часть 11
Милтон
Я никогда еще не чувствовал себя настолько слабым и беззащитным, как в тот вечер, когда вдохнул свой собственный "особенный" запах, который ненавидел до омерзения. Обычно я сразу же выливал на себя целый баллончик подавляющего лосьона, при первых признаках приближения этого кошмара, который наступал, ко всем прочим неприятностям, довольно бессистемно. Я мог лишь приблизительно предполагать, когда это случится в очередной раз, с разбросом плюс-минус десять, а то и пятнадцать дней, поэтому всегда имел при себе запас защитного средства.
Теперь, в условиях плена, я был лишен этого, и не мог ничем оградить себя от окружающей меня опасности, а она была слишком реальна и очевидна, ведь на острове жили и работали одни альфы, причем грубые, сильные, не отягощенные комплексами и какой-то моралью. Быть изнасилованным кем попало я не хотел, я боялся боли, боялся быть помеченным жестким сексом, и тем самым еще больше усложнить свою и без того не слишком счастливую жизнь.
Первыми меня "унюхали" два здоровенных самца, неизвестно зачем вернувшиеся поздно вечером в общую столовую, где я мыл после ужина посуду. По счастью, к тому времени я уже практически закончил работу, и смог улизнуть от их похотливых намерений в свой сарай, где зарылся поглубже в солому, надеясь, что старый застарелый навоз несколько ослабит мой приторный сладкий запах. Шепард (а он тоже смотрел на меня как-то странно) был на своем посту, и вроде бы даже почти не спал, охраняя меня снаружи, может поэтому те двое и не решились предпринять по отношению ко мне каких-то активных действий.
На следующее утро мои мучения начались всерьез. Спрятаться было негде, просить помощи не у кого, да я и не доверял никому, даже Шепарду, голова мутилась и плохо соображала от бессонной ночи, тело пылало и корчилось, как всегда бывало в эти дурацкие дни, а в мечтах я представлял себе глупые нежные сцены любви с Безымянным. Черт подери, почему именно с ним? Почему охваченное страстью тело желало именно его, моего мучителя, упертого в своей "правоте" моралиста, по вине которого я оказался сейчас в почти безвыходной ситуации? Не мог, сволочь, захватить мне хоть пару спасительных баллончиков, чтобы обезопасить от изнасилования первым встречным? Тоже мне, перевоспитатель-невежа, поставивший себе целью отучить меня от супружеских измен, как ты мог забыть об одной из главных особенностей омежьей физиологии?
В курятнике до обеда никого не было, так что чувствовал себя в относительной безопасности, тем более, что все альфы, в том числе и те двое, особенно рьяные до моих прелестей, были заняты на работе, да и Шепард не упускал меня из вида, хоть и держался на расстоянии. Я очень неважно себя чувствовал, глаза слезились, но я упертый дурак по природе, потому и не хотел показывать никому своей слабости. Ближе к концу рабочего дня, когда я уже полил практически весь огород, краем глаза уловил мелькнувшую в кустах тень. Те двое, опять они... пасут меня, наверняка не отстанут... Меня вдруг охватила паника, настолько сильная, что я перестал здраво мыслить, и просто кинулся наутек.
Когда я осознал свою ошибку, было уже слишком поздно. Привычный мир далеко, в глубине острова, а я один на берегу океана, и одуревшие от похоти альфы идут следом, они ищут меня, как охотник добычу, чтобы поймать и сожрать, то есть затрахать до смерти. От отчаяния я не нашел лучшего решения, чем прыгнуть в воду, которая по счастью оказалась не слишком холодной. Более того, мне несказанно повезло, потому что в крохотном заливчике обнаружилась такая же крохотная пещерка, и я смог вползти в нее и лечь там, на теплой прогретой земле, а не торчать в воде бесконечную вечность, чтобы получить переохлаждение, необратимо навредив здоровью. Впрочем, убежище было ненадежно и меня не спасало, и я слишком хорошо понимал это, ибо найти меня - дело времени, и альфы не отступят, пока не доберутся до моего тела. Едва сдерживая слезы отчаяния и страха перед неизбежным, я ругал себя последними словами, и это странным образом поддерживало во мне злость, не давая сломаться. Я был полным дураком, идиотом, дебилом, иначе не кинулся бы сломя голову куда попало, и из двух зол выбрал меньшее, то есть близкое соседство с Шепардом. Даже если он тоже поддался бы природе, лучше уж с ним, чем с этими жуткими чужими типами.
Сколько времени я пролежал в пещерке, сказать сложно, но худшие кошмары сбылись, и меня обнаружили. Я нырнул в воду, чтобы заглушить запах, хотя и знал, что это уже не поможет. Грубые руки вытащили меня на берег, рвали с мясом пуговицы, щипали и тискали, похотливо посмеиваясь и отпуская плоские шуточки. Мне не вырваться, не убежать, не справиться с превосходящим во много раз противником, я отдавал себе в этом отчет, но упрямо не хотел сдаваться без боя. Двинул кулаком в нос одному, укусил за руку другого... Альфы рассвирепели и дали сдачи, удар пришелся куда-то в затылок, боль пронзила меня насквозь, и сознание стало мутиться."Ну, и пусть, лучше так, бесчувственного насилуйте, сволочи... " - успел подумать я и провалился в спасительную темноту безвременья...
А возвращение в реальность оказалось сказочным и настолько нереальным, что я просто не мог в первый миг этому поверить. Замотанный во что-то сухое и пыльное, я был прижат к горячей груди Безымянного, и его ласковый голос тихо шептал мне на ухо какие-то глупости... Такой резкий контраст между полным отчаяньем перед предстоящим ужасным действом, и счастливым избавлением от мук хлынул в меня широкой рекой облегчения и затопил с головой, я растроганно хлюпнул носом и еле сдержался от позорных слез, чувствуя знакомый родной запах моего "мучителя", которого любил сейчас больше всего на этом свете.
Он что-то говорил про баню и лекарства, просил прощения за свою оплошность с баллончиками, а я чувствовал щекой его горячую кожу и тихо таял от наслаждения. До чего ж приятно сидеть у него на коленях, слушать стук его сердца, чувствовать теплые руки, которые обнимали меня так надежно и бережно! Здорово думать, что он беспокоился обо мне, искал по всему острову, спасал из рук насильников, и сейчас греет меня, озябшего, своим телом. В голову пришла мысль, что он только что раздевал меня, видел мое обнаженное тело, и сердце замерло и пропустило удар, а дыхание заволновалось. Мне хотелось остаться с ним навсегда, стать его омегой, вместе спать, отдаться целиком, раствориться в его нежности. Он мягкий и ласковый в постели, я почему-то ничуть в этом не сомневался, он затопит меня поцелуями, как в тот день, когда я свалился со стула ему в руки, сведет с ума бережными прикосновениями, будет любить страстно и трепетно, и я радостно и преданно отвечу ему тем же...
Хмелея от собственных фантазий, я прижался к нему теснее, и неумело прижал губы к изгибу его горячей шеи... Тело дрогнуло, его ли, мое ли, кто разберет? Я чувствовал, что ему приятны мои робкие ласки, что мой запах заводит его, слушал участившееся неровное дыхание... как хорошо, безумно хорошо... я тянулся к нему, в бесстыдном желании большего, и почти не скрывал этого.
-Не оставляйте меня, господин... Не уходите... - я шептал еще какие-то глупости, а машина ехала куда-то в ночь, которая тихо качала нас в своих объятиях...
***
Кто из нас сделал первый решающий шаг, прекрасно понимая, что отступать не захочет? Что путь назад навсегда потеряется в жарком мареве жгучего наслаждения, в котором он щедро затопит меня с головой, всего и без остатка? Кто первым переступил ту призрачную зыбкую грань, что отделяет безудержную страсть от логики и холодного разума, кто первым отбросил все разделяющие нас преграды и бросился сломя голову в пропасть желания? Все это стало вдруг совсем неважным, ведь нам больше не было дела до целого мира, с его выдуманными условностями и глупыми предрассудками. Мы были одни, совсем одни во вселенной, мы наслаждались друг другом, и больше никого не желали видеть.
В бане было совсем не жарко. Этакое бархатное ровное тепло, мягкое и расслабляющее... Мы заперлись и опустили шторку на уличное окошко. Приятный приглушенный свет и совершенно невыносимая эротическая обстановка...
Безымянный сидел верхом на низкой скамейке, а я в такой же позе спиной к нему, почти не дыша, весь во власти его нежных рук, водивших по моему телу вместо губки, потому что она давно уже куда-то упала, а мы даже не подумали, что ее надо бы поискать... скользкие от мыльной пены его руки, бросавшие меня в бушующий омут чувственных ощущений, они ласкали и возбуждали, сбивая дыхание, смывая с меня пыль серого покрывала, пот страха перед насильниками, и сводя на нет действие химического препарата из синего баллончика. Кожа очистилась, поры раскрылись, и мой запах, сладкий особенный запах неудержимого желания, вырвался из-под запрета и заполнил собой все вокруг, смешавшись с тонким волнующим ароматом моего альфы... эта гремучая смесь накрыла нас и понесла неудержимым вихрем безумия, туда где царили страсть и нежность... как снежная лавина, взрыв вулкана, внезапный порыв ураганного ветра...
-О, Милли... ты такой красивый... - я чувствовал спиной его горячую грудь, а руки блуждали по мне, доводя до полуобморока, - о, Милли, этот запах... нежные изгибы тела... - он целовал мне плечи и лопатки, я плыл и таял, почти уже ничего не соображая, стонал в голос и закрывал глаза в совершенном изнеможении. Я тоже хотел прикасаться к нему, хотел что-нибудь бормотать в ответ, назвать его глупо и ласково, я повернул к нему голову, и он немедленно завладел моими губами, взорвав меня изнутри новым каскадом наслаждения.
"Так не бывает! Не бывает. Не бывает... Мой милый, мой любимый... безымянный... Что же такое? Я весь горю... я даже имени не знаю... Мы встретились по ошибке... и скоро расстанемся... мы не должны были встречаться..."
... он взял меня, и я ему отдался. Ощущение внутренней наполненности ошеломило, сбив нервы в бурлящий комок, сорвало последние лепестки стыдливости. Мой первый настоящий раз, но разве он поверит в это? Я что-то лепетал, не понимая слов, вжимался в желанное тело до боли и самозабвения, я целовал его и плакал от счастья. Сладкий спазм сотряс тело, наступившая за пиком приятная расслабленность лишила способности двигаться, и я повис у него на плечах распавшейся на атомы бессильной тенью...
часть 12
Джеф
Дожив до тридцати двух, я практически не знал счастья. Неудачная любовь в юности, жестокое предательство того единственного, без кого я не мог жить, заставило замкнуться в себе и потерять веру в свою половинку. Я запер свое сердце на прочный замок равнодушия, чтобы никто больше не проник в него, и не причинил мне такой же невыносимой ноющей боли, как и неверный возлюбленный. Омеги проходили сквозь меня блеклыми тенями, не затрагивая чувств, оставаясь безликими и зачастую безымянными объектами удовлетворения телесных потребностей, сексуальными партнерами на короткое время, а то и вовсе на одну ночь. Я погрузил себя в работу, получил два высших образования, сделал неплохую карьеру, поднявшись от простого клерка до личного секретаря босса, который чрезвычайно ценил мои деловые качества и умение работать с людьми, и доверял самые деликатные и сложные дела в компании. У меня была квартира в элитном районе, свой собственный загородный дом, дорогая машина и довольно солидный счет в банке. По меркам своего круга я был завидным женихом, и на меня сыпалось немало выгодных предложений от состоятельных партнеров.
Но я не хотел ничего менять в устоявшейся холостяцкой жизни, меня все устраивало, а одиночество совсем не тяготило. Мне было некогда размениваться на что-то иное, кроме работы, да я и не видел в этом никакого смысла. Постоянный партнер из Дома Свиданий раз в неделю посещал мой дом, и этих встреч мне вполне хватало, чтобы удовлетворить потребность в сексе, а жениться и брать на себя новые обязательства и заботы совсем не тянуло. Родители давно отступились от меня, отчаявшись дождаться внуков, и всю свою любовь отдали отпрыскам младшего брата, да я и сам редко наезжал в отчий дом, слишком занятый служебными обязанностями.
На работе меня считали общительным приятным человеком, но в частной жизни я полагал себя скучным занудой, избегающим всего нового и неожиданного, что могло бы поколебать мои давно сложившиеся холостяцкие привычки. На фоне всего этого похищение неверного супруга босса из ночного клуба выглядело полным безумием, и я сам не понимал, что все-таки сподвигло меня на столь безрассудную авантюру? Может, откровения босса заново всколыхнули горькое разочарование юности, когда я сполна испытал на себе боль от измены любимого, и я захотел помочь важному для меня человеку, попытавшись избавить его от мучительных страданий? Или мной руководил кризис среднего возраста, нерастраченная потребность одинокого человека в наставничестве и поучении младшего поколения?
Что бы ни являлось первопричиной, но я совершил этот самый идиотский в своей жизни поступок. Без ведома босса, я грубо вмешался в его внутренние семейные дела, захватил в плен ничего не подозревающего супруга и приставил к исправительно-трудовым работам. Я даже гордился собой, наблюдая, как богатый отпрыск известной фамилии вкалывает словно раб на плантации, обливаясь потом и набивая на нежных ладошках кровавые трудовые мозоли... Я считал себя умным, сообразительным, очень правильным, почти идеальным воспитателем. Я мечтал услышать от босса ошеломляющую новость, что его супруг внезапно переменился, перестал ходить в сомнительные заведения, занялся домашним хозяйством и пожелал забеременеть...
Я зарвался и забыл, что из идиотской идеи не может выйти ничего хорошего, и она заранее обречена на провал. Но когда именно мой план начал трещать по швам, когда все пошло наперекосяк, когда я потерял бдительность и впустил чужого супруга в свое сердце? Гадать было поздно, пытаться вернуть все на круги своя тем более... Я не только с треском провалил поставленную перед собой благую задачу, но и сам попался в хитроумную ловушку насмешницы-судьбы, которая оторвалась на мне по полной программе, заставив влюбиться в своего пленника. Мелвин был замужем, он принадлежал моему боссу, а я не смог справиться с собой, я переспал с ним, я взял его тело, хотя прекрасно знал, что не имел на него никаких прав. Я совершил недозволенное, совершил то, что всегда ненавидел, считал преступлением, недопустимым грехом, тяжким проступком. Чужой супруг неприкосновенен, мой грех непростителен... ему больше нет смысла здесь оставаться, и все, что я должен теперь сделать - вернуть его в лоно семьи, и навсегда исчезнуть из его жизни...