— Угу.
— Тогда рассказывай.
— Что тебе рассказывать? — он даже на секунду отрывает взгляд от дороги.
— Порядок упражнений.
— Люсь, ты шутишь?!
— Тебе веры теперь нет, — к ней вернулась былая невозмутимость. — Так что доказывай, как ты выполняешь мои предписания.
— Ты думаешь, я помню?!
— Если делаешь каждый день, то помнишь.
Тон ее настолько ровен, что Гоша понимает — спорить бесполезно.
— Хорошо. Исходное положение — лежа на спине. Разводим руки в стороны.
— Дальше.
Гоша вздыхает.
— Не отстанешь?
— Нет.
— Ладно, — еще один демонстративный вздох. — Исходное положение — то же. Поднимаем руки вверх. Поочередно. Потом одновременно.
Людмила удовлетворенно кивает. Машина катит сквозь снег, неоны реклам и свет фонарей.
— Ну что, сиротка, купить тебе попкорн?
— Если честно, терпеть его не могу, — немного виновато улыбается Гоша.
— Отлично. Я тоже.
На них обращают внимание. Людмиле не привыкать — если она одета ярко, незамеченной она не остается. Ну а в паре с Гошей они смотрятся, наверное, особенно… колоритно. Георгий, однако, не выглядит хоть сколько-нибудь смущенным удивленными взглядами со стороны. Весел, галантен, дружелюбен. И все это — без тени фальши.
Выбор фильма Люсю удивил. Но удовольствие это ей получать не мешало, нисколько. Чудесный, добрый и очень смешной, местами просто до слез, мультфильм.
— Гош, почему мультик? — после кино они сидят в небольшом кафе в том же торгово-развлекательном центре. Гоша пьет безалкогольное пиво, у Люси в руках бокал белого сухого, на столе — соленые фисташки и сырная тарелка.
— Да это самое приличное, что сейчас идет, — он отхлебывает пива. — Кстати. Казанцев тебе привет передавал.
— Был у него? — Люся нисколько не удивлена. — Что сказал? Всыпал тебе горячих?
— Всыпал, — соглашается Гоша. — А ты его давно знаешь?
— Да мы лично и не знакомы, — усмехается Людмила. — Видела его как-то по телевизору в наших местных новостях. Так, через пациентов только знаем друг друга. Одно же дело делаем, общее. Он замечательный доктор.
— Он о тебе тоже с большим уважением отзывался.
— За что кукушка хвалит петуха… — улыбается Люся. А потом становится серьезной: — Гош… Ты мне обещал рассказать.
Он задумчиво покачивает в руке бокал с пивом. Обещал, действительно. Да и почему нет, собственно? Брату он так и не смог толком объяснить, что произошло. И почему он это сделал. Так, может быть, сможет это объяснить Люсе? Или, хотя бы, самому себе?
Беда пришла, как водится, нежданно и под маской хороших новостей. И принес ее Гришка. Но вот уж что-что, а винить брата было бы совершенно неверным. Потому как начиналось все просто замечательно.
Свежеприобретенная Гришкина привычка встречать Новый год в деревне Георгия ужасно раздражала, но переспорить или переубедить брата было невозможно. Как только Григорий наконец-то решил, что может себе финансово позволить купить дом, а с ним и большой участок земли, так вытащить его оттуда по выходным не стало никакой возможности. А на Новый Год Гришка и вовсе уезжал даже не в дом свой, а совсем в глухую деревню, на пару со своим водителем, к тестю Валерия Павловича. Когда Георгий с недоумением спрашивал: «Что там делать?!» ему отвечали неизменно: «Баня, самогон, рыбалка». А когда Гоша ошалело переспросил: «Самогон?!», брат просто махнул на него рукой со словами: «Не пробовал первач Галины Денисовны — так и нос не морщи». В общем, понять смысл такого времяпрепровождения Гоша не мог, не пытался даже, а от приглашения составить компанию отказывался. Но именно оттуда, из деревни, Гришка и привез Инвестора. Полковника. Как бы странно это ни звучало.
Инвестор — это Владимир Александрович Полковников. Гришка, изрядно помятый, вернулся со своего очередного деревенского загула и заявил, что с хорошим мужиком там познакомился, они все дни с ним и Палычем пили-парились-рыбачили-на-снегоходе-гоняли. А познакомились они, помогая вытаскивать из ручья снегоход Владимира. Когда выяснилось, кто этот «хороший мужик», у Гоши, говоря по-простому, глаз выпал и челюсть отвисла. Тот самый Полковников, которого все в финансовых кругах знали как Полковника. Глава крупнейшей в регионе инвестиционной группы компаний «Финист». У него был доступ к столичным деньгам, его прикрывали друзья из «нефтянки». А еще у Полковника был фантастический нюх на то, где можно заработать и волчья хватка, когда дело касалось дележа прибыли. И все равно — это был Инвестор. Это был доступ к длинным и относительно дешевым деньгам, на которые можно было столько дел натворить! У Гоши просто зудело в пальцах при мысли о том, как можно приподнять их средний, в общем-то, бизнес, на той финансовой подушке, которую мог бы обеспечить им «Финист». И кто бы мог подумать, что САМ Полковник окажется любителем такого непритязательного отдыха, как и его братец?!
Гришку он уговаривал два месяца. Взял просто в осаду. Уговаривал, убеждал, соблазнял перспективами. Брат был жутким консерватором, панически боялся залезать в долги, все время твердил: «Надо жить по средствам». Гоша в ответ бил его инвестиционными проектами, столбцами прибыли, картинами их собственного материального благополучия. И все-таки смог убедить брата. И Гришка пошел на поклон к Полковнику, с которым у него как дружеские отношения сложились под баню, рыбалку и самогон, так и продолжились, хотя бы уже и в городе.
А Полковник взял и согласился на сотрудничество. Практически сразу. Он давно присматривался, оказывается, к автомобильному рынку, а тут и случай представился. В общем, складывалось все просто как в сказке. Правда, еще почти полгода ушло на то, чтобы договориться с финансистами и юристами «Финиста» о деталях инвестиционной деятельности — там были те еще акулы. Но и Гоша уж был тертый калач. И, после нескольких месяцев нешуточных баталий, они получили то, чего добивались — деньги. Много и на хороших условиях.
Георгий чувствовал себя полководцем во главе огромной армии. И он уже точно распланировал, куда, по каким направлениям двинуть свою свежеприобретенную финансовую мощь. Гришка паниковал от того, что происходит, и как стремительно улетают куда-то огромные суммы денег — не их, чужих денег! Но Гоша сам только смеялся: «Не дергайся. Ты дал мне точку опоры. Теперь я переверну мир». Так оно и вышло, в конце концов. Только мир перевернулся совсем не так, как Георгий рассчитывал.
Земля посыпалась у него из-под ног заранее. Но он тогда не придал этому значения. Он был уверен, что это пустяк, он с собой справится. И ведь удар пришел оттуда, откуда он и подвоха даже малейшего не ждал. Вот в чем-чем, а в отношениях с женщинами он считал себя экспертом — в отличие от Гришки.
Что он в ней нашел? Не понимал, до сих пор не понимал. Ну, ведь кукла же! Кукла Барби, ни грамма мозга в голове, ни проблеска мысли в глазах. Кукла, красивая, шикарная, дорого одетая кукла. Статусная игрушка самого Полковника. Его молодая жена. Им ее представили как Марианну. Как ее величали по паспорту, Гоша так не узнал. Потом он стал звать ее Марьяшей, хотя она и злилась.
Она производила впечатление. На нее оборачивались. Даже Гришка на секунду замер и дыхание затаил, когда увидел ее в ресторане, где они отмечали с Полковником подписание основного пакета инвестиционных документов. Фигура — идеальная. Пропорции — ни прибавить, ни убавить. Водопад волос такого дивного светло-золотистого оттенка, что ясно делалось — натуральный цвет, только природа такую красоту сотворить может. Огромные кукольные глаза, ярко-голубые, нос, нет, не нос — носик. И рот такой, что будь ты хоть трижды высокоморальный человек, а первая мысль при взгляде на эти губы — о минете. И ведь тоже натуральные, такие целовать и целовать. У нее вообще все было натуральное — он сам потом в этом убедился. Кроме мозга. Там-то, как раз, судя по всему, и находился главный силиконовый имплантат.
Словно в противовес своим внешним достоинствам внутри у Марианны было пусто. Он в этом уверился, когда ему пришлось развлекать девушку, пока Гришка с Полковником долго и с чувством пили водку и беседовали — так же с чувством и увлеченно, о своем любимом: о рыбалке, бане и прочем таком же милом. Но, несмотря на то, что все ее реплики были чуть осовремененной версией репертуара Эллочки Щукиной, дискомфорта в штанах это нисколько не убавляло. Даже наоборот. Ее хотелось просто смертельно, на каком-то животном инстинкте. Хотелось резко дернуть в стороны этот надетый на голое тело облегающий, подчеркивающий оба ее верхних достоинства светло-голубой атласный жакет. И задрать кверху такого же цвета возмутительно узкую юбку. И пусть летят к черту пуговицы и трещит по шву голубой атлас: главное — взять, отыметь…
Гоша умел владеть собой в достаточной степени, чтобы заткнуть пасть внутреннему зверю и только улыбаться и шутить весь вечер. Он понимал, что то, чего ему хочется, совершенно невозможно. Тогда он еще не знал, что судьба будет искушать его раз за разом, с завидным постоянством, до тех пор, пока он не сдастся. Или… или его просто выдали в тот вечер глаза.
Деловые ужины с четой Полковниковых стали его личной пыткой. Регулярной и методичной. Это двое — Гришка с Полковником, совсем спелись. Или спились. И раз в месяц-полтора-два непременно закатывались в ресторан. Полковник всегда брал с собой жену, а Гришка тащил его со словами: «Развлечешь эту куклу. У тебя хорошо получается. А то я не знаю, о чем с ней говорить. Разве что юбку ей задрать, но это — смерть». Гоша твердил себе то же самое. Это — смерть. И все равно — пропадал, вяз, тонул. Выдавал себя с головой — он это чувствовал. Особенно после того раза, когда Марианне приспичило потанцевать, а в ответ на ее просьбу Гришка с Полковником дружно выжидательно уставились на него. Он мысленно выругался на брата, но танцевать пошел. И вот тут он пропал окончательно. Потому что стоило прикоснуться к ее телу — и все. Внутренний зверь, демон, кто он там есть — он вырвался на волю. И ему было плевать на интересы бизнеса, на здравый смысл, на порядочность — да на все! Он хотел получить ЕЕ! Пальцы дрожали на ее талии, невольно сжимаясь. Голову кружило от запаха ее волос. И сил не было взгляд отвести от выреза ее очередного облегающего жакета — в тот вечер бронзового, с блестками. Потому что там, в вырезе, такое… Он выдал, выдал себя с головой, сдал со всеми потрохами. Он видел это в ее глазах. Может быть, хотя бы у нее хватит… нет, не ума… инстинкта самосохранения что-то сделать с этим? Избежать? Не допустить?
Он собрался и предпринял отчаянную попытку. Следующий ужин он просто слил, сославшись на плохое самочувствие. Гришка был удивлен, но поверил, в конце концов. Сам Гоша почти ненавидел брата за то, что тот его заставляет ходить с ним на эти чертовы встречи в ресторане, хотя умом-то понимал, что бизнесу такое укрепление отношений только на пользу. Но как объяснить брату, что сам он на этих мероприятиях толкает себя и их бизнес заодно в совершенно противоположную сторону, в пропасть, Георгий не знал. И эти ужины он ненавидел так же сильно, как ждал.
То, что он не видел ее пару месяцев, пошло ему на пользу. Какая-то ясность в голове появилась, и он уже уверился, что переборол это наваждение. Расслабился, идиот! И тут судьба его эффектно и точно нокаутировала. Причем безо всякого предупреждения, просто, но смертельно. Они встретились, случайно встретились в торговом центре. Он спускался на эскалаторе, она поднималась. Их взгляды пересеклись. Выжигающее все нервные окончания судорожное усилие воли — и он отводит взгляд. На несколько секунд его хватило. А потом он резко обернулся. Она стоит, тоже обернувшись. Ее взгляд, совсем иной, чем во время тех ужинов — жадный, откровенный, приглашающий. И он помчался вверх по чужим ногам, расталкивая, не успевая извиниться.
В постели она оказалась, как и в разговоре — бревно бревном. Но он почему-то на одном разе не остановился. Его вообще не останавливало ничего — ни ее идиотские реплики во время секса, ни то, что ей было откровенно скучно с ним в постели, а его попытки доставить ей удовольствие она так явно игнорировала, что он быстро прекратил их. Зачем он ей был нужен? Тоже не знал, а выяснять не было ни малейшей охоты. Да и сомневался он в том, что Марьяша сможет ему внятно объяснить мотивы своих поступков — слишком непосильная задача для ее силиконового мозга. Заскучала? Возможно. Он ей был эмоционально все же ближе, чем старший на пятнадцать лет муж? Тоже вариант. Ей нравилось то чувство власти над ним, то, как он, несмотря на все, сходил с ума по ней, восхищался ею, ее телом, лицом? Вот, это, скорее, всего, правильная версия.
Это продолжалось непростительно долго. Он должен был остановиться, пока не стало слишком поздно. Ведь ничего же в ней не было, кроме идеальной внешности. Но он какого-то черта продолжал, как наркоман. Пока это не стало необратимо.
О том, что стало фатально поздно, сообщил ему летящий в лицо кулак. Он только-только проводил Марьяшу и тут — звонок в дверь съемной квартиры, где они встречались. Думал, она забыла что-то, открыл и без разговоров получил прямой в челюсть. Сразу упал. Удар ногой в лицо. Потом — в живот. Потом его подняли, но он уже почти ничего не видел перед собой — кровь заливала глаза, кровь была везде — в носу, во рту. Еще один в лицо. Он снова упал. И после следующего удара он, по воле милосердной судьбы, отключился.
Пришел в себя уже в больнице. И в дальнейшем принимал участие в качестве статиста. Причем довольно продолжительное время — неподвижного статиста. Он не знал, как брат решал вопрос с Полковником. Он представления не имел, о чем говорил Гришка с врачами. Он просто лежал и тихо погибал, захлебываясь стыдом и ужасом от содеянного. И от того, чем пришлось заплатить за свою ошибку. А Гришка снова не дал ему остаться один на один со страхами. Брат был зол и не скрывал этого. Да, он несколько недель говорил с Гошей буквально сквозь зубы. Зато Гришка делал дело. Его знали все врачи и все медсестры в отделении. Брат лично уговаривал Казанцева взяться за него, Гошу. Дорогие медикаменты и мед. инвентарь, еще более дорогие операции, всего две, с интервалом в месяц. Бесплатная государственная медицина гарантировала Гоше только жизнь. Деньги и Гришкино упрямство поставили его на ноги.
И все равно, поначалу он сердился на брата. За что? Наверное, он просто устал от собственной слабости, беспомощности и боли. Но ему хотелось, как-то совершенно по-ребячески, чтобы Гришка отомстил за него Полковнику. Вот как в детстве, когда старший брат бил морды обидчикам. Но детство давно кончилось, а во взрослой жизни все по-другому. Потом понял, что брат прав был. Но поначалу было очень обидно…
Григорию Полковников позвонил сам, он был сух и краток. А вот Гришка, пока мчался по названному адресу, был буквально на грани обморока. Приехал одновременно со «скорой». То, что увидел в квартире, ударило его под дых так, что он едва на колени не рухнул. Рядом с братом, окровавленным, валяющимся без сознания на полу, в паре метров от входной двери. Прислонился к стене и, смертельно бледный, смотрел только, как суетится вокруг Гоши бригада «скорой помощи». И в голове билась только одна мысль: «Я его убью. Убью за то, что он сделал с Гошкой!». Но сначала надо было заняться братом.
Так получилось, что он три дня практически не вылезал из больницы. Реанимация, состояние стабильно тяжелое, лекарства, какие-то растворы. Что-то ему срочно передавали самолетом через знакомых даже из Москвы. Когда Владимир сам позвонил, предложил встретиться, внутри были только усталость и опустошение. А разговор с Полковниковым, а у них состоялся именно разговор, а не мордобой, как Гриша страстно хотел изначально, только добавил чувства обреченности. Ну, Гошка, ну вот же дурачок! Позарился на эту куклу! Наставил рога Полковнику! Все планы кровной мести как-то совершенно вдруг распались сами собой. Виноват Гошка, виноват, как ни крути. И Полковник был в своем праве. Еще неизвестно, как бы сам Гриша, например, повел себя в такой ситуации. Когда бы покусились на то, что принадлежит ему. Наверное, до полусмерти бы избивать не стал, но то, что пару раз в рожу бы дал — точно. А Владимир, судя по всему, вообще бешеный, когда дело жены касалось. Бить его в ответ — так вроде и не за что. Справедливости добиваться — без толку. У Полковникова — связи, и уголовное дело в полиции будут изо всех сил «заминать». У Гриши тоже есть там связи, и все это будет просто выяснением, у кого «волосатая рука» круче. Скорее всего, у Полковника рука «волосатее».