Восхищенная первыми сеансами секса с этим шелковым, мраморным, неутомимым божеством, Катрин в конце концов решила оставить его себе. Лоран – для дела, для денег, для жизни, Роман – для удовольствия, какого Лоран дать ей просто не способен: не то оснащение, не та техника. Разумеется, обустроить ситуацию нужно разумно, чтобы основной любовник даже не заподозрил о существовании побочного. Лоран не потерпит неверности. Убить он Катрин, может, и не убьет, но вышвырнет ее вон, словно шелудивую кошку, уж точно. И, того глядишь, вернется к Фанни… А этого допустить никак нельзя!
Конечно, не стоило бы судьбу пытать, нужно было натешиться с красавчиком Романом – да и отвезти его на тот же угол де ла Бурз и де Колонн, где Катрин его подобрала, однако слишком уж велико оказалось для нее искушение владеть сразу двумя мужчинами, прежде принадлежавшими Фанни. Почему? Со стороны могло показаться, будто Катрин ей, бедняжке, за что-то мстит, за какую-то старую обиду. Да ничего подобного! Ничем ее Фанни не обижала, дорожку ей никогда не переходила, хотя бы потому, что до появления Лорана они ходили по разным дорожкам и паслись на разных пастбищах.
«А разве кошки пасутся на пастбищах?..» – сделала перерыв в размышлениях Катрин. Да ладно, какая разница, пасутся или нет, суть в том, что не следует непременно искать в отношениях двух женщин каких-то тайн мадридского двора. Все проще, все примитивнее: она – единственная, она – самая-самая, никто не имеет права одеваться дороже, выглядеть моложе, иметь тех любовников, которых хочется в данный момент… Соперничество с другими «сестрами по Творцу» всегда было движущей силой натуры Катрин. Вот и все.
Итак, она отняла Романа у Фанни, затащила на себя, под себя, имела его справа, слева, сзади, спереди, по горизонтали и по вертикали, стоя, лежа, сидя, на коленях, в постели, на столе, на полу, в кресле, в ванне… Где еще? Ах да, в автомобиле, как же она могла забыть, ведь с этого все и началось! И вдруг совершила открытие: этот неутомимый мальчик не просто обслуживает Катрин. Он видит в ней всего лишь живую вагину, с которой удовлетворяет свою молодую, горячую, неутолимую потребность в сексе, но перед глазами у него – другое лицо, в сердце его – другая женщина!
Кто? Неужели Фанни до такой степени его зацепила, что, даже уйдя к другой женщине – более красивой, более молодой, более… – да более! – он не может ее забыть? Но тогда почему, скажите, бога ради, он от Фанни ушел, почему бросил ее и даже не дает себе труда позвонить и сообщить: жив, мол, здоров, не ищи меня с полицией, но прощай навсегда?
Фанни он не звонил, это точно. Один раз попросил у Катрин мобильный телефон (свой, дескать, потерял), сказал, что должен успокоить мать, которая, конечно, волнуется за него. Катрин так настроила портабль, чтобы номер его на чужом мобильном не определился: ей совсем ни к чему, чтобы какая-то баба начала ей названивать, требуя вернуть сыночка. Роман отправил коротенькое сообщение, но уничтожил его, и Катрин не удалось прочесть, не удалось даже номера узнать, куда оно ушло – номер Роман тоже уничтожил. Не то чтобы она была так уж сильно любопытна, но тем не менее заинтересовалась, с чего он так шифруется, если речь идет всего лишь о мамаше?
Нет, что-то тут не так, не то. Катрин это чуяла всей своей кошачье-тигриной натурой. Именно в ту минуту у нее и зародилось подозрение, что Роману от нее что-то нужно. Не просто секс, пусть даже и несусветный, не только подарочки в виде одежды, обуви и парфюмов. Это как бы само собой разумелось, ведь и Катрин приятно, чтобы мальчик ее благоухал, как цветок, и был одет подобающим образом, в бутике Версаче, к примеру. Как раз этот сдержанно-распутный стиль и шел больше всего Роману, что Катрин сразу определила, ведь она была какой-никакой, а модельер, правда, ночного белья и домашней одежды, но это уже детали, причем детали несущественные. Нет, ему было нужно что-то еще. Автомобиль, может быть? Рановато, еще не заслужил, пока отработал разве что малолитражный «Смарт». Однако он не престижен, это и для Катрин зазорно, чтобы ее любовник, пусть и не официальный, раскатывал на таком уродстве. Если Роман поведет себя разумно, у него будет все, все! Ну, может быть, не все, но очень многое. Конечно, ему придется потрудиться, чтобы удержаться при Катрин, ведь хорошеньких претендентов на место возле нее полным-полно, ну просто не сосчитать, – конкуренция в этом «бизнесе» просто страшнейшая! Не Роман, так кто-нибудь другой…
Не Роман? Другой?
Смешно, но она не хотела другого. Катрин с неудовольствием пришлось признать (в своих слабостях она не любила признаваться даже себе самой!), что всего за два дня она успела неожиданно крепко привязаться к Роману. И дело тут было даже не только в том неописуемом наслаждении, которое он ей доставлял. Никто и никогда не шептал ей таких безумных слов про трусики, которые боится запачкать (половину его шепота, правда, Катрин не понимала, Роман иногда говорил по-русски, но ведь этот страстный, нежный, робкий, испуганный, возбуждающий тон не нуждается в переводе!), никто не носил ее на руках, чтобы тут же бросить на постель, свернуться рядышком, уткнувшись в ее плечо и сплетя ноги с ее ногами, и сонным голосом попросить:
– Спой мне!
Первый раз услышав это, Катрин чуть не расхохоталась, но ее тут же отчего-то слезой прошибло. Вспомнила, как он в самые жаркие, обжигающие минуты становится похож на испуганного мальчишку, которого женщина впервые сбила с пути, и, сама себе дивясь, вдруг запела песенку своего детства: ну вот точно лет сорок (нет, конечно, не сорок, что за чушь, ведь Катрин всего лишь тридцать пять… в смысле, она всем так говорит, а о том, сколько на самом деле, предпочитает не думать), ну, очень давно не вспоминала, а тут и слова, и мелодия из неведомых глубин выплыли – совершенно как те маленькие рыбки, о которых она и спела Роману:
Плавают так же, как большие.
И он уснул в ее объятиях, под звуки этой песенки… А Катрин долго не могла сомкнуть глаз: так теснило сердце. Почему? Сердце у нее всегда было здоровое! Мысли дурные в голову лезли, вот что.
В какой-то телепередаче она слышала рассуждения о том, что женщина заводит молодого любовника не только потому, что он сильней и неутомимей ее немолодого мужа, и не только потому, что хочет напоследок – напоследок, надо же сказать такое! – погреться у костра молодости. К молодым тянет тех женщин, у которых слишком велик запас неистраченной нежности и любви. Не только в том дело, что у них нет детей, – и дети могут быть, но сердце полно любовью, которую надо на кого-то излить. Ну, к примеру, эта женщина никогда не любила. Ее любили, а она – нет. И вот теперь, напоследок…
Merde![4]
Катрин попыталась вспомнить, любила ли она кого-нибудь в жизни. Мужчин? Была нужда! Пускай сами ее любят, нечего на них сердце зря расходовать. Но вот это самозабвенное, девчоночье счастье, которое вдруг охватило ее в объятиях Романа, эта щемящая боль в сердце, эти слезы, которые внезапно навернулись на глаза и обожгли их… Нет, нельзя, не дай бог его полюбить! Она же чувствует его отстраненность, он постоянно думает о чем-то или о ком-то… Он использует Катрин, а она-то была убеждена, что сама использует его!
Зачем он ее использует? Зачем она ему нужна?
Катрин при всей своей хитрости и кошачьей лукавости была очень нетерпелива. Хуже нет – ждать следующей серии «мыльной оперы»! И она всегда норовила заглянуть на последнюю страничку детектива, чтобы заранее знать, «кто кого». Поэтому она приняла самый равнодушный вид и небрежно, с зевком спросила Романа:
– Хотела бы я понять, чего тебе от меня нужно?
Если бы он начал ее пылко разуверять, что дело тут в страстной любви с первого взгляда, Катрин сразу поняла бы: вранье. И, может быть, выставила бы его вон – с трудом, но нашла бы для этого в себе силы, пока еще не столь прочно увязла в этой непрошеной своей нежности. Однако он не ответил… он уже спал, тепло дыша приоткрытым ртом в ее обнаженное плечо и безотчетно водя полусогнутыми пальцами по волоскам на ее лоне. И Катрин ничего не оставалось делать, как усмирить свое глупое сердце и самой искать ответ на этот вопрос.
Она размышляла чуть ли не всю ночь и заснула только под утро. Странные мучили ее сны: Фанни просто-таки ни на шаг не отходила, заглядывала в глаза с незнакомым, победительным, злорадным выражением, а потом вдруг появился Арман, этот отставной флик, которому Катрин регулярно платила за работу, которой он не делал. Арман в ее сне был почему-то с ведерком и малярной кистью в руках. Он подошел к Катрин с обезоруживающей улыбкой (она впервые отметила сходство между ним и Романом, пусть отдаленное, но существующее!), обмакнул кисть в ведро и принялся брызгать на Катрин густой темной краской, очень напоминающей то самое merde, о котором она недавно вспомнила. Она даже чувствовала этот мерзкий запах!
Проснулась – нет, все только сон. Горьковатым медом и сладким молоком пахнет тело спящего Романа. Молодость, ну почему она проходит?! Неужели и он, этот возбуждающий, совершенный, прекрасный, гармоничный кусочек плоти, тоже станет заунывным, седым, брюзгливым? Честное слово, лучше бы ему умереть, чем сгорбиться, сморщиться!
Катрин лежала, глядя в темноту, думая о Романе и его глазах, вспоминая Фанни, которая там, в своей квартирке на пятом этаже, наверняка не находит себе места от ревности и тоски по нему… И вдруг ответ на вопрос: как, ну как могла Фанни так оплошать, совершить такую глупость и показать ей Романа? – возник сам собой, будто кто-то его на ушко шепнул.
Никакой глупости, только голый расчет. Фанни знала, что делала! И Катрин, и ее безудержную жадность до красивых вещей, будь то кольцо, туфли, автомобиль или мужчина, она отлично знала. Фанни нарочно подставила ей Романа. Нарочно!
Для чего? О нет, вовсе не ради заботы о телесном блаженстве бывшей подруги! Наверняка Фанни теперь ищет способ донести Лорану о новом любовнике Катрин! Она, мол, шлюха, ты зря с ней связался, еще неизвестно, что она подцепит от этого мальчишки, а ты – от нее… Ах, ты пользуешься презервативом?! Фу, какая тоска все время трахаться в резинке, но это понятно, ты ей не доверяешь, этой шлюхе, и правильно делаешь. А вот помнишь, как у нас с тобой было – без всяких дурацких чехлов, просто шикарно, и никаких опасений, потому что ты мог мне доверять!
Верная, преданная Фанни по-собачьи посмотрит в глаза Лорана – и он не устоит: Катрин вышвырнет пинком под зад, а Фанни вернет в свою роскошную постель, которую он, идиот, ну нипочем, хоть режь его на части, не пожелал застелить столь любимым Катрин черным шелком, предпочитая белый, даже без намека на рисунок или хотя бы вышивку, чуточку шершавый лен…
Между прочим, не столь уж бредовая догадка. И сон, очень может быть, вещий.
Но тут вот какая штука…
Едва только Катрин вытеснила свою бывшую подругу из вышеописанной постели, она немедленно предприняла кое-какие меры, чтобы оградить свои позиции от нового вторжения Фанни. Для этого ею и был нанят некий оболтус, бывший флик по имени Арман (ну да, тот самый, который мазал ее дерьмом во сне!), некогда уволенный со службы вчистую по ерундовской причине – из-за какого-то ничтожного заболевания, аллергии, что ли, бог его знает, а потом заделавшийся частным детективом. Катрин его рекомендовала одна знакомая, для которой Арман выследил мужа-изменника и помог подвести его под блистательный бракоразводный процесс, причем моральный ущерб, благодаря представленным им доказательствам, составил сумму, на которую эта дама могла жить безбедно до конца жизни со всеми своими тремя любовниками. Ну, идиот-супруг за ней проследить не догадался, иначе еще неведомо, кто кому платил бы, и это доказывает, что лучший способ обороны – наступление! Короче, дама готова была молиться на Армана и называла его величайшим соглядатаем в мире. Катрин не требовала от него ничего такого сверхъестественного – только следить за Фанни и немедленно сообщить, как только на ее горизонте появится мужчина. Катрин не сомневалась, что пояс верности Лорану Фанни развяжет очень скоро, не позднее чем через месяц после разрыва, ну ладно – через два… Однако Арман, регулярно (раз в неделю) представлявший своей работодательнице отчеты, уверял, что пояс верности все еще завязан на самый что ни есть крепкий узел. Это и озадачивало, и смешило Катрин. Но она продолжала еженедельно платить Арману. За минувшие месяцы она перечислила на его счет уже целое состояние, несколько тысяч евро, – и вот вам сюрприз… уже месяц Фанни имела молодого любовника, а Арман об этом – ни слова, ни полслова!
Какой напрашивался вывод? Фанни заметила слежку и перекупила Армана. И Катрин пребывала в уверенности, что все спокойно, в то время как Фанни поспала немножко с Романом, проверила его деловые качества – и решила подложить под разлучницу эту мину незамедлительного действия. Почему бы нет? Why not, как говорил один англичанин, с которым Катрин одно время спала. А Арман продолжает усыплять ее бдительность своими дурацкими отчетами. Нет, настала пора разобраться с этим обманщиком и дармоедом!
Катрин была готова буквально сейчас начать разбираться с паршивцем Арманом, однако это оказалось не столь просто: она куда-то задевала визитку с его телефоном. Проискала ее полдня и, к своему изумлению, нашла-таки – правда, не саму визитку, а рекламную листовку с адресом. И номер телефона на ней был обозначен, да что толку, если абонент постоянно оказывался недоступен? Но у Катрин была такая натура, что если она чего-то хотела, то должна была это получить непременно, все прочее отступало перед этим желанием и делалось несущественным. Вот и сейчас: она хотела скандала с Арманом, жаждала измазать его дерьмом своего негодования и презрения, да еще и деньги назад потребовать – то-то задергается этот оборванец, этот нищий флик! Поэтому она решила поехать поискать его – и даже недоумение, даже явная обида Романа, которого она ни с того ни с сего оставила одного, ничего для нее не значили. Может быть, если бы он набросился на нее, скрутил и потащил в постель, она никуда не поехала бы, однако он надулся, сел перед телевизором, поставив диск с каким-то детективом…
Ну и ладно, побольше силенок останется у него на ночь! Катрин ушла.
Зря ты это, парень. Всякую работу надо делать хорошо, даже если она тебе глубоко не по нутру. Задержал бы тогда Катрин – глядишь, и жив остался бы…
Хотя – кто знает? Может быть, звездочка твоя давно уже погасла, и, раньше ли, позже ли, тебя бы стерла с лица земли если не ненависть, так любовь, не любовь, так ненависть…
* * *На двери Армана был точно такой же золотисто-черный кодовый замок, как в подъезде на рю де Прованс. Эмма сняла там комнату для прислуги буквально на другой день после того, как узнала, где работает Фанни. Сразу пошла в агентство недвижимости на пляс Републик и попросила найти самое дешевое, самое простое жилье в квартале Друо.
– Мало шансов! – заявил, играя глазами, молодой негр в белой рубашке, от которой его кожа казалась еще темнее. Вот странно – она отливала фиолетовым! Значит, лиловый негр Вертинского – не выдумка? А ладони у него были желтовато-розовые, словно нарочно выкрашенные… – Очень мало шансов.
Эмма пожала плечами. Она не сомневалась, что окажись шансов даже не мало, а всего лишь один-единственный, он все равно будет ее. Ей всегда везло на последние места в поездах или самолетах, на «горящие» путевки, на билеты в театр, в советское время – на дефицитную книжку, последнюю пачку масла или килограмм сахарного песку.