— Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.
— Шерман, обними меня, прошу тебя.
— Любимый, — она была встревожена, — что с тобой? Скажи мне.
— Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, — он прижался к ней и уткнулся лицом в шею. — Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!
— Брюс, — она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.
— Мой Брюс, — она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.
— Мой Брюс, — она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.
— Да, Брюс, да! — она говорила прямо в его ищущие жадные губы. И он был над ней не ребенок более, а взрослый мужчина.
— Ты так прекрасна, — его грубые любящие руки обняли ее.
— Быстрее, Брюс! — она задрожала от силы своего желания.
— Сейчас, Брюс, — она подалась бедрами ему навстречу.
— Я сделаю тебе больно.
— Нет, я хочу эту боль, — она почувствовала внутри себя сопротивление и закричала в нетерпении.
— Войди в меня! О, как жжет.
— Я остановлюсь.
— Нет, нет.
— Любимая, я не вынесу этого.
— Да, Брюс, любимый. Ты достал до самого сердца. Ее кулачки стучали по спине. И он вошел в нее, чувствуя упругое сопротивление, а затем еще и еще, поднимаясь на самые вершины чувства. Оно росло в нем, обжигающе горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
— О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти — и время, и пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна. Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. «Да, я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки». Брюс зарылся лицом в ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. «Очень трудно разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит, я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов, которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все. Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку».
— Шерман, — прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для поцелую. — Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
— Просыпайся, — он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
— Bon matin, мадам, — с улыбкой произнес он.
— Bon jour, месье, — она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его груди.
— Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
— Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть реальностью.
— Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
— Теперь можешь говорить.
— Я люблю тебя.
— Нет, я точно сплю.
— Правда.
— Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
— А ты?
— Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
— Уже утро. У нас так мало времени.
— Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, — он прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. «Нет, теперь я полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина».
22
На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.
Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.
Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным, нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды в сторону джунглей.
Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до постоянного контакта со страхом окружающих.
«Если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами».
Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании, наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз. Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.
Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под шасси грузовика на останки моста.
— Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени. Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо блестело от пота.
— Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.
— Они скоро приедут. — «Если он, один из самых лучших моих людей, озабочен, то другие просто должны трястись от страха». Брюс посмотрел на лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса. «Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело. Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают. Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой, они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха. Оба варианта одинаково возможны». «Будь сам с собой честен. Ты тоже не слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины ожидания». Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий, нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок. Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души, расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все. Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога. Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические нотки.
— Кому-то понадобились перья в шляпу? — раздался чей-то вопрос, и по лагерю прокатилась новая волна хохота. Пока все обменивались насмешками, напряжение спало. И Брюсу с трудом удалось остановить свой смех. «Ничего страшного не произошло. Часовая разрядка всего за пятьдесят патронов. Нормальная цена». Он подошел к Шерман. Она тоже улыбалась.
— Как дела в продовольственной службе? Какое чудо кулинарии ожидает нас на этот раз?
— Говядина.
— С луком?
— Нет, просто говядина. Лук кончился. Брюс перестал улыбаться.
— Сколько осталось?
— Один ящик. Хватит до завтрашнего обеда. На ремонт моста уйдут как минимум два дня, плюс еще один день на дорогу.
— Думаю когда мы вернемся домой, у нас будет хороший здоровый аппетит. Тебе нужно постараться и растянуть этот ящик на как можно большее время. С этого момента выдавать каждому полпорции. Он был настолько занят обдумыванием этого нового осложнения, что не услышал доносившийся из-за поворота тихий гул.
— Капитан, — позвал капрал Жак. — Вы слышите? Брюс наклонил голову и прислушался.
— Грузовики! — облегченно воскликнул он. Весь лагерь оживился. Ожидание закончилось. Рыча, они показались из-за поворота. Тяжело нагруженные, с торчащими из кузова досками и листами железа, низко сидящие на рессорах. Раффи высунулся из окна первого грузовика.
— Хелло, босс. Где будем разгружаться?
— Подвози все к мосту. Притормози на секунду, я поеду с тобой. Брюс выскользнул из лагеря и подбежал к грузовику Раффи. Пробегая по открытой местности, он почувствовал, как окаменела его спина.
— Никогда не получал удовольствие от стрелы в спине.
— Были какие-нибудь неприятности в наше отсутствие?
— Нет, но они рядом. Колотили в барабаны всю ночь.
— Собирают приятелей, — пробурчал Раффи и отпустил сцепление. — У нас еще будут радости, пока не отремонтируем мост. Думаю, они будут набираться храбрости пару дней, но в конце концов они нас атакуют.
— Подъезжай к мосту, — указал Брюс и опустил стекло. — Я посигналю Хэндри, чтобы он встал рядом с нами. Мы разгрузимся в промежуток между грузовиками и там же начнем строить укрытие из железа. Пока Хэндри подгонял свой грузовик, Брюс заставил себя посмотреть на берег.
— Крокодилы, — облегченно воскликнул он. Стойки для потрошения стояли на своих местах, а зловонная груда человеческих останков исчезла. Запах и мухи, тем не менее, еще присутствовали.
— Ночью, — согласился Раффи, рассмотрев длинные, уходящие в воду следы на песке.
— Слава богу.
Да, моим ребятам не доставило бы большой радости убирать всю эту грязь.
— Надо послать кого-нибудь, чтобы разломал эти стойки. Я не хочу на них смотреть во время работы.
— Да, неприятный вид, — Раффи оглядел две виселицы. Брюс вылез из кабины в промежуток между грузовиками.
— Хэндри.
— Да, так меня зовут, — Хэндри высунулся из кабины.
— Мне очень жаль тебя расстраивать, но крокодилы лишили тебя радости.
— Вижу, не слепой.
— Ну и хорошо. Зная о том, что ты не слепой и не парализован, как насчет разгрузки машин?
— Большое дело, — проворчал Хэндри, но вылез из кабины и заорал на сидевших в кузове, под брезентом, людей. — Эй вы! Вылезайте оттуда. Пошевеливайтесь!
— Какие самые толстые доски сумели найти?
— На три дюйма и много.
— Хорошо. Для основных полотен скрепим штук по десять вместе, — сосредоточенно нахмурившись, Брюс начал организовывать ремонтные работы. — Хэндри, доски раскладывайте по размерам. Железные листы положите сюда, — он отмахнулся от мух. — Раффи, сколько у нас молотков?