Было несомненно, что она все делает своим делом. Как — судя по тому, как она поглядывала на меня — было несомненным и ее предположение, что он может интересоваться мужчинами, в частности мной. Я бы не удивился, если бы она мне подмигнула.
— Да, абсолютно не ваше, — сказал я с улыбкой, которая контрастировала с моим тоном. — Я был бы очень благодарен, если бы вы показали мне номер.
— О, да. — Она уловила намек и по пути к моему номеру болтала только о том, что происходит в Скоттсдейле. — Это отдельная комната. Сегодня вы здесь единственный гость, а мы с Биллом живем в другом конце дома. Вас не побеспокоит ни один звук.
— Спасибо. — Я открыл дверь и, закатив внутрь чемодан, увидел, что весь мой личный багаж был доставлен.
— О, их привезли вчера, — сказала Нола, кивая на пластиковые контейнеры для хранения. — Мы занесли их сюда, но конечно же не заглядывали внутрь. Я не хотела любопытничать.
Это сообщило мне о том, что она сунула нос в каждый. Она все еще говорила, но у меня было не так много времени.
— Спасибо. Мне правда нужно отдохнуть. Это был долгий день.
— Ох, конечно. Не обращайте на меня внимания. Я известная болтушка, — сказала она со стариковской улыбкой. — Во сколько вы бы хотели поужинать?
— О, сегодня ужин не понадобится. Однако спасибо.
— О.
Она подождала объяснения, которое я не намеревался давать.
— Что ж, ладно. Во сколько вы желаете позавтракать?
— В семь, если это удобно.
— Да, да. Очень удобно. — Она мечтательно вздохнула. — Должна сказать, это замечательно — встретить кого-то вашего возраста, кто разговаривает должным образом. Молодежь в нынешние времена…
— Спасибо, Нола. С вашего позволения мне нужно воспользоваться уборной.
— Ох! — сказала она и быстро шагнула за порог. — Какой вы любезный. А я-то вас отвлекаю.
Закрыв за ней дверь, я все еще слышал, как она говорит, спускаясь по лестнице. Я упал на кровать, которая оказалась на удивление мягкой и удобной, и громко вздохнул, наслаждаясь благословенной тишиной. Я солгал, сказав, что мне нужно в уборную, но не солгал о том, что это был насыщенный день. Не только потому, что я встретился с профессором Тиллманом и мне предстояло по-настоящему освоить все, что он рассказал, но и потому, что встретил Джека Брайтона.
И каким-то образом заполучил свидание с ним.
Я, Лоусон Гейл. Выдающийся ум и ботаник. Парень, которого никогда не приглашали на свидания, который никогда не встречался. Я не был евнухом, но и… неразборчивым тоже не был. Я никогда не притягивал взгляды красивых незнакомцев. Черт, да и вообще никаких. Но он вопреки всему проявил ко мне интерес.
Жаль, что мы не обменялись номерами телефонов. Я бы позвонил ему и посоветовал не заезжать за мной. Разумеется, я был в состоянии пройти по главной улице и встретиться с ним подальше от любопытствующих глаз Нолы Блум. Еще я мог бы спросить его, как мне одеться для ужина. Я ведь понятия не имел, куда он меня поведет: на пятизвездочный ужин в Лонсестоне или в парк на пикник.
Мне и правда нужно было об этом спросить. И правда не следовало быть таким наглым, чтобы предложить ему сделать сюрприз.
Несмотря на все, я принял душ и к шести оделся в то, что, как я надеялся, было подходящей одеждой. Джек подъехал, как только я вышел.
— Минута в минуту, — сказал он, когда я сел в машину. В самую первую очередь я заметил его улыбку. А во вторую — теплый, пряный запах его лосьона после бритья: легкий, однако волнующий.
— Я надеялся избежать миссис Блум, — объяснил я. — Я не разузнавал у нее о вас, но она точно разузнавала. Сказала мне, что по слухам вы не встречаетесь с женщинами. Мне жаль, если вы считали свои личные дела личными, но похоже, что миссис Блум сделала их… неличными.
Две долгих секунды он смотрел на меня, а потом громко расхохотался.
— Нола Блум — городская сплетница. И я не скрываю тот факт, что я гей. Никогда не скрывал. Насколько я знаю, обо мне в курсе весь город, и Нола была бы очень расстроена, если бы обнаружила, что официально узнала об этом последней.
— О.
Он, перестав улыбаться, нахмурился.
— Вас не напрягает, что люди знают? Если вас смущает, что кто-то подумает, что у нас свидание…
— Но ведь у нас свидание, да?
— Надеюсь, что так.
— Тогда мне все равно. Если вас беспокоит, открыт ли я, так сказать, то да. С тринадцати лет. В сущности, мне никогда не требовалось сообщать о себе, потому что, глядя на меня, все сразу же понимают…
Он робко улыбнулся мне.
— Что вы потрясающий?
Я почувствовал, что краснею.
— Э, нет.
Джек откинулся на сиденье.
— Ладно. Итак, это свидание-сюрприз, — сказал он. — Мне пришлось потянуть за кое-какие ниточки, но думаю, вам понравится. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
— Я подходяще одет? — Я выбрал синие брюки и белую рубашку в сине-бордовую клетку.
Он посмотрел на мой галстук-бабочку, а затем мне в глаза.
— Идеально.
Сам он надел светло-коричневые брюки и черную рубашку с рукавами, закатанными до локтей. Она сочеталась с его темными глазами.
— Вы хорошо выглядите.
— Спасибо. — Он прочистил горло, завел машину и поехал по главной улице. — Как я уже говорил, мне пришлось попросить кое-кого об услуге. Не хотел вести вас в просто какое-то старое место. — Он остановил пикап недалеко от гостиницы, куда, как я искренне надеялся, мы не собирались идти.
Джек выпрыгнул из машины и подождал, пока я присоединюсь к нему. Потом пошел в сторону гостиницы, из бара которой слышалась музыка и громкие голоса, и я внутренне съежился.
— Мы идем в бар?
— Нет, — сказал он. — Мы идем вот сюда.
Он встал напротив кондитерской, расположенной рядом с почтой, которая была рядом с гостиницей. Существовала только одна проблема…
— Кхм, Джек… Она закрыта. — Свет внутри не горел, а на дверной табличке было четко написано: «Закрыто».
Джек улыбнулся.
— Сюрприз!
Он толкнул дверь, и, к моему удивлению, она отворилась. Шагнув внутрь, он подождал, пока я последую за ним. За стойкой стояла блондинка, лицо которой расплылось в широкой улыбке. Джек глубоко вздохнул.
— Ремми, это Лоусон. Лоусон, это Ремми — моя замечательная подруга и владелица лучшей кондитерской Скоттсдейла.
— Здравствуйте, — сказала мне Ремми. Все ее лицо улыбалось, если такое было возможно. Она быстро взглянула на Джека, и они словно обменялись безмолвными фразами. — Верно. Я пойду. Не забудьте закрыть потом дверь. — Она подхватила сумку и ушла, звякнув колокольчиком над дверью. Джек закрыл за ней, и только тогда я заметил столик на двоих, на котором стояла накрытая салфеткой корзина, несколько бутылок с каким-то напитком и маленькая белая вазочка с единственным цветком.
Должно быть, заметив, куда я смотрю, он тихо проговорил:
— Это местная ромашка. Ботаническое наименование Helichrysum milliganii или цмин Миллигана. Ее открыли здесь, в Скоттсдейле. Я подумал, это будет хорошим штрихом.
Я потерял дар речи.
Джек тяжело сглотнул.
— Я простой человек. Я мог бы отвести вас в лучший ресторан и заказать самое дорогое вино, но вы хотели сюрприз. А я хотел сделать что-то, что покажет вам, кто я. Я обычный парень, а это кондитерская моих друзей. Ремми — француженка, ее муж Нико — португалец. Они делают лучшие пироги и выпечку. И я подумал, что тут мы будем наедине.
— Здесь идеально. — Я посмотрел на него и проглотил ком в горле. — И вы не обычный парень.
Он с облегчением улыбнулся.
— Вам точно здесь нравится?
— Вполне, — кивнул я.
Он выдвинул для меня стул, и, садясь, я снова уловил аромат его лосьона после бритья.
— Признаюсь, я занервничал, когда вы подъехали сюда. Я подумал, что мы пойдем в бар.
Джек сел на стул и одарил меня мягкой улыбкой.
— Почему вы занервничали?
Я разгладил ткань своих брюк.
— Я не отношусь к тому типу мужчин, которым рады в большинстве баров в маленьких городках.
— Местные — неплохие ребята. Как я уже говорил, я никогда не скрывал того, что я гей, и никто не сказал мне ни слова.
— Потому что вы высокий и сложены как гора. А я нет. И мое чувство стиля имеет тенденцию оскорблять мужское начало в некоторых мужчинах. — Я пожал плечами. — А также я не нахожу увлекательными разговоры о футболе или непристойные шутки о женщинах.
Джек подавил улыбку.
— Я люблю футбол, хотя предпочитаю не самую популярную в этих краях лигу. И я счастлив сказать, что ни разу не слышал от местных парней непристойных шуток. Не то чтобы я был частым посетителем бара. — Он посмотрел на мою рубашку, галстук, а затем снова в глаза. — Так уж получилось, что мне нравится ваше чувство стиля. Я и не подозревал, что галстуки-бабочки однажды покажутся мне столь привлекательными.
От его слов мое лицо вспыхнуло, и я был благодарен за то, что он не стал это комментировать. Он просто снял с корзины салфетку и открыл нечто похожее на пироги. Сверху лежала сложенная записка.
— Ужин, — сказал Джек. — Я спросил Ремми, что она подала бы на стол, если бы старалась кого-то впечатлить. Она сказала предоставить это ей. — Он взял записку, развернул ее и прочел про себя, улыбаясь. Затем передал ее мне. Это было написанное от руки меню.
«Конвертики с мясом ягненка, мятой и медом, приготовленные из свежих ингредиентов, с гарниром из запеченных овощей. В дополнение предлагается свежеизготовленный местный яблочный сидр. Десерт в холодильнике. Приятного вечера!»
— Ух ты. — Это было так лично и интимно, но расслабляюще. Ничего идеальнее для меня и придумать было нельзя. — Я не знал, чего ожидать, но точно не этого. Если вы хотели произвести впечатление, то вам более чем удалось.
Джек положил пару пирожков мне на тарелку.
— Это заслуга Ремми. Я лишь придумал идею и принес столик, а она сделала все остальное. — Он налил мне яблочного сидра, затем себе и поднял бокал. — За вас.
Я чокнулся с ним.
— За самое необычное первое свидание в моей жизни.
Джек широко улыбнулся.
— Я рад.
Отпив сидра, я одобрительно застонал.
— Вкусно.
— Его, кстати, производят недалеко отсюда.
— Вы очень гордитесь местом, в котором живете, да?
Он кивнул.
— Я люблю его. Маленькие города не для всех, я понимаю. Но здесь я чувствую себя частью общины. Я вношу свой вклад и вознагражден друзьями, которые устроили нам самое уникальное первое свидание. — Он улыбнулся. — Я люблю тихую жизнь.
— Могу вас понять. У жизни в большом городе есть свои преимущества, но она истощает.
— Вы из Мельбурна? — спросил он. Я кивнул. — Расскажите мне о себе. Какова история Лоусона Гейла?
— Рассказывать особенно не о чем, — начал я.
— Вы лепидоптерист, по гениальности соперничающий с Эйнштейном. Поверьте, вы о многом можете рассказать.
Я откусил пирожок с мясом и насладился вкусом, прежде чем снова заговорить.
— Исключительно вкусно. — Затем я ответил на его вопрос. — Я родился в Мельбурне и жил там всю жизнь. Учился в университете Мельбурна. Родителей не слишком обрадовал мой выбор профессии, но в итоге они согласились с ним. — Я положил в рот еще немного еды — на этот раз из горшочка с овощами, наполненного сладким картофелем, баклажанами и артишоками с сыром фета и бальзамическим уксусом. Это было невероятно. Я так увлекся едой, что забыл о разговоре.
Хотя Джек, похоже, был счастлив наблюдать, как я ем. Его глаза не отрывались от моего рта, а губы сладострастно приоткрылись. От его преисполненного желанием взгляда по моей груди разлился жар, и я задался вопросом, сочтет ли он мои действия неприличными, если я встану, обойду стол, возьму его лицо в руки и поцелую?
Глава 5. Джек
Отложив вилку, я сделал большой глоток сидра, чтобы потушить желание, разгоравшееся в моем животе. Я не был уверен, что сдержу свое обещание быть джентльменом, если Лоусон издаст во время еды еще один стон или так же соблазнительно скользнет вилкой меж губ.
Боже. Он был таким сексуальным, и, что делало его еще привлекательней, на самом деле понятия не имел о том, каким чувственным был.
— Прошу прощения, — произнес он, делая глоток сидра. — Все так вкусно, что я забываю разговаривать. Пожалуйста, передайте Ремми, что я впечатлен ее кулинарным талантом.
— Передам. — Я снова набрал полный рот еды и, пережевывая ее, постарался направить мысли в нужное русло. — Расскажите мне о своей семье.
Я узнал, что у него есть старшие брат и сестра, что его назвали в честь Генри Лоусона, и что его брат Патерсон и сестра Маккеллар тоже были названы в честь известных австралийских поэтов. Все трое были одаренными детьми.
— Нет нужды говорить, что в школе нам пришлось нелегко. То, что мы были детьми с необычными именами, которые предпочитали читать, не создавало условий для целостного процесса обучения. Я очень близок с братом и сестрой. Мы часто общаемся. Паттерсон работает в сфере ядерной медицины, а Маккеллар занимается интервенционными эпидемиологическими исследованиями.
— Ого.
Лоусон чуть-чуть улыбнулся.
— Родители надеялись, что я буду изучать медицину. Если быть точным, анестезиологию и предоперационную медицину. — Он состроил гримасу. — Но это было не для меня.
— Почему именно бабочки?
Его улыбка была искренней и широкой.
— Я увлекся ими благодаря дедушке, но они завораживали меня с самого детства. Когда я был маленьким, то мог поймать их и часами рассматривать, прежде чем отпустить. Они невероятно сложные и в то же время простые создания. Хрупкие, но способные противостоять силам природы.
Он смутился, застеснявшись признания, что немного огорчило меня.
— Ваша увлеченность любимым делом прекрасна. Я очень заинтригован. Я бы хотел узнать больше.
Он склонил голову набок.
— Правда?
— Конечно. А что, это странно?
— Ну, большинство мужчин, с которыми я встречался, считали мою работу детским занятием. Они не воспринимали ее всерьез.
— Тогда вы встречались с неправильными мужчинами. Говорить об изучении и сохранении целого вида замечательно.
Во взгляде Лоусона словно зажегся огонь.
— Спасибо за эти слова. И за понимание. — Он тяжело сглотнул, а его взгляд, казалось, стал интенсивнее. — Расскажите мне о себе. О своей семье, о работе в «Парках и заповедниках».
— Я вырос в Хобарте. У меня есть две сестры, Поппи и Эйприл, мама и отчим, и мое детство было самым обычным. Никогда особо не любил школу, больше предпочитал быть на улице. Каким-то образом получал хорошие оценки, поэтому поступил на экологический факультет в университете Сиднея. Был волонтером в сельской службе пожарной охраны, и являюсь им по сей день. Я реализовывал в «Парках и заповедниках» программу пропаганды, стоял у ее истоков, так сказать. И теперь у меня есть лучшая работа на свете.
— Что вы делали в Мельбурне? — спросил он, доев то, что лежало у него на тарелке. — Раз утром вы были в том самолете.
Боже, неужели это было сегодня утром?
— Приезжал на национальную конференцию для региональных менеджеров. Ее устраивают пару раз в год. — Я отхлебнул сидра. — Я не против поездок. Всегда хорошо сменить обстановку, а вкус ночной жизни один-два уикенда в году помогает, так сказать, утолить зуд. Но еще напоминает о том, как сильно я люблю тихие вечера дома.
Он секунду помолчал, потом облизнул свои розовые губы и спросил:
— А в этот раз вы утолили свой зуд?
Вот черт. А он не шутил, когда говорил, что не силен в разговорах и социальных навыках. Он, несомненно, умел, не моргнув глазом, задать прямой и личный вопрос. Под его пристальным взглядом у меня внутри все перевернулось.
— Э… нет. Ни одно из предложений не вызвало у меня интереса. Однако затем я положил глаз на кое-кого в самолете. На привлекательного парня в галстуке-бабочке.
— И как продвигаются ваши дела?
Я улыбнулся ему.