В общем, мстить оказалось бесполезно и, по большому счету, не за что. Потому что виноват был Гошка, как ни грустно это было признавать. Но возможность гипотетической мести «брат за брата» совсем не интересовала Полковникова. Не боялся он этого. Он хотел назад свои деньги. Понять его было можно. Но вот согласиться… Ведь это убивало их бизнес.
Правда, осознал это Григорий не сразу. Сначала был разговор с Ларисой и Яной. И вот когда Гриша рассказал им о решении Полковникова, ему в течение часа озвучивали в деталях то, что ждет в этом случае компанию. Крах, разорение, банкротство. Слов много, но суть одна. Они слишком глубоко увязли, слишком сильно подсели на финансовую иглу «Финиста», и теперь изъятие их денег просто сбросит компанию в пропасть. Неотвратимо.
Сердце болело за Гошку. Голова пухла от попыток придумать, что сделать, чтобы спасти свое дело, дело, в которое он вложился весь, без остатка. В итоге Григорий принял решение, которым совершенно не гордился, но посчитал в тот момент самым правильным. Переломил себя в спине и попробовал договориться с Полковниковым. С человеком, который едва насмерть не забил его брата. И это ему было ненавистно просто до тошноты. Но Гриша хотел сделать как лучше. Всем, в первую очередь Гошке. Понимал, каково брату будет вернуться к обломкам компании, которую он сам же и утопил. Пытался спасти хоть что-то. Благородная месть — это красиво, но Гриша научился смотреть на вещи реально. И выделять главное. А главное в его жизни — брат и компания. Все остальное — вторично.
В разговоре с Полковниковым он занимался тем, чем ему в жизни никогда не приходилось делать. И, Бог даст, никогда больше не придется. Он угрожал, шантажировал и торговался. И все это — с человеком, которого раньше считал своим другом. И который едва не убил его брата. Это было самое трудное, что приходилось делать Григорию в его жизни. Вот тогда он увидел в зеркале на своих висках первую седину и это выражение в собственных глазах — так смотрит загнанный зверь, наверное. Но полгода отсрочки он у Полковникова выторговал. По сути — это ничего не решало. Говорят, перед смертью не надышишься. Но он сможет вдохнуть хотя бы пару раз. А еще появилась уверенность, что уж на то, чтобы вернуть брата к нормальной жизни, у него времени и денег хватит. А там… там видно будет.
Он продал все, что мог — купленный не так давно дом с участком удалось сбыть с рук очень удачно, за настоящую цену. Продал и свою вторую машину — понтовый навороченный «Лексус». Продал снегоход, квадроцикл. Много что продал, в итоге все, что у них осталось — Гошкина квартира и две машины. Только вот погоды это принципиально не меняло, это всего лишь капля в море. Но он делал все, что мог.
За столиком повисает тишина. Гоша молчит, закончив свой рассказ, молчит и Люся. Такого услышать она точно не ждала. Такого развития событий и такой откровенности от Георгия. Судя по выражению его лица, он рассказал все. И даже больше, чем планировал. А Люся все никак не может собраться с мыслями и сказать что-то в ответ. И первым молчание нарушает Гоша.
— Знаешь, — он в один глоток допивает согревшееся и ставшее совсем невкусным пиво, — самое досадное в том, что я теперь понять не могу — ради чего все это? Что в ней было такого, что я так… голову потерял…
— Гош… — Людмила понимает — молчать больше нельзя. — А ты ее… любил?..
Он не торопится с ответом.
— Знаешь, — после паузы, задумчиво, — я одно время думал, что так. А потом понял — это не любовь. Нет. Я не знаю, что это было. Но на ЭТО у меня теперь иммунитет.
— А… она? Любила?
— Вот уже точно нет! — усмехается Георгий невесело. — Мне Гришка потом рассказывал… со слов Полковника… что она шкуру свою спасти пыталась. Говорила, что я ее… силой взял…
— И что?!
— Полковник сволочь и урод. Но не дурак. Не поверил. Ладно, — махнул рукой, — давай оставим эту тему, ладно? Как ты понимаешь, мне она не особенно приятна. Спасибо, что выслушала. Я просто хотел, чтобы ты знала… чтобы понимала… что Гришка такой психованный не сам по себе. Это я его так… приложил.
— Гош… — Люся совершенно неосознанным движением сжимает его ладонь, лежащую на столе. — Я уверена, что брат тебя простил.
— Конечно, простил, — в голосе у Гоши ни тени сомнения. — Это же мой брат. Мне кажется, он мне все простит. А вот я себя простить не могу.
— Ты на часы смотрел?
— Смотрел, — невозмутимо раздеваясь. — Тебе сказать, который час?
— Я в курсе, что уже почти час ночи!!! — старший выходит из себя быстро. — А завтра на работу, между прочим!
— Ну, так иди спать, — Гоша по-прежнему невозмутим. — У меня ключи есть, ждать меня нет никакой необходимости.
— Почему так долго? — не отступается, ворчит Гриша.
— Ну, ты же сам понимаешь… — Гоша поднимает вверх руки, осторожно потягивается, потом разводит руки в стороны. — Сначала кино, сеанс поздний, романтический фильм, места для поцелуев… Потом кафе, ужин при свечах и все такое…
Григорий шумно выдыхает.
— Вот зачем ты это делаешь?!
— Тебе объяснить, с какой целью ухаживают за красивой женщиной? Эээх… видел бы ты сегодня Лютика… Она была шикарна…
Гоше показалось, что брат скрипнул зубами.
— Ты ставишь ее… и себя… в дурацкое положение!
— Чего это? Люсе со мной хорошо!
— С чего ты взял?
— Я, знаешь ли, могу определить, когда женщине со мной хорошо.
— Слушай, не морочь девчонке голову.
— Девчонке? — Георгий демонстративно изумляется. — Вон как мы заговорили… Между прочим, еще неизвестно кто кому голову морочит. Люся меня сегодня просто свела с ума…
— Бл*дь, ты как глухой! Она же тебя выше! Вы нелепо выглядите рядом!
— Слушай, — Гоша засовывает руки в карман брюк, — вот меня это не беспокоит. Лютика это не беспокоит. А почему ты-то так волнуешься?
— Я не волнуюсь!
— Да?
— Да! — рявкнул. — Я пошел спать.
— Спокойно ночи, Большой Брат. А я еще посижу с полчасика. Надо немного успокоиться после такого… волнительного вечера.
Гришка лишь буркнул что-то неразборчиво и демонстративно молча ушел в спальню.
— Людмила, первый час ночи!
— Не надо меня ждать, я и сама могу дверь открыть. С Моней гуляли?
— Гуляли. И ты нам собакой зубы не заговаривай! Почему так поздно?
— Потому что, — вешает шубку на плечики. — Мне почти тридцать лет. Не поздновато ли мне допросы учинять?
— Люся, мы волновались!
— Напрасно. Я же предупредила, что ухожу с Гошей и буду поздно.
— А что вы… — начинает бабушка, но неожиданно Люсе на помощь приходит мама:
— Хорошо провели время, доченька?
— Да, отлично. Только устала, поздно уже. Я спать. Спокойной ночи.
Она плотно закрывает дверь в свою комнату, чтобы не слышать, что отвечает мама на вопрос бабули: «Как думаешь, Тоня, у него намерения серьезные или так?».
Они неисправимы. Чуть позже, уже лежа в постели, перед тем, как провалиться в сон, она успевает подумать о том, что, хотя у нее самой к Гоше нет и тени каких бы то ни было романтических чувств, сомнений не возникает — она провела вечер с мужчиной. Не с другом, не с подружкой. С мужчиной. Несмотря на то, что он был ниже ее ростом (что его вообще ни капельки не смущало), несмотря на все его шутки в свою сторону, несмотря на то, что он ей рассказал — Георгий был мужчиной во всем — уверенный в себе, самодостаточный, состоявшийся как личность и не сомневающийся в своей мужской привлекательности. Вот такой вот коктейль получился сегодня вечером. Но анализировать это нет ни сил, ни времени. Люся засыпает.
Глава 6. Большое возвращение
— И куда ты сегодня ведешь свою малышку?
— Мы с малышкой идем в боулинг.
— А тебе можно? — в голосе старшего звучит неумело замаскированная тревога.
— Лютик говорит, что это что-то вроде гимнастики. И что она будет за мной присматривать.
— Ну-ну…
— Тебя с собой не возьмем, даже не проси. Ты нудный.
— Больно надо!
— Гоша! Я тебе говорила! Не бери тяжелые шары. Ты хочешь сорвать спину?!
— Люся, прекрати кричать. На нас смотрят.
— Я тебе три раза сказала. Три! А ты меня не слушаешь! Как тебе еще объяснять?!
Они стоят и ругаются в самом начале дорожки для боулинга. На них не просто смотрят. Вокруг уже собрались зрители.
— Зато я выбил страйк.
Она глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, при это все без исключения взгляды окружающих прикованы к тому, как поднимается и опускается грудь в вырезе бирюзового джемпера.
— Я сейчас… влеплю тебе такой страйк, что мало не покажется! Вот честное слово!
— Как это?
— Подзатыльником!
— Люся! — он качает головой. — Это же не наш метод!
— Гоша! Я тебя…
Он приподнимается на носки и легко целует ее в губы. Дискуссия тут же прекращается. Гоша наслаждается ее замешательством, Люся пытается что-то сказать, кто-то из окружающих аплодирует.
— Твой бросок, Лютик.
У нее такой взгляд, что он благоразумно отступает на пару шагов назад. Этот фрейм Люся заканчивает прочерком.
— Как вечер прошел?
— Все хорошо, мамуль.
— Люсенька…
Люда прекрасно знает, что означает этот нерешительный, будто извиняющийся тон. И рано или поздно ее будут допрашивать. Неизбежно.
— Да, мам?
— Ну, а как у вас… вообще?
— Вообще — прекрасно.
— Люся, он хороший человек… вроде бы…
— Людмила, что у него за интерес к тебе? Жениться будет? — подоспела тяжелая артиллерия в виде бабушки.
Люся преувеличенно громко вздыхает. Все это было б так смешно, когда бы ни было так утомительно.
— Это я… я замуж не собираюсь.
— Почему это?! — обе ее надзирательницы, хором.
— Потому что он мой друг. И только друг.
— Чушь! — бабушка безапелляционна. — Выдумала тоже, друг какой-то! Какой мужик будет ради дружбы женщину обхаживать?
Люся качает головой. Объяснять бесполезно.
— Люська, китайского болванчика не изображай! Я жизнь пожила, знаю! Не станет мужик без повода время тратить! Так что не ври — себе и нам.
— Да думайте, что хотите, — устало говорит она. — Я вам свое мнение сказала.
Новый год она встретила обычным манером — дома. К ним с мамой и бабушкой еще присоединилась соседка, Лидия Тимофеевна. Шампанское Люся привычно открыла сама — научилась, куда денешься, если мужиков в доме отродясь не бывало.
Три кумушки, выпив по бокальчику игристого, разрозовелись, все что-то бурно обсуждали — новости, чужих детей, речь президента, новогодний огонек. Все как всегда. А сама Люся вскоре после полуночи пошла на улицу, прихватив Пантелеймона. Монька громко лаял на фейерверки и пытался лезть целоваться к прохожим. Такой порыв здоровенного ротвейлера ценили далеко не все, но народ был уже подвыпивший, поэтому Монти даже пару раз удостоили званием «Ой, какая милая собачка». Через час они вернулись назад, порядком оглохшие и надышавшиеся пороховыми газами. Все, теперь спать. Ей завтра на работу.
— Людмила, это никуда не годится! — ее перед выходом из дома бабушка кормит поздним завтраком. И это отнюдь не вчерашние салаты, а свежие оладьи. — Ну, ты что, не человек, что ли? У всех праздники, а ты первого января на работу!
— Ну и что? — пожимает плечами Люся. — Я выспалась, времени вагон. Всего один клиент. Все лучше, чем на диване валяться и в телевизор смотреть.
— Тебе иногда можно и поваляться!
— Вот вернусь и поваляюсь, — обещает Люся.
— Кому там так приспичило, что аж невтерпеж? — бабуля кладет ей на тарелку еще пару оладий. — Али помирает кто?
— Не помирает. Но надо. Хорошему человеку.
— Хорошего человека не Георгием зовут случайно?
Людмила вздыхает. Они от нее не отстанут. А что будет, если этим двоим сказать, что у Георгия есть еще брат… От которого, как раз, в отличие от Гоши, что-то екает внутри… Тогда ее точно съедят! Лучше молчать и не признаваться. Им. И себе.
Она выехала из дому с запасом, но первого января дороги пусты. В итоге оказалась в «Синей звезде» на пятнадцать минут раньше того времени, на которое они договаривались с Гошей. Не в машине же сидеть?
Дверь ей открыл Григорий. На нем вполне приличные спортивные штаны и ярко-красная футболка. Но волосы на голове выглядят так, будто он только что с постели, на лице — двухдневная щетина. Стоит, привалившись к дверному косяку, сложив на груди свои огромные ручищи. Разглядывает ее, в квартиру пропускать не торопится. И, сначала — молчит. А потом:
— Ну, здравствуй… Дедушка Мороз.
Люся невольно улыбается. Такое обращение ее нисколько не удивляет — на голове у нее красный колпак из искусственного меха с белой отделкой по краю и таким же помпоном. Ну, а что, Новый Год же! И настроение у нее отчего-то удивительно хорошее. Какое-то и в самом деле праздничное. И она решает ему подыграть.
— Ну, здравствуй… Гриша.
У него слегка выгибается бровь, но он отвечает ей в том же тоне:
— Ты принес мне подарок, дедушка?
Он шутит с ней? У Григория Сергеевича есть чувство юмора? Сейчас проверим.
— А ты был хорошим мальчиком, Гришенька?
— Нет, — качает он головой, все так же подпирая плечом косяк. — Если честно, то не был. Даже больше — совсем плохим… мальчиком был. Совершал всякие нехорошие поступки.
Он все это говорит без тени улыбки. Шутка как-то перестает быть шуткой.
— Нууу… Гриша, ты же понимаешь… плохим детям Дед Мороз не приносит подарков.
— Понимаю, — кивает он. — Да я и не жду, собственно. Ладно, что мы в дверях-то стоим? — отступает назад, в коридор. — Давай, дедушка, заходи…те.
Люся проходит в квартиру слегка растерянная. А он вдруг неожиданно продолжает их шутливый диалог:
— А ты где, — проводит ладонью по своей небритой щеке, — бороду-то посеял, дедушка?
— Пропил, — смеется Люся, стягивает колпак и кладет его на полку.
— Ай-ай-ай, как это нехорошо — говорить такое детям, — он усмехается и тут же отводит взгляд от рассыпавшегося по плечам каштанового великолепия.
— А где Гоша?
— В душе. Сказал, что хочет быть для своего Лютика чистеньким и вкусно пахнущим.
Люся не успевает подобрать слова для ответа — за стеной стукает дверь и спустя пару секунд в коридор выходит Гоша, вытирая голову полотенцем. У Люды «дежа вю», хорошо хоть, в этот раз мужчина одет.
— Лютик! С Новым Годом! — она еще не отошла от Гришиного приветствия, а теперь вот Георгий: вдруг обнимает ее крепко, целует в щеку. Она может только глазами хлопать, растерянно глядя на него. Стоящий рядом Григорий удивлен едва ли не больше. И, кажется, чем-то недоволен.
— Так, где-то тут у меня был твой подарок… — Гоша роется на открытых полках шкафа-купе, пока Люся пытается прийти в себя от странного поведения обоих братьев, а Григорий переводит мрачный взгляд с нее на Гошу и обратно. — А, вот он! Держи!
Подарком оказалась фигурка голого купидона с луком, колчаном и крылышками. Петля, точащая из головы пухлика, намекала на то, что композиция должна куда-то вешаться. Например, на зеркало заднего вида.
— Это тебе в машину, — слова Гоши подтверждают ее догадку.
— Спасибо. Симпатичный.
— Можно? — Гриша забирает у нее фигурку. Разглядывает. — Кого-то он мне напоминает… — расчетливо смотрит на брата.
— Ну, разве что улыбкой, — наклонив голову, Люся тоже смотрит на фигурку в Гришиной руке.
— Вообще я имел в виду другое… Не улыбку.
— А что? — недоумевает Люся.
— Ну… такой же маленький… гхм… эээ…
— СВИДЕРСКИЙ! — Гоша локтем заезжает брату в бок. — Оставь свои сальные шуточки для мастерской! И вообще — отдай Люсе ее подарок!
Григорий лишь потирает бок и довольно улыбается.
— А у меня тоже есть для тебя подарок, — Люся вспоминает, чем может сгладить этот момент. — Держи, — достает из сумки обернутую в фольгу фигурку.