Янтарная комната (ЛП) - Конзалик Хайнц 26 стр.


Князь Нетяев и генерал Одоевский обменялись быстрыми взглядами. Царь опять кое-чему научился, как делает это всегда и везде: он валил деревья, пилил доски, вырезал по слоновой кости, ковал подковы и выдёргивал зубы. Потом, в Петербурге, он вдруг начнет стрелять солью и будет радоваться при виде скачущих лакеев и пажей. Господи, защити Россию, ведь в пистолет может быть заряжена и пуля вместо соли.

После десерта король встал, и обед закончился. Дамы присели перед царем в низком книксене и покинули зал, мужчины остались и под предводительством короля перешли в курительную комнату, где их ждали коньяк, пиво и венгерское красное вино.

По знаку Петра в зале осталась его фаворитка Наталья Емельяновна, и взгляды всех мужчин остановились на её глубоком декольте. Фридрих Вильгельм выпятил нижнюю губу. Такому гостю не скажешь, что девице лёгкого поведения не место в кругу мужчин при дворе прусского короля.

— Ваш выстрел солью был впечатляющим, — сказал Пётр и засмеялся. Он обнял фаворитку за стройную талию и без стеснения шлёпнул её по заднице. — Это показывает вашу власть над людьми, вашу независимость и силу. У меня тоже есть жест, который всем понятен. Смотрите-ка, дорогие друзья…

Он схватил со стола серебряное блюдо, поднял его, обхватил обеими руками и начал закручивать — без какого-либо усилия, как бумагу. Газенкова захлопала, король, не отрывая глаз, смотрел на согнутое блюдо, и царь протянул ему эту серебряную трубку, как скипетр.

— На память, — улыбнулся он. — Теперь вы понимаете, почему малышка Наталья всегда со мной? Куда мне девать столько сил?

Он и впрямь как сибирский крестьянин, подумал Фридрих Вильгельм. А я наоборот, достойный глава семейства. Чёрт возьми, он грубее меня. Теперь это поняла даже Фикхен. Это утешает…

— Теперь к трубкам и коньяку, — скомандовал повеселевший Фридрих Вильгельм. Двое слуг распахнули двери в курительную комнату. — Позволим себе насладиться, дорогие господа, после этого будет смотр войск.

В декоративном парке построился Первый батальон Первого гвардейского полка. Гренадеры ждали короля и его гостя, царя из России. Для этого парада они тренировались неделями, унтер-офицеры и фельдфебели ругались и лупили солдат тростями, если они не шли строго по прямой или сбивались с ритма строевого шага, когда повороты вялыми, а боевые упражнения выглядели как игры с детским деревянным оружием. Командир гвардейцев, полковник фон Раммштайн, каждый день инспектировал войско и в течение часа наблюдал за муштрой.

Всё получалось превосходно, но он никогда не был доволен. Командир не должен быть довольным, от этого солдаты становятся безответственными и ленивыми. Следуя этому девизу, фон Раммштайн кричал на офицеров, они орали на фельдфебелей, а те ревели на гренадеров, как быки на бойне, и лупили их.

Теперь Первый батальон стоял на огромном строевом плацу в декоративном парке и ждал царя и короля. Эта демонстрация прусской военной подготовки была настолько важным мероприятием, что главный реформатор прусского войска, ещё в 1713 году произведённый королём Фрдрихом I в фельдмаршалы и этим поднятый на высшую ступень прусского общества, за день до приезда царя в Берлин лично провёл специальную проверку.

— Речь идёт не только о репутации! — сказал при этом старина Дессауер полковнику Раммштайну. — Мы должны произвести впечатление, что непобедимы. И что всё принадлежит нам — стоит только захотеть. Каждый должен исполнить свой долг. И с радостью. От этого зависит всё.

Полковник Раммштайн ответил:

— Вы правы, герр фельдмаршал!

Он намеревался передать это изречение Дессауера офицерам как новый девиз.

Леопольд фон Ангальт-Дессау ввел в армию много нового. Печально известная и пользующаяся дурной славой прусская муштра была его работой.

В армии всё должно подчиняться порядку, так он обосновывал муштру. От приказов командиров до передвижения ровным и парадным шагом и калибра оружия. Строевая подготовка — это когда солдаты стоят в шеренгах, как части единого механизма, и в этом надо упражняться, всегда и без устали, до тех пор, пока солдат не станет настоящим военным.

Краеугольный камень такой армии с полным подчинением и марширующими солдатами был заложен. Солдат не должен думать, только подчиняться. Он всего лишь корм для молоха войны.

Уже в 1698 году Дессауер сделал важное изобретение. Для оружия, которое заряжалось порохом и свинцовыми пулями со стороны дула, использовался деревянный шомпол, и часто во время боя он ломался. Тогда солдаты не могли стрелять. Когда Дессауер это подметил, его озарила простая до гениальности идея, ведь многие гениальные идеи просты. Он изобрёл металлический шомпол. Он не ломался, позволял быстрее заряжать оружие и повысил скорострельность.

«Хорошо стрелять, быстро заряжать, неустрашимость и смелое нападение — это и есть настоящая солдатская жизнь», — говорил Дессауер войску, и оно день за днём упражнялось, солдат ругали и погоняли палками.

Старина Дессауер проверил всё, что должны были показать царю, и одобрительно кивнул полковнику Раммштайну.

— Это произведёт впечатление, — сказал он. — Я доволен. Думаю, король тоже будет доволен.

Фельдфебелю Гансу Гоппелю он приказал приблизиться. Это был широкоплечий, усатый парень родом из Восточной Пруссии, внушающий страх всем новобранцам, которые попадали в его руки. Из его легких вырывался поразительный рык. Кроме того, он во всем был впереди, никогда не уставал и орал на всех обессилевших:

— Что я могу, то и вы сможете, канальи! Нужно только захотеть!

Закон старины Дессауера.

— Завтра вы показываете с двенадцатью специально отобранными гренадёрами особое представление? — спросил Дессауер, когда Ганс Гоппель вытянулся перед ним по струнке. — Будете демонстрировать ближний бой?

— Так приказано! — браво отрапортовал Гоппель. — Нападение и уничтожение противника всеми видами оружия.

— Будьте внимательнее, фельдфебель! — Дессауер предупредительно поднял руку. — Не показывайте царю слишком многое из нашей тактики. Иначе он её скопирует. Покажите только пару маневров: атака, удар, укол. Этого достаточно. Непобедим тот, чьё оружие неизвестно. Всего хорошего, фельдфебель.

Трудно придумать более высокую честь. Престиж Ганса Гоппеля вырос настолько, что он даже испугался.

Появление генерала Иоганна фон Швайница, армейского инспектора, свидетельствовало о приближении короля и царя. По рядам Первого батальона прокатилась короткое нервное движение, потом гренадеры, все — ростом не ниже метра девяносто, в высоких, как башни, киверах, делавших их ещё выше, застыли, как статуи с гигантскими телами и головами, от вида которых всякий нормальный человек придёт в ужас, ощутив рядом с ними свою незначительность.

Король прошёл по строевому плацу, а сбоку от него (гренадёры, увидевшие это искоса, не могли поверить) шагал раскачивающейся походкой моряка, которые всегда вместо земли под ногами чувствуют море, двухметровый гигант вроде них, без парика и шёлковой одежды, в грубых штанах и башмаках, зато его зоркий взгляд проникал прямо в душу.

Пётр остановился перед Первым батальоном и посмотрел на Фридриха Вильгельма сверху вниз. За ними, отступив на два шага, остановились сопровождающие: старина Дессауер, генерал-лейтенант фон Грумбков, генерал фон Швейниц, генерал фон Ренкендорфф, барон фон Пёллнитц, князь Нетяев, генерал Одоевский и карлик Левон Усков. Перед таким сборищем гигантов он должен был чувствовать себя жуком.

— Поздравляю, — сказал царь. — Я никогда не видел такого войска. Везде о них говорят, во всех странах, а теперь я вижу это собственными глазами. Какого роста самый низкий?

— Метр девяносто, ваше величество, — сказал генерал фон Швайниц.

— Отличный рост! — Царь обернулся. — Я мог бы тоже у вас служить, Фридрих Вильгельм.

— Вс бы я сразу произвел в фельдфебели! — Король засмеялся и показал тростью на неподвижную шеренгу в мундирах. — Пройдёмте вдоль шеренги, дорогой друг.

Их величества пошли вдоль строя, и полковник фон Раммштайн скомандовал звонким, пронзительным голосом:

— Внимание! На крааа-ул!

Ряд гигантов вздрогнул, ружья взметнулись в воздух, попали точно в левую руку на уровне груди, раздался один громкий хлопок. Руки остановились на одной высоте, приклады, стволы, макушки киверов и носки башмаков выровнены. Линия не могла быть ровнее. Старина Дессауер, стоявший позади короля, довольно кивнул. Это наверняка поразит царя! Вот она, прусская основательность.

Полковник Раммштайн отдал приказ, поставил длинное офицерское ружье со штыком на землю перед царём и отдал честь. Офицеры, стоявшие перед своими подразделениями с ружьями, поставленными на землю, сдернули левой рукой с голов высокие кивера и остались в белых париках.

Фридрих Вильгельм гордо шагал вдоль строя, совершенно забыв о госте. Он находился на вершина блаженства. Пройти вдоль строя гренадеров, посмотреть каждому в лицо и дать каждому почувствовать: я ваш отец, я всех вас люблю, мерзавцы и канальи!

В конце строя король встрепенулся. Он ткнул тростью в землю и поднял сияющий взгляд на царя.

— Как они выглядят, так и воюют! — сказал он с гордостью. — Они вам продемонстрируют, что против них нет оружия. Всему, что умеет моя гвардия, обучена и остальная армия.

В то время как внизу, на плацу, начался показ боевых действий, наверху, на четвёртом этаже, у углового окна Янтарной комнаты стояли двое мужчин и наблюдали за происходящим. Один из них носил простой, длинный синий сюртук, второй — в ливрее дворецкого.

— Неужели то, что вы услышали, правда? — спросил человек в сюртуке и посмотрел вниз на царя, сидящего в широком кресле и наблюдающего за манёврами двенадцати гренадёров под командованием фельдфебеля Гоппеля. Они демонстрировали атаку и захват вражеских укреплений.

— Из первых рук, Вахтер. Королева сама сказала это генеральше фон Кнобельсдорфф: «Представляете, король подарил Янтарную комнату царю». Я стоял в метре от них и хорошо всё слышал.

— Король не мог подарить Янтарную комнату. — Голос Вахтера дрожал.

— Почему же не мог… Она принадлежит ему.

— Подарить её России… Для Пруссии она будет навек потеряна. Он не должен этого делать.

— Король вправе сделать всё… Кто ему помешает? — придворный Карл Урбан схватил Вахтера за руку. — Я решил сразу сообщить вам об этом, чтобы вы не рухнули в обморок от ужаса, когда об этом скажет сам король.

— Вы настоящий друг, Урбан. — Вахтер опять посмотрел на царя, тот захлопал в ладоши, когда гренадёры Гоппеля продемонстрировали, как саблей срубить голову противнику. — Я поговорю с королём.

— Поговорите? Вы хотите стать калекой после побоев палкой, Вахтер? Подарок обратно не заберешь! Лучше молчите, Вахтер. Примите это, как волю Господа. Король найдёт вам другое место. Есть еще много других дел. Прошу вас, это судьба, склонитесь перед ней…

Вахтер резко кивнул и опустил голову, как будто она отяжелела. Потом он похлопал Карла Урбана по плечу, повернулся, бросил блуждающий взгляд на залитую солнцем Янтарную комнату и не поднимая головы вышел.

Царь, ставший другом короля и восхищенный армией Фридриха, путешествовал еще долго. Как раз когда он рассказывал об этом чуде в Париже, в квартиру Фридриха Теодора Вахтера пришёл слуга и передал приказ короля срочно к нему явиться.

Вахтер выглянул в окно. Наступили сумерки, королевская семья обычно в это время уже закончила ужин. Теперь король сидит за бумагами, подсчитывает военные расходы, читает доклады счётных палат и делает пометки на полях. Он был неутомимым тружеником и лично занимался всем: от торговых пошлин до возделывания заболоченных земель, от военной формы солдат до мира в домах граждан. Иногда он появлялся с неизменной буковой тростью посреди семейной ссоры, если во время поездок по Берлину слышал ругань.

— Когда? — удивлённо спросил Вахтер.

— Немедленно.

Вахтер надел синий сюртук, жена протянула ему каштановый парик. В глубине комнаты, у канделябра с шестью свечами, их десятилетний сын Юлиус читал школьный учебник.

— Чего король от тебя хочет? — озабоченно спросила Адель Вахтер. — В такой-то час? Может быть, Урбан, этот подхалим, который советовал тебе помалкивать, передал королю твои слова? Тогда тебе,Фриц, наверняка грозят побои. Может, он бросит тебя в тюрьму или отправит в солдаты… Почему ты не промолчал?

— Посмотрим, Дайхен. — Он поцеловал жену, застегнул сюртук и последовал за лакеем в кабинет короля.

Когда Вахтера впустили в кабинет, Фридрих Вильгельм действительно работал, сгорбившись над длинным списком. Человеку такого низкого чина полагалось дожидаться у двери. Король поднял голову и посмотрел на него.

— Подойди ближе, — сказал он спокойно. Тон был, как всегда, приказным, но без гнева. — Подойди ко мне. Ещё ближе… Ты что, боишься?

— Нет, ваше величество.

— Это ты правильно сказал. Короля Пруссии не надо бояться, его надо любить. Даже когда ты почувствуешь на спине палку, это для твоего же блага. Ты знаешь, что я подарил Янтарную комнату царю? Тебе уже передали?

— Да, ваше величество.

— И что же, Вахтер?

— Это для меня горе, ваше величество.

— Ты не понимаешь, в чём дело, потому что ты ничего не знаешь о политике. Да и не должен знать того, чего не можешь понять. Вахтер, ты ведь хранитель Янтарной комнаты? Я помню, ты два раза мне докладывал.

— Три раза, ваше величество.

— Не учи меня, каналья! — Фридрих Вильгельм нахмурился. — И давно ты присматриваешь за Янтарной комнатой?

— С 1707 года, ваше величество. Цокольные и настенные панели были закончены, дальнейшие работы производили мастера по янтарю Эрнст Шахт и Готфрид Туров из Данцига. Отец вашего величества, Фридрих I, назначил меня пожизненно хранителем Янтарной комнаты. — Вахтер замолчал, а потом тихо добавил: — Прошло только двенадцать лет.

— Ты думаешь, каналья, что я не умею считать? — Король ударил кулаком по столу. — Теперь Янтарная комната отправляется в Петербург. Что означает пожизненно, Вахтер? Твоя жизнь теперь связана только с ней?

— Почти, ваше величество. У меня сердце разрывается от того, что Янтарная комната уезжает в Россию.

Фридрих Вильгельм замолчал и долго буравил его взглядом.

«Сейчас он решает как со мной поступить, — подумал Вахтер. Палка, тюрьма, отправка в солдаты или просто объявит вне закона. Как это всегда бывает… Ведь моя жизнь ничего не стоит». Король неожиданно заговорил, и Вахтер вздрогнул.

— Ты верный слуга королю и короне. Я доволен тобой. Поверь, я избавляюсь от Янтарной комнаты с такой же охотой, как от глистов. Повторю ещё раз: ты ничего не понимаешь в политике. Речь идёт о величии Пруссии. Я не хочу, чтобы меня называли, как отца — королём в Пруссии, я хочу быть королём Пруссии. А для этого мне не хватает Передней Померании, которая находится под шведами. Она должна принадлежать Пруссии! Тебе ясно, Вахтер?

— Да, ваше величество. Договор с русским царём…

— Хватит болтать! — Король энергично взмахнул рукой. — А что касается тебя.... Ты жил ради Янтарной комнаты, так оно и останется. Вахтер, ты поедешь с Янтарной комнатой в Петербург и и будешь находиться при ней до самой смерти. Я напишу об этом царю. У тебя есть сын?

— Да, ваше величество. — Вахтер почувствовал комок в горле и не смог произнести ни слова. В Петербург… с Янтарной комнатой к царю… Я останусь там. Только бы сердце не выскочило из груди… Мы покинем Берлин и будем жить в Петербурге, этом восточном Версале. — Юлиусу десять лет, ваше величество.

— А твоей жене?

— Будет тридцать один.

— А тебе?

— Уже сорок три.

— И только один ребёнок? Вахтер, ты крепкий мужчина, жена молодая — и только один сын?! Не разочаровывай меня, когда будешь жить в Петербурге, сделай своей жене ещё несколько детей, ещё сыновей. Один не может служить гарантией, он может умереть. Я даю тебе задание, потому что, несмотря ни на что, любил своего отца. Вахтер, поклянись мне, подними руку и поклянись именем Господа…

Назад Дальше