Сперва тело не сдвинулось – оно было слишком погружено в воду. Хуан передвинулся и сделал еще попытку. На сей раз тело подалось. Труп предполагаемой Солей свалился со стойки, которая удерживала его на месте с тех пор, как она упала в воду, и едва не потащил Кабрильо за собой. Он еле удержался при таком сильном течении. Хуан с трудом стал втаскивать тело на колесо. Пальцы скользили по мокрой ткани, кисть начала неметь. Он осознал, что у девушки рюкзак за плечами. Пальцы его вскоре соскользнули, и он ухватился за лямку. Тут тело выскользнуло из рюкзака, и его унесло течением. Произошло это так быстро, что Кабрильо не мог ничего поделать. Только что держал Солей, и вдруг она унеслась.
Хуан обругал себя за глупость. Нужно было обвязать ее веревкой, перед тем как пытаться сдвинуть. Он посмотрел на товарищей.
– Это была она? – спросил Смит, перекрывая голосом шум воды.
– Да, – ответил Кабрильо. – Цвет волос и комплекция те самые. Правда, лица не видел. Сожалею.
Он надел лямку рюкзака на плечо и позволил Линде и Смиту его вытащить. Как только смог дотянуться до каменной платформы, перелез через край. Полежал, тяжело дыша, больше разочарованный, чем усталый.
Наконец Линда протянула руку, чтобы помочь ему встать на ноги.
Тут они услышали шум приближающегося вертолета.
Глава 11
Все трое среагировали одинаково. Кабрильо бросил Смиту рюкзак Солей, потому что тот находился ближе всех к законной владелице, все вместе побежали к лестничному колодцу, чтобы подняться и выйти из храмового комплекса.
«Предположение, что Солей и парень как-там-его подверглись нападению мятежников или контрабандистов-наркодельцов, явно ошибочное, – на бегу размышлял Кабрильо. – Вертолет наверняка принадлежал военным. Значит, к патрулю, находящемуся где-то поблизости, прибыло подкрепление. Солей, должно быть, либо наткнулась на него, либо встретилась с группой, которая выдала их военным. В любом случае было большое невезение как для них, так и для нас».
Они пробежали через основной храм, миновали уровень спален и выскочили ко входу на уровне земли.
– А вот и еще желающие разбавить нашу компанию, – сообщил Макд то, что другие и так уже видели.
Вертолет летел низко, и Кабрильо разглядел сквозь полог джунглей старый советский «Ми-8». В нем могло поместиться больше двух десятков солдат.
– У нас один выход, – сказал он. – Нужно переправиться через реку и скрыться в зарослях, пока летчик не нашел места для посадки.
– Почему не спрятаться здесь, а позже переправиться? – спросил Смит.
Кабрильо не стал объяснять, что у канатного моста наверняка выставят охрану и он не хочет тратить дни или даже недели на поиски другого пути на тот берег.
– Линда, ты идешь первой, затем Смит, Макд и я. Понятно?
Вертолет грохотал в воздухе. Все четверо побежали со всех ног из храма, прячась, как только могли, от наблюдения сверху. В густых джунглях это было нетрудно. Им требовалось пробежать всего триста метров, но у моста возникла бы проблема. Мост был совершенно открыт.
Создаваемый винтами шум изменился, когда вертолет завис на месте. Хуан знал: это означает, что люди быстро спускаются по канатам и через несколько секунд будут на земле. Придется нелегко.
Линда дошла до моста, продолжая идти все тем же шагом. Ноги ее плясали на главном канате, одна рука лежала на направляющем, другая сжимала винтовку. Смит позволил ей отойти на несколько шагов, потом ступил сам на хлипкое сооружение. От прибавления его веса мост закачался, зловеще заскрипел, несколько соединительных веревок порвались.
Кабрильо и Макд бежали рядом, зная, что меньше чем в ста метрах позади «Ми-8» высадил пассажиров и стал подниматься. Его громадный винт колотил жаркий, душный воздух.
Очередь трассирующих пуль пересекла их тропинку, заставив обоих залечь. Хуан перевернулся на спину и выпустил заграждающую очередь, чтобы дать Макд возможность взойти на мост. Затем залег за камнем, и как только видел движение в джунглях позади них, стрелял.
Из кустов вылетела граната. Хуан спрятался за камнем, когда неумело брошенный снаряд сотряс взрывом воздух. Вокруг него впивались в землю осколки, но в него не попал ни один. Лоулесс лежал на полпути между ним и мостом. На дальней стороне Линда вышла на берег, тут же спряталась за опору и открыла прикрывающий огонь. С места Кабрильо вспышки от вылетающих пуль выглядели мерцающими звездами.
Хуан сменил полуопустевший рожок новым, выпустил длинную очередь и выбежал из укрытия. Он чувствовал себя так, будто к спине приколота громадная мишень, а ноги покрыты свинцом. Бежать, казалось, труднее, чем по грязи, когда они только сошли со шлюпки. Достигнув моста, Кабрильо повесил винтовку за спину. Мост подскакивал и качался, словно под электрическим током. Впереди Хуана Макд двигался со всей быстротой, на какую был способен. Смит вышел на берег и помогал Линде.
Пули свистели вокруг Хуана, он старался сохранять равновесие и бежать. Ему казалось, раньше туго сплетенный канат был не таким узким. В тридцати метрах под ним вода билась в белопенном кошмаре. Ожидая в любой миг пулю в спину, он продолжал бег, канат раскачивался под ним словно гамак.
Все время Хуан смотрел под ноги и просто чудом глянул перед собой. Чуть впереди Макда в канат попали пули, выпущенные, вне всякого сомнения, бирманскими солдатами. Канат порвался, лохматясь конопляными нитями, и направляющие канаты приняли на себя дополнительное напряжение.
– Вниз! – крикнул Кабрильо, перекрывая шум боя, и бросился на дрожащий основной канат.
Макд лег, ухватившись за канат руками и ногами.
Даже когда мост только строился, направляющие канаты не должны были нести нагрузку основного. Они продержались несколько секунд, которых Кабрильо хватило, чтобы повернуться лицом к храму. У него была секунда, чтобы увидеть, как двое солдат в полевой военной форме бегут по мосту.
Сперва порвался один направляющий канат, отчего весь мост изогнулся. Через секунду лопнул второй, и Кабрильо внезапно оказался в свободном падении. Он держался за канат, шедший по дуге к буддийскому храму, увеличивая скорость с каждой секундой. Ветер свистел в ушах, мир вращался. Двое бирманских солдат не видели, что надвигается. Один с криком полетел вниз, вертя руками и ногами, пока не рухнул на камни внизу. Вода тут же смыла красное пятно и унесла мертвое тело. Второй сумел ухватиться за направляющий канат, когда они провисали.
Хуан ухватился покрепче и приготовился к удару, сознавая, что если выпустит канат, то погибнет. Он ударился о твердый камень с такой силой, будто на него налетел автобус. Ключица сломалась будто прутик, и вся левая часть тела на миг онемела. А потом его мозг заработал снова, и боль пронизала тело от лодыжки до головы. Из раны на виске текла кровь, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы не разжать руки и разом не покончить со всем этим.
Солдат, ухватившийся за канат в последнюю секунду, издал предостерегающий крик, когда разжал от удара руки и покатился по стене утеса. Хуан не мог ничего поделать. Парень вскользь задел его, заставив немного соскользнуть вниз по канату, и исчез.
Кабрильо посмотрел вниз. Увидел, как солдат пролетел мимо Макда, который как-то держался, хотя пролетел большее расстояние и ударился сильнее, врезался в воду вниз головой и исчез. Хуан не видел, чтобы он появился на поверхности.
Кабрильо понимал: подниматься со сломанной ключицей по канату невозможно, а если он бросится в реку – погибнет. Подумал, что, может, они с Лоулессом смогут раскачать канат и приземлиться на платформе мельничного колеса, но из этого ничего бы не вышло. Платформа находилась слишком далеко.
Кабрильо поднял взгляд, ожидая увидеть торжествующие лица солдат, целящихся в него сверху. Он больше не слышал стрельбы Линды с другой стороны ущелья и решил, что, когда канат порвался, они со Смитом отступили. Солдаты могли подлететь на вертолете через несколько минут, поэтому не было смысла задерживаться из-за ситуации, контролировать которую не могли.
Канат начал медленно раскачиваться, и Хуан сообразил: солдаты, вместо того чтобы расстрелять его и Макда, поднимают обоих к краю ущелья. Участь пленника в этих краях такова, что падение в реку покажется меньшим злом.
«Но пока я жив, пока Макс Хенли и вся команда Корпорации готовы поддержать меня, я ни за что не сдамся», – размышлял Хуан Кабрильо.
Двадцать четыре часа спустя он пожалел, что не сделал этого.
Солдатам потребовалось около десяти минут, чтобы вытащить из ущелья сперва Кабрильо, затем Лоулесса. К этому времени плечо Хуана болело так, словно его проткнули раскаленной кочергой, руки и ноги горели от трения о канат. Его обезоружил солдат с боевым ножом, которым разрезал ремень винтовки еще до того, как Хуан оказался полностью на земле. Другой выхватил пистолет Хуана из кобуры и вынул метательный нож из пристегнутых к ремню ножен.
То же самое проделали с Макдом, когда вытащили из ущелья. Он был дальше Кабрильо на канате, когда тот порвался, и поэтому даже оказался в реке. Брюки его до колен были мокрыми.
Обоих поставили на колени. Двое солдат держали их под прицелом, третий забрал снаряжение. Во время обыска обнаружили, что у Кабрильо сломана ключица, и солдат соединил ее концы обеими руками.
Боль была сильной, но лишь когда солдат убрал руки, Хуан издал легкий стон. Не смог удержаться. Кроме того, обнаружили его протез. Солдат обратился к офицеру в летных очках за инструкциями. Они обменялись несколькими словами, солдат снял протез с культи и отдал начальнику. Тот взглянул на него, улыбнулся Хуану, обнажив гнилые зубы, и бросил протез в пропасть.
Офицер не имел понятия, какой арсенал находился в протезе и что Хуан собирался угнать вертолет, воспользовавшись спрятанным там пистолетом. Просто хотел показать Кабрильо, что он полностью беззащитен и его судьбу с этой минуты контролирует армия одной из самых беспощадных диктатур в мире.
Кабрильо с трудом удержался, чтобы разочарование не отразилось на его лице. Вместо того чтобы обрадовать подонка, показав, как много значил для него протез, он с самым равнодушным видом пожал плечами. Если бы во рту не так пересохло, он бы попытался насвистывать.
Офицеру не понравилось, что демонстрация силы не выявила должной степени страха, поэтому он пролаял команду одному из охраняющих их солдат. Секунду спустя приклад «АК» треснул Хуана по затылку, и мир потемнел.
Сознание возвращалось к Кабрильо урывками. Он вспоминал жуткий грохот во время полета в вертолете, что его дважды избивали, но, казалось, это происходило с кем-то другим, будто сцена из фильма, который он видел давным-давно. Но не приходил в сознание настолько, чтобы ощущать боль или представлять, где находится.
Первым ощущением, когда он наконец вернулся из бездны, была сильная боль в затылке. Больше всего ему хотелось ощупать рукой это место, убедиться, что череп не проломлен. Но Хуан сдержался. Инструктор в Кэмп-Пири, тренировочном лагере ЦРУ, по прозвищу Ферма, однажды сказал ему, что, если бы оказался в плену и не знал, где находится, он лежал бы как можно тише как можно дольше. Это позволяло отдыхать, но еще, что более важно, он мог собраться с мыслями о происходящем.
Поэтому с остро требующим внимания затылком, с болью в других частях тела Хуан лежал, стараясь получить какие-то сведения. Он понимал, что по-прежнему одет, знал по тому, как легко дышалось, что находится не в мешке. Предполагал, что лежит на столе. Напрягал слух, но ничего не слышал. Сосредоточиться было трудно. Каждый удар сердца отдавался в голове.
Прошло десять минут, пятнадцать. Он был почти уверен, что находится один, поэтому рискнул приоткрыть один глаз на долю миллиметра. Никаких форм разглядеть он не мог, но свет видел. Не яркость полуденного солнца, а тусклое свечение электрической лампочки. Открыл глаз чуть пошире. Увидел голую стену из бетонных блоков там, где она соединялась с бетонным потолком. И стена, и потолок были покрыты ржаво-красными потеками и пятнами, в которых Кабрильо узнал кровь.
Он вспомнил, что Макд Лоулесс тоже взят в плен, поэтому мог только надеяться, что Линда и Смит на свободе. Если избежали засады, свяжутся с «Орегоном». Когда они отойдут в шлюпке вниз по реке на достаточное расстояние, Гомес Адамс сможет прилететь за ними на вертолете.
Мерный ритм боли, пронизывающей голову, не замедлялся. Слегка поташнивало – возможно, он получил сотрясение мозга. Хотя был почти уверен, что лежит в камере один, пошевелить головой не осмеливался. Позади него могли находиться скрытые видеокамеры или одностороннее зеркало для наблюдения. Он чуть шевельнулся, как мечущийся в бессознательном состоянии человек. Его лодыжки и запястья были примкнуты к столу стальными наручниками. Он снова замер.
В этом состоянии Хуан не смог бы вынести допроса, и, если его доставили в столицу, Янгон, он скорее всего находится в тюрьме Инсейн, видимо, самой жестокой на планете, с глубокими черными ямами, откуда побег невозможен, а вероятность выжить крайне мала.
Там содержалось около десяти тысяч заключенных, хотя вместимость ее составляет меньше половины этого количества. Многие были политическими активистами и монахами, выступающими против существующей власти. Остальные – уголовники. Такие болезни, как малярия и дизентерия, приобретали там форму эндемии. Крыс было больше, чем заключенных и охранников, вместе взятых. Рассказы о пытках ужасали. Кабрильо знал, что здесь любят избивать людей резиновыми, заполненными песком шлангами и используют собак, чтобы заставлять заключенных гоняться друг за другом на локтях и коленях по гравийным дорожкам.
Единственной его надеждой был электронный чип, вживленный в бедро, и что в эту минуту Макс и остальные члены команды работают над тем, как их вызволить.
Невесть откуда кулак ударил по челюсти, едва не свернув ее.
Кабрильо мог бы поклясться, что в камере с ним никого не было. Этот тип обладал терпеливостью кошки. Притворяться больше не имело смысла. Он открыл глаза. Ударивший его человек был в зеленом военном мундире. Хуан не мог определить чин, но получил легкое удовлетворение от того, что он массировал правый кулак. Голова гудела словно колокол.
– Имя! – рявкнул военный.
Хуан видел двух охранников, вошедших в металлическую дверь. Один оставался около нее, другой занял место возле одного из столов, накрытого простыней. По очертаниям он не мог понять, что под ней.
Поскольку Хуан не назвался достаточно быстро, главный допрашивающий достал из-за пояса обрезок обычного садового шланга. По тому, как он сгибался, Хуан понял, что это утяжеленная дубинка. Она ударила его по животу, и, как Кабрильо ни напрягал брюшной пресс, удар отозвался в позвоночнике.
– Имя!
– Джон Смит, – ответил Кабрильо, втягивая воздух сквозь зубы.
– На кого работаешь?
Он не ответил сразу и снова получил дубинкой по животу.
– На кого работаешь? На ЦРУ? На ООН?
– Ни на кого. Работаю на себя.
Шланг опустился снова: на сей раз удар пришелся по паху. Это было чересчур. Хуан повернул голову, и его вырвало от боли.
– По вашему акценту мне ясно, что вы американец, – произнес любезный голос с легким британским акцентом.
Сказавший это человек стоял у изголовья стола, к которому был примкнут Кабрильо. Хуан слышал, как он закурил, и через секунду над его лицом проплыл легкий дымок. Этот человек подошел, чтобы Кабрильо мог его видеть. Бирманец, как и остальные. Лет сорока пяти. Лицо смуглое, морщинки у глаз и рта. На нем была фуражка с козырьком, но Хуан видел, что волосы его все еще черны как уголь. В этом офицере не было ничего угрожающего, но по спине у Кабрильо побежали мурашки.
– Почему вы оказались в моей стране, притом вооруженным? К нам приезжает так мало гостей из Соединенных Штатов, что мы точно знаем, сколько их в любую минуту в наших границах. Вам, мой друг, не следует находиться здесь. Поэтому скажите: что привело вас в Мьянму?
Кабрильо вспомнилась реплика из фильма «Касабланка».