пробормотала Эмма. – Конечно…
– Только скажите код от входной двери, – вспомнила Фанни.
– 1469, – проговорила Эмма. И глаза ее наполнились слезами.
Фанни поняла, почему! Ведь 1469 – это последние цифры мобильного телефона Романа. Того самого, который лежит на столике Фанни. Того самого, который Роман бросил, уходя от нее в новую жизнь и к новой женщине.