- Спасибо, - негромко проговорил Юки. – Здесь так хорошо…
До их разрыва оставалось всего несколько дней.
Это произошло ночью.
Юноши спали, тесно прижавшись друг к другу. Поэтому, когда зазвонил телефон на прикроватной тумбочке, и Акутагава, аккуратно отодвинув руки Юки, пододвинулся к краю, тот невольно проснулся. Но глаз не открыл, потому что уже знал – такие ночные звонки окружены конфиденциальностью и скрывают за собой что-то, чего Юки не нужно знать.
- Я слушаю… Что? – Акутагава опустил ноги на пол и сел. – Хорошо, сейчас спущусь.
Он оглянулся на Юки, потом взял халат и бесшумно покинул спальню.
Юки знал, что не сможет удержаться. Что сейчас помедлит немного, покинет постель вслед за Акутагавой, и спустится вниз. Так он и поступил – повторив в точности те действия, которые совершил в сентябре, когда у дверей гостиной подслушивал разговор между генералом Хамао, Акутагавой и Ивом.
«Интересно, кто вызвал Акутагаву на этот раз? Кто?…»
- Кто тебя просил тащиться сюда? – доносился раздраженный голос Акутагавы из гостиной. – Ты поднял меня посреди ночи, чтобы засвидетельствовать свою любовь?
- Акутагава, извини. Так вышло, я не хотел причинять тебе беспокойства. Просто я возвращался из Берлина с саммита и решил – чего же мне спешить в Токио? Загляну к тебе, поздравлю с выпускным.
Голос показался Юки знакомым. Он немного отодвинул дверь-купе, и узрел в гостиной Коеси Мэриэмона. До этого Акутагава делал все, чтобы они лично не увиделись – это Юки вполне устраивало, но по телевизору он часто видел премьер-министра и не мог его сейчас не узнать. Сейчас этот внушительного вида человек разговаривал с сыном извиняющимся тоном. Акутагава курил, сидя на диване. Больше в гостиной никого не было.
- Ну вот, поздравил, - подытожил юноша. – Теперь что?
- Может, выпьем по такому случаю?
- Ты пей, а я не буду, - отказался Акутагава. – Где бар ты знаешь.
Некоторое время Коеси Мэриэмон возился у бара, смешивая себе коктейль. Он вернулся с бокалом и сел рядом с сыном, несмотря на то, что на диване было достаточно свободного пространства.
- Я уже подыскал тебе пиар-менеджера, - сообщил премьер-министр. – Очень талантливый малый, раскрутить может кого угодно. Он уже продумал все ходы, составил план действий. К тому времени как ты поступишь в университет, он запустит массовую рекламную акцию…
- Я не стиральный порошок, чтобы так выражаться, - заметил юноша.
- Зато тебя будут знать в каждом доме, в каждой квартире, все, Акутагава. Главное, чтобы не вышло осечки с «желтой» прессой. Ну, ты знаешь, как они любят под всё подкапываться.
- На что ты намекаешь?
Коеси Мэриэмон помялся немного, почти робко глядя на Акутагаву.
- Этот мальчишка. Что, если он о чем-нибудь проговорится?
- Не говори ерунды, отец.
- Но…
- Увянь, я сказал, - голос Акутагавы стал жестче. – Чтобы я не слышал больше этих намеков, ясно?
- Хорошо, как скажешь, - вздохнул мужчина и отхлебнул коктейль из стакана. – Если ты ему веришь, то, думаю, действительно не о чем волноваться.
- Тебе лучше следить за тем, чтобы информация не сочилась из твоих людей, как сок из выжатого лимона, - добавил юноша. – Они слишком много знают.
- Ты можешь выразиться конкретнее?
- Могу. Некоторые из твоих подданных знают, что я, когда мне было семь, присутствовал на казни этого корейца Муккдана. Вот это на самом деле плохо, это может повредить моему имиджу, если они начнут болтать.
- Хорошо, я позабочусь об этом. Если выясню, что кто-то слишком много болтает, тут же уберу. Впрочем, знать всего они, конечно, не могут.
- Хватает и того, что уже есть на слуху, отец. Ты хорошо потрудился, скрывая тот факт, что это я пристрелил Муккдана. Но слухи о том, что я был тогда на казни, всё равно распространились.
Юки не верил тому, что слышат его уши. Акутагава совершенно спокойным, обыденным тоном говорит «Я пристрелил» - то есть, значит, убил? А его отец так же спокойно слушает?! Для них это было явно не в новинку, они беседовали так, будто привыкли обсуждать между делом убийства…
- Ты тогда приятно удивил меня, - ласково произнес Коеси, придвигаясь к сыну еще ближе. – До этого ты, конечно, стрелял по консервным банкам. Но выстрелить в банку и выстрелить в голову живому человеку – это не одно и то же. У тебя совсем не дрожала рука, ты был спокоен и решителен, как и подобает якудза.
«О боже… Этого не может быть! Акутагава, что такое говорит о тебе твой отец?!»
Коеси Мэриэмон протянул руку и коснулся плеча Акутагавы, а оттуда вниз, к груди.
- Ты совсем не скучал по мне? – спросил мужчина.
- Мы оба занятые люди, отец. Разве здесь уместен этот вопрос?
- Мне вот дела не мешают думать о тебе, - Коеси положил ладонь на колено Акутагавы, отодвинув в сторону полы халата. Следом за этим он прижался с влажным поцелуем к изгибу шеи Акутагавы, который будто бы вовсе и не обращал внимания на действия своего отца.
Юки затрясло, когда он увидел это. Из его горла вырвался невольный возглас, и он, боясь быть обнаруженным, отпрянул. Бросившись к лестнице, он споткнулся и произвел шум. Через несколько секунд Акутагава, привлеченный звуками у лестницы, резко открыл дверь. И, естественно, увидел Юки.
- Ты? Что… - Акутагава по выражению лица юноши понял, что тот всё видел. – Юки… Юки!
Юки опрометью бросился наверх.
- Акутагава, что там такое? – в дверях показался Коеси Мэриэмон.
- Иди уже к чертям собачьим! - огрызнулся тот на отца. – Почему ты приехал? Ты все испортил!
Чертыхаясь, Акутагава, перепрыгивая через ступеньки, побежал наверх. В спальне Юки, сгорбившись, сидел в кресле, упершись локтями в колени и закрыв лицо ладонями. Когда он услышал, что вошел Акутагава, то, не поднимая лица, пробормотал:
- Что это было, Акутагава?!
Юноша ответил не сразу. Акутагава неотрывно смотрел на дрожащее тело Юки, и его лицо стало сначала напряженным, потом – смертельно усталым. Он сказал внезапно обесцветившимся голосом:
- Это была моя жизнь, Юки.
- Господи… Ты… Ты все-таки чертов якудза. И ты спишь с собственным отцом.
Акутагава побледнел и сжал зубы, когда Юки произнес это.
- Я не сплю с ним, - ответил он ровным тоном. – Я просто позволяю ему кое-что, и только.
- Зачем?
- Он хочет этого, а я…
- …А ты держишь его на коротком поводке, да? Как и Ива?… – перебил его Юки, и, наконец, поднял голову; его глаза были красными и вспухшими. – Ты завидный манипулятор. Знаешь своё дело. И ты не возразил мне, когда я назвал тебя якудза – значит, согласен.
- Это моя жизнь, Юки, - повторил Акутагава глухо.
- Ты действительно убил человека? – резко спросил юноша.
- Юки, тебе не следовало быть там. Зачем ты спрашиваешь? Ты итак знаешь ответ – «да». Да, я убил человека. И, если ты хочешь знать, я ничуть об этом не жалею. Тот человек заслужил собачьей смерти.
- Боже, - выдохнул Юки, бесконечно вытирая слезы, они всё текли по его лицу и никак не останавливались. – Акутагава, всё это время ты, получается, притворялся? Ты не говорил мне…
- Ты бы не принял этого.
- Потому что это ужасно, Акутагава!
- Весь мир ужасен, Юки. Ты живешь в царстве своих иллюзий, ты не знаешь истинных законов этого мира.
Они надолго замолчали. Акутагава ушел к окну и замер там.
- Знаешь, - Юки разглядывал свои руки, пока говорил эти слова, – хорошо, что это случилось. По крайней мере, ты больше не должен будешь меня обманывать и изворачиваться. Теперь я вижу тебя таким, какой ты есть. Всё прояснилось.
Акутагава молчал.
- Ты не собираешься меняться, Акутагава, это ясно как божий день. Я сейчас окончательно понял, чего ты хочешь на самом деле. Что ж, ты правильно сказал, это твоя жизнь – вот живи так, как хочешь. Только это не моя жизнь, Акутагава! Я не собираюсь жить как ты. И я не смогу быть с тобой поэтому, я не могу тебя принять таким.
Молчание…
- На этот раз всё действительно кончено, Акутагава. ВСЁ! Завтра же я уйду… - Юки, видя, что юноша не двигается и никак не реагирует, подумал, что тот просто игнорирует его. – Черт, Акутагава, ты слушаешь меня или нет?!…
- Я всегда тебя слушаю, Юки.
- Я ухожу!… - Юки выпалил это и весь сжался. Он ожидал в ответ чего угодно – гробового молчания, вспышки гнева, потока ругани и обвинений, даже удара…
- Уходи, - раздался безразличный, до презрения спокойный голос.
Слезы Юки стали обильнее. Акутагава его отпускал. ВСЁ КОНЧЕНО…
На следующий день Юки ушел.
_________
9
…Сказав ему «уходи», Акутагава, больше ничего не прибавив, быстро вышел из спальни. Чуть позже послышался звук отъезжающей от крыльца машины. И Юки провел остаток ночи в одиночестве, терзаясь своими мыслями и чувствами, тихо плача и заламывая себе руки. Рано утром он оделся. На сей раз он решил не быть столь импульсивным - как в два месяца назад, когда, потеряв голову от эмоций, в первый раз пытался уйти от Акутагавы – тогда он в смятении совсем забыл о некоторых вещах, что достались ему от бабушки и которые, естественно, лежали в спальне. Сейчас Юки забрал из шкафа потрепанный и пухлый семейный фотоальбом и небольшой ключ, который ему передала бабушка накануне своей смерти – вот и все личные вещи.
Юки намеревался просто уйти и пешком добраться до учреждения социальной опеки. Но в гостиной его караулили мрачные Тэкесима и Ботаник. Он испугался было, что те начнут уговаривать его образумиться и читать нотации, упрекая в неблагодарности, однако Тэкесима сказал только:
- Уже собрался? Нам приказали подбросить тебя до соцопеки. Мы уже все уладили с документами, так что можешь не волноваться, инспектор из опекунства уже ждет тебя. Поехали?
Юки вначале хотел отказаться, но потом передумал. Ладно, в конце-концов, устраивать очередную сцену на тему «я слишком гордый для этого!» глупо. Акутагава его отпустил и решил, видимо, быть любезным на прощание и помочь ему добраться до государственного учреждения. Это немного, так что можно и принять услугу.
- Поехали, - согласился Юки, старательно отводя глаза.
«Эти люди работают на Коеси Мэриэмона, - подумал он. – Они выполняют приказы Акутагавы. Им, наверное, наплевать, что между мной и Акутагавой случилось. Для них это просто работа…»
Они вышли на улицу, где на подъездной дорожке уже стоял внедорожник, ожидая их. Висело серое весеннее утро, пахнущее ночной изморозью. Юки, остановившись подле автомобиля, невольно оглянулся назад, окидывая трехэтажный особняк последним взглядом. Где Акутагава сейчас? Спит? Или уехал еще ночью? На душе было тяжело, на сердце больно, а какая-то часть разума до сих пор не осознала того факта, что ВСЁ кончено… Ботаник, заметив его затравленный взгляд, неожиданно произнес:
- Юки… Поверь мне, еще не поздно передумать.
Юки вздрогнул. Потом молча открыл дверцу автомобиля и решительно залез в салон. Тэкесима и Ботаник со вздохом переглянулись и сели на передние сидения внедорожника. Тут дверь особняка хлопнула и Юки подумал было, что это Акутагава вышел на крыльцо, но нет – это была госпожа Фынцзу, кутавшаяся в большую шаль и держащая в руках плетеную корзинку. Щуря невыспавшиеся глаза, она, тяжело спускаясь по ступенькам, крикнула телохранителям:
- Эй, бодигарды, меня ждите! Я провожу Юки.
Она залезла в машину, отчего та слегка просела. Юки молча пододвинулся, не понимая, зачем китаянке это нужно – ему было бы проще, если б его никто не провожал. Он опасался, что уж госпожа Фынцзу, в отличие от Тэкесимы и Сугавары, не удержится от замечаний касательно происходящего. Он не ошибся.
- Когда мне сказали, что ты собрался уходить, я и не поверила! – заявила она в своей обычной бестактной манере. – Юки, что на тебя нашло? Разве тебе было плохо у нас? Неужели Акутагава мог сделать что-то такое непоправимое, а? Характер у него, конечно, не подарок, но к тебе он всегда относился хорошо.
- Госпожа Фынцзу, - Юки отвернулся от неё к окну. – Я уже всё решил. И я не хочу обсуждать этого.
- Да пойми ты, глупыш, что нельзя рвать отношения на горячую голову! – взвилась Фынцзу, и автомобиль буквально завибрировал от её голоса. Когда Юки густо покраснел, она продолжила: - Чего смущаешься, а? Сам понимаешь, что все вокруг знали, какая у вас с Акутагавой там любовь. И разве можно в одночасье просто выбросить её на помойку, как ненужный хлам?
Юки упрямо промолчал в ответ.
- Ладно, вижу, что ты уперся как самый настоящий осел, - проворчала китаянка. – Оставайся при своём, Юки. Только вот послушай, что я тебе скажу напоследок. Я на свете дольше пожила чем ты, больше в этих делах кумекаю. Так вот, Юки, знай такую правду: от себя не убежишь, хоть убейся. Человек, любя, срастается душой с тем, кого любит, а душа – это тебе не грубое физическое тело, ограниченное само собою и своими привычками, которое можно усилием воли перетащить с одного места на другое. Если двое расстаются, но их любовь остаётся жива, то и их души остаются связанными между собой; человек уходит - но его душа остается рядом с возлюбленным. Такой человек может долго бродить по миру, но однажды, в один прекрасный день, душа устанет от такого положения вещей, и, не спросив его мнения, просто притащит за власы обратно. Помяни мое слово!…
По щекам Юки поползли слезы, он старался скрыть свое лицо. И по-прежнему молчал…
У серого бетонного здания госучреждения социальной опеки Тэкесима остановил автомобиль. На его крыльце стояла полноватая женщина в дешевом деловом костюме и накинутом на плечи пальто, сжимающая в руках папку. Она явно кого-то поджидала.
- Это госпожа Нумадзу, инспектор соцопеки. Она ждет тебя, я сбросил ей сообщение, что мы едем,- пояснил Ботаник, оглядываясь на Юки.
- Ясно. Ну, всего хорошего, - Юки, прижимая к себе фотоальбом, вылез из машины.
- Постой-ка, Юки, - телохранители тоже покинули автомобильный салон. На улице они приблизились к молча взирающему на них юноше: - Куда ты собрался без своих документов? Они же у нас. Вот, держи.
Они протянули ему большой белый конверт. Юки ко всем прочим своим отрицательным эмоциям вдобавок почувствовал себя полным дураком: фотоальбом взял, а документы забыл! Его диплом, метрика, в общем - всё! Документами всегда занимались Тэкесима и Ботаник – оформляя переезды, поступление в школу и прочие нюансы. Насупившись, он взял из рук Тэкесимы конверт.
- Не забудь и это тоже! Специально для тебя собрала, - прибавила между тем госпожа Фынцзу, всучивая Юки корзинку. – Там деликатесы, сладкое, фрукты. Это на память обо мне. Бери, бери! Не отвертишься!
Пришлось Юки принять корзинку из её рук. Он неловко поклонился ей в знак благодарности, а она вдруг заключила его в свои медвежьи объятия. Чуть не задушив юношу в порыве, она отпустила его и, вконец расстроенная, начала шумно сморкаться в носовой платок.
- Акутагава велел также отдать тебе это, - Ботаник извлек из внутреннего кармана пальто пластиковую банковскую карту с золотым тиснением. - Здесь деньги. Номер кода доступа к счету лежит в конверте.
- Мне ничего не нужно, - тут же ощетинился Юки, отступая назад, словно тот протягивал ему гремучую змею. – Мне не нужны его деньги. Так ему и передай!
- Юки, ну прекрати! – попытался урезонить его Ботаник. – Ты соображаешь, что говоришь? Ты уже закончил школу, значит соцопека просто найдет тебе самую грязную и низкооплачиваемую работу в Японии и место в «общежитии-крольчатнике», где полно тараканов и клопов! А тебе надо приобрести сменную одежду, чем-то питаться до первой зарплаты. Возьми же, зачем всё усложнять еще больше?
- Я же сказал, что мне ничего не нужно! – закричал Юки со злостью. Он направился к крыльцу, где его ожидала женщина. Она уже успела замерзнуть и сейчас зябко переступала с одной ноги на другую.
- Юки, постой! – Ботаник догнал его. – Хорошо, не бери карточку, это твоё личное дело. Но разве мы не друзья, а? Раньше ты считал меня и Тэкесиму друзьями.