Еще один шанс заиметь потомство одинокому павлину, если он, конечно, успевает восстановить былую красоту, предоставляется только в конце лета — начале осени. Тогда у них проходит второй брачный сезон, иногда сопровождаемый и конфузами. Если самец отрастить хвост не смог, то свои же собратья принимают его за свободную «даму», и от навязчивых ухаживаний практически не отвязаться. Так что случаются у этих птичек и такие «нетрадиционные» мезальянсы.
В итоге поздней осенью — в начале зимы тыл павлинов выглядит весьма непрезентабельно, а сами птички впадают в состояние, которое по отношению к людям можно было бы назвать «ступором», чтобы заново возродиться к жизни по весне и начать отращивать хвост в надежде на лучшее...
«И так из века в век. Сколько существует Греция. С самого ее основания обитатели этой благословленной страны держали павлинов, чтобы те своими истошными воплями отпугивали зло. А еще — с целью, конечно, покичиться перед соседями. Потому что годятся эти птички разве что на ор и расплод, и только очень обеспеченные люди могли позволить себе их содержать. И с тех пор ничего и ни у кого не изменилось. Как видите, у всех народов мира павлины — это символ пусть и красивой, но бесполезной роскоши», — пояснила нам Броня.
— Ааа... Ну, теперь мне все наконец с тобой понято, Слава! — громко выдохнула рядом со мной мать, когда все на какой-то момент замолчали, и наступил момент, о котором говорят — «ангел пролетел».
— Что, что тебе еще понятно?! — взвился я, срывая резинку с волос и встряхивая ими.
— То, почему ты берешь отпуск всегда в начале лета, и в середине осени. У тебя брачный период, как у павлина! И волосы ты начинаешь с весны отращивать, а зимой все время спишь и в ступоре, а еще ты иногда путаешь... мне продолжить? — победно глянула на меня мать.
— Нет. Достаточно, — угрожающе зашипел я под всеобщие смешки, и самый противный — понимающе-солидарный Венькин. — Хочешь сказать, я гожусь только на треп и приплод?!
— Ну, первое, по-моему, в силу твоей профессии — доказанный факт, а насчет второго — хотелось бы уже, — кивнула мать.
Да, вот так прямо, с улыбкой на устах рыбешки имеют обыкновение говорить правду в лицо близким. И действительно, против их фактов не попрешь.
Потом все долго и совсем с детским выражением на лице кормили многочисленных в парке ручных оленей, черепах и енотов-полоскунов с мягкими черными лапами, удивительно напоминающими человеческие ладони. Зверьки деликатно брали кушанье из-за прутьев клетки, с достоинством и неторопливо размачивали его в лоханке с водой, и только потом брали в пасть. За что и получили в свое время вот эту приставку — «полоскуны». И даже наша Фрекен Бок совсем не заметила, как солнце стало клониться к закату. В какой-то момент она глянула на часы и ахнула:
— Господи, мы же уже сорок минут как должны быть в таверне! Акис, как ты здесь оказался?! Я же сколько раз говорила — тебе сюда нельзя с туристами! Но... но... если очень хочется, то с русскими можно...
— Нее! Русские — да! Русские — ура! — заорал громила-водитель, от неожиданности роняя корм и несясь впереди всех на выход.
Ресторан, где нас уже должен был ждать ужин, оказался, конечно... самой обычной, но уютной и вкусно пахнущей таверной с отличными видами на горы и море. Вот только готовить для нас, видимо, еще и не начинали, а на столах отсутствовали приборы. Броню это привело в состояние дичайшей ярости, а мы напоследок полюбовались и на упоминаемый мной в начале рассказа аттракцион «бегающий грек».
Скажу честно, по редкости это явление сопоставимо разве что с полным солнечным затмением. Заставить неспешно, с достоинством перемещающихся в быту греков двигаться в темпе, если речь не идет об игре в футбол и других видах спорта, связанных с легкой атлетикой, способна, пожалуй, только катастрофа. Таковой — ходячей — и оказалась наша Броня.
После пары ее фраз официанты, утирая пот, заносились по помещению как сумасшедшие. Подобной скорости движений у местного населения я еще никогда не видел за все свои тринадцать дней на острове и в материковой части. Собственно, бегающий грек — это такой же нонсенс, как не жующий жвачку среднестатистический американец, сыплющий направо и налево деньгами англичанин или безвкусно одетый урожденный итальянец — житель крупных городов.
А ларчик в случае с нашей таверной в итоге открылся просто. Броня на греческом пригрозила владельцу заведения, что турфирма разорвет контракт с ним на обслуживание туристов. Они давали таверне около тридцати процентов доходов, причем стабильных.
Пока после наконец-то поданных закусок нам готовили горячее, я выскользнул из зала покурить, чтобы не дымить на детей. Присоединилась ко мне и Броня. Пару минут мы молча затягивались, а затем она заговорила первой:
— Что, Павсаний, не очень-то у тебя выдался отпуск в этот раз? — шутливо обронила Фрекен Бок. — Ничего. В конце концов, будет следующий. Лучше. И ты еще поймаешь свою жар-птицу удачи за хвост.
Я повел плечами, вгляделся в кромешную тьму, уже опустившуюся вокруг.
— Ну, вот, теперь еще полночи собирать вещи и спать можно не ложиться, — в записке, что появилась в холле гостиницы, сообщалось о трансфере в аэропорт в четыре утра.
— И из-за этого можешь не переживать. Все и вправду еще может измениться. Я знаю, что говорю, и, Слав, постарайся на будущее не только мыслить, как грек, но и следовать их главному принципу — «охи проблемс».
— В смысле? Ох и проблемс — звучит же.
— А переводится совсем по-другому, — улыбнулась Броня. — «Охи» по-гречески «нет». Так что нет у них никаких проблем. Да и у тебя тоже по большому счету. А если считать, что проблемы имеются, так они вправду найдутся!
От обильного знатного ужина и крепкого вина на обратном пути нас разморило в автобусе, мы кемарили, когда Броня всех разбудила и сказала, что через пятнадцать минут выйдет у своего дома.
— Я не прощаюсь с вами. А говорю всем до свидания! Обязательно увидимся следующим летом на Закинтосе, — объявила в микрофон она под громкие аплодисменты. — А теперь, коль скоро у вас не было претензий к нашему водителю, то давайте отблагодарим и его. Акис скоро женится. Так что — кому сколько не жалко. Но обычно это двадцать евро с человека. Поверьте, безопасность того стоит. Акис у меня лучший!
В пошедший по рядам целлофановый пакет мать щедро положила пятьдесят евро, стукнула меня по пальцам, когда я решил выудить «десятку» сдачу. Увидел я сейчас и торчащее у нее из сумки павлинье перо, явно подобранное в зоологическом саду.
— Ну, и как мы его упакуем? — ошалел я. — Мать, где это взяла? У птицы, что ли выдрала?!
— Просто. Я понесу перо в руках и буду сидеть с ним в самолете, — твердо заявила мне мать. — Не я, Венька выдрал и себе тоже. Слав, положи десятку взад. Человек же все-таки женится, не крохоборничай!
— Мать, ну как ты могла! Птице ж больно было! Теперь и мне понятно, чего они так орали. И Венька хорош, а вдруг вас и вправду посадят. И прощу заметить — ты рецидивистка, с учетом банана, — хмыкнул я.
— Да ладно, Слав. Все обойдется. Вот только, как подняться завтра в такую рань — ума не приложу.
А вставать и не пришлось. Когда мы приехали в отель, то обнаружили новое объявление о переносе времени вылета аж на шестнадцать часов. На Закинтосе мы провели, можно сказать, еще один «бонусный день».
Как в итоге добрались до Москвы хороший мальчик Вениамин с сожителем Валеркой, я, честно, не знаю. Но утром ошарашенный клон Валуева больше не на отдыхе звонил мне и нервно требовал телефон Фрекен Бок. Веньку, не поехавшего на экскурсию в Калавриту и не проинструктированного Броней, «замели» в аэропорту с поличным в виде пятнадцати литров домашнего оливкового масла и целого пучка-хвоста выдранных у павлина перьев. Так что частично я был отомщен. И свое с Венькой отмучился.
С пером в руках я спустился утром на ресепшен, где доплатил за свой и материнский номер, чтобы не кантоваться на улице и спокойно еще раз искупаться в море. Деньги взяли с удовольствием, на перо воззрились с вселенской тоской. Его после дипломатических переговоров упаковали и налепили ценник, что якобы сувенир приобретен в местном магазинчике. Так мы и вышли из щекотливой ситуации.
В аэропорту, когда мы уже прошли посадку, мне осталось сделать для полного морального удовлетворения только одну вещь. Я набрал отца и довольно произнес в динамик.
— Мы через три минуты вылетаем. С павлином, пап!
— В смысле? — опешил отец. — С каким павлином?
— Ну, с самым обычным.
— Ты, что, по пьяни купил живого павлина? Попугайчики и коты у нас жили... но... ты серьезно сейчас?!
— Ага. Купил. Все, отключаюсь, взлетаем, — мстительно обрубил разговор я, зная, что теперь четыре часа пока, мы летим, отцу предстоит мучиться и искать информацию об уходе за этими птицами в интернете.