Разговор у входа в пещеру вызвал у него смутные опасения за будущее.
Он вспомнил, что после прихода в лагуну отец начертил свой гороскоп. Он видел в его каюте карту зодиака, заполненную непонятными знаками и записями. Возможно, этим объясняются его отчужденность и задумчивость. Как сказал Аболи, звезды его дети, и он знает их тайны.
Неожиданно отец поднял голову и понюхал прохладный вечерний воздух. Выражение его лица изменилось, он внимательно разглядывал край леса. Никаким мрачным мыслям не поглотить его настолько, чтобы он перестал следить за окружением.
– Аболи, подведи нас к берегу.
Они повернули свою лодку к узкому пляжу, вторая последовала за ними. После того как все выпрыгнули на песок и привязали лодки, сэр Фрэнсис негромко распорядился:
– Приготовьте оружие. Идите за мной, но тихо.
Он повел их в лес, уверенно пробрался через подлесок и неожиданно оказался на хорошо протоптанной тропе. Оглянувшись, чтобы убедиться, что они идут следом, он торопливо зашагал по тропе.
Непонятное поведение отца удивляло Хэла, пока он не почувствовал запах древесного дыма и не заметил впервые голубоватую дымку над вершинами густого леса. Должно быть, она и насторожила отца.
Неожиданно сэр Фрэнсис вышел на небольшую поляну в лесу и остановился. Четверо находившихся здесь его пока не заметили. Двое лежали как трупы на поле битвы: один еще сжимал в онемевших пальцах прямоугольную коричневую бутылку ручного дутья, второй храпел, пуская слюну из угла рта.
Вторая пара была целиком поглощена грудой серебряных монет и кубиками из слоновой кости. Один из сидящих схватил кости и загремел ими, прежде чем выбросить на плотную землю.
– Мать моя хавронья! – проворчал он. – Сегодня мне не везет!
– Не следует так неучтиво говорить о той, что дала тебе жизнь, – негромко сказал сэр Фрэнсис. – Но остальное сказанное тобой правда. Сегодня тебе не везет.
С ужасом, не веря своим глазам, они смотрели на капитана, но не пытались сопротивляться или бежать, когда Дэниел и Аболи поставили их на ноги и привязали веревкой за шею, как это делают работорговцы.
Сэр Фрэнсис прошел на край поляны и осмотрел перегонный куб. В черном железном котле варилась мешанина из старых сухарей и различной шелухи, самогон тек по изогнутой медной трубке, украденной из корабельных запасов. Сэр Фрэнсис перевернул котел, и спирт вспыхнул бесцветным пламенем на жаровне, на которой стоял куб. Под деревом с желтой корой лежал ряд заполненных бутылок, заткнутых листьями. Он брал их одну за другой и разбивал о ствол. Жидкость из разбитых бутылок испарялась, и от ядовитых испарений начинали слезиться глаза. Тем временем Дэниел и Нед пинками разбудили спящих и поволокли через поляну, чтобы связать, как и первых.
– Дадим им день проспаться, мастер Нед. Завтра в начале полуденной вахты пусть экипаж соберется, чтобы быть свидетелем наказания. – Сэр Фрэнсис взглянул на Большого Дэниела. – Надеюсь, вы умеете заставить свою плеть свистеть, мастер Дэниел.
– Капитан, сжальтесь, мы не хотели навредить – только малость развлечься.
Они пытались подползти к капитану, но Аболи потащил их назад, как собак на привязи.
– Я не буду упрекать вас за ваше развлечение, если вы не будете упрекать меня за мое, – сказал сэр Фрэнсис.
Плотник сколотил на полуюте четыре треножника, и пьяниц и игроков привязали к ним за руки и за ноги. Большой Дэниел прошел вдоль ряда и сорвал рубашки от шеи до пояса, так что обнажились спины. Провинившиеся беспомощно висели на своих узах, как связанные свиньи в базарной повозке.
– Весь экипаж знает, что я не потерплю пьянства и азартных игр, которые прокляты в глазах Господа, – обратился сэр Фрэнсис к экипажу, стоявшему рядами на палубе. – Каждый на борту знает, каково наказание. Пятьдесят прикосновений языка «кошки». – Он посмотрел в лица морякам. Пятьдесят ударов плетью могут на всю жизнь искалечить человека. Сто ударов – смертный приговор, и смерть эта ужасна. – Они заслужили эти пятьдесят ударов, все до единого. Но я помню, что эти глупцы храбро сражались на этой самой палубе, когда мы захватывали судно. Нам еще предстоят нелегкие схватки, а от увечных нет пользы, когда дымятся кулеврины и сверкают сабли.
Он продолжал наблюдать за лицами, видя, как ужас на них смешивается с облегчением от сознания, что не они привязаны к треножникам. В отличие от многих капитанов каперов, среди которых были и рыцари Ордена, сэр Фрэнсис без радости подвергал моряков наказаниям. Но и не уклонялся от необходимого. Он командует экипажем из суровых и непокорных людей, которых сам отобрал за свирепость; любое проявление мягкости эти люди примут за слабость.
– Я человек милосердный, – сказал он, и кто-то из собравшихся хихикнул. Сэр Фрэнсис замолчал и посмотрел на нарушителя. Когда тот повесил голову и заерзал, капитан спокойно продолжил: – Но эти мошенники испытывают мое милосердие, а оно не беспредельно.
Он повернулся к Большому Дэниелу, стоявшему у первого треножника. Дэниел был гол по пояс, на его руках и плечах бугрились мышцы. Длинные седеющие волосы он перевязал полоской ткани, а из мозолистого кулака на палубу, как волосы Медузы, свисали концы плети.
– Пятнадцать каждому, мастер Дэниел, – приказал сэр Фрэнсис, – да хорошенько оглаживайте свою «кошку» между ударами.
Если Дэниел после каждого удара не будет пальцами разделять концы плети, те склеятся, и плеть превратится в тяжелое орудие, способное рассекать плоть, как сабля. Даже пятнадцать ударов такой плетью срывают со спины человека мясо до самого позвоночника.
– Есть пятнадцать, капитан, – ответил Дэниел и, расправляя плеть, чтобы разделить концы, подошел к первой жертве. Человек повернул голову, глядя на него; на его лице был написан ужас.
Дэниел высоко занес руку, так что плеть свесилась ему на плечо, и с поразительным для столь мощного человека изяществом взмахнул ею. Плеть свистнула, как ветер в ветвях высокого дерева, и с громким хлопком опустилась на обнаженную кожу.
– Один! – хором выкрикнули моряки, а жертва испустила пронзительный, полный боли крик. Плеть оставила на спине причудливый узор; вдоль каждой красной линии шли алые точки: в этих местах узлы плети разорвали кожу. Словно прикосновение ядовитой португальской медузы.
Дэниел развел концы плети, и пальцы его левой руки покраснели от крови.
– Два! – продолжали считать зрители, и человек снова закричал и забился в своих путах; пальцы его ног плясали от боли на досках палубы.
– Остановить наказание! – приказал сэр Фрэнсис, услышав негромкий шум у трапа, ведущего к каютам на корме. Дэниел послушно опустил плеть и ждал, а сэр Фрэнсис направился к трапу.
Сначала появилась шляпа губернатора Ван де Вельде, за ней последовало его жирное раскрасневшееся лицо. Он стоял, щурясь на солнце, вытирая щеки шелковым платком, и осматривался. Лицо его выразило живейший интерес, когда он увидел висящих на треножниках людей.
– Ja! Goed! Значит, мы не опоздали, – довольно сказал он. За ним показалась Катинка, она шла легким изящным шагом, высоко поднимая юбки, так что видны были атласные туфельки, вышитые жемчугом.
– Доброе утро, минхеер! – с легким поклоном поздоровался сэр Фрэнсис. – Мы наказываем провинившихся. Зрелище слишком грубое для деликатных чувств вашей супруги.
– Послушайте, капитан, – со смехом ответила Катинка, – я не ребенок. Сами подумайте, на вашем корабле не хватает развлечений, и если я умру от скуки, вы не получите выкуп.
Она легко дотронулась веером до руки сэра Фрэнсиса, но тот отшатнулся от этого прикосновения и снова обратился к ее мужу.
– Минхеер, я считаю, что вам нужно проводить жену в ее каюту.
Катинка встала между ними, словно не слыша, и подозвала Зельду.
– Поставь мой стул здесь в тени. – Она аккуратно расправила юбки, села и кокетливо сказала сэру Фрэнсису: – Я буду сидеть так тихо, что вы забудете обо мне.
Сэр Фрэнсис сердито посмотрел на губернатора, но тот в знак беспомощности театрально развел руками.
– Вы знаете, каково это, минхеер, когда красивая женщина чего-то хочет.
Он встал за Катинкой и покровительственно и снисходительно положил руки ей на плечи.
– Я не несу ответственности, если это зрелище оскорбит чувствительность вашей супруги, – мрачно предупредил сэр Фрэнсис, испытывая облегчение по крайней мере от того, что его люди не поняли сказанного: разговор шел на голландском, и они не знают, что капитан вынужден был уступить пленникам.
– Думаю, вам не о чем беспокоиться. У моей жены крепкий желудок, – сказал Ван де Вельде. Во время деловой поездки по Канди и Тринкомали его жена ни разу не пропустила казней, которые регулярно совершались на плацу в крепости. В зависимости от тяжести преступления жертв сжигали на костре, душили гарротой или обезглавливали. Даже в те дни, когда она страдала от тропической лихорадки и в соответствии с распоряжениями врача должна была оставаться в постели, Катинка всегда заставляла принести себя в носилках на излюбленное место и наблюдала за казнью.
– В таком случае под вашу ответственность, минхеер. – Сэр Фрэнсис коротко кивнул и снова повернулся к Дэниелу. – Продолжайте наказание, мастер Дэниел, – приказал он.
Дэниел отвел плеть далеко за плечо, и многоцветные татуировки, украшавшие его мощные бицепсы, зажили своей жизнью.
Плеть запела и опустилась.
– Три! – крикнул экипаж.
Катинка напряглась и слегка наклонилась вперед на своем стуле.
– Четыре!
Она вздрогнула от хлопка плети и последовавшего полного боли крика. Лицо ее медленно побледнело, став цвета воска.
– Пять!
Тонкие алые змеи извивались на спине жертвы, кровь испятнала низ платья. Катинка прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы скрыть их блеск.
– Шесть!
Катинка почувствовала, как на нее, словно капля теплого тропического дождя, упала капелька алой жидкости. Она оторвала взгляд от дергающегося, стонущего тела и посмотрела на свою руку.
На ее указательный палец, сорвавшись с плети, упала капля крови. На белой коже она сверкала, как рубин в оправе. Катинка прикрыла каплю рукой и огляделась, не видел ли кто. Но никто не мог оторваться от страшного зрелища. Никто не видел, как на нее капнула кровь. И никто сейчас не смотрел на нее.
Она, словно в невольном жесте отчаяния, поднесла руку к губам. Мелькнул розовый кончик языка, слизывая каплю с пальца.
Катинка наслаждалась металлическим соленым вкусом крови. Этот вкус напомнил ей сперму любовника, и она ощутила сладострастную влагу меж ног, так что, когда сжала их, они склеились, скользкие, как совокупляющиеся угри.
Пока «Решительный» будет лежать на боку, его днище – очищаться от наростов, а древесина осматриваться в поисках вредителей, понадобится временное жилье на берегу.
Сэр Фрэнсис поручил Хэлу руководить строительством поселка, где было бы удобно заложникам. Особенно внимательно Хэл отнесся к хижине, где будет жить жена губернатора; он сделал эту хижину просторной и удобной, предусмотрев возможность побыть в одиночестве и не опасаться нападения диких зверей. Под его присмотром весь поселок окружили изгородью из колючих кустарников.
Когда в первый день пришлось из-за темноты прекратить работу, Хэл спустился на пляж и погрузился в теплую солоноватую воду. Потом принялся натирать тело влажным песком, пока не начала гореть кожа. Но избыть впечатление от утреннего наказания никак не мог. И только когда над водой поплыли из корабельного камбуза запахи разогретых сухарей, настроение Хэла изменилось, он оделся и побежал, чтобы успеть на полубаркас, отваливающий от берега.
Пока он был на берегу, отец записал для него на грифельной доске несколько навигационных задач. Хэл сунул доску под мышку, прихватил кружку слабого пива, миску рыбной похлебки, взял в зубы горячий сухарь и побежал в свою каюту – единственное место на корабле, где он мог сосредоточиться над задачами.
Неожиданно он поднял голову: в соседней каюте лилась вода. В камбузе он заметил на печи ведро со свежей речной водой и рассмеялся, когда кок пожаловался, что такую хорошую воду нагревают и тратят на мытье. Теперь Хэл понял, для кого грели воду. Он слышал гортанный голос Зельды, бранившей Оливера, слугу его отца. Оливер язвительно ответил:
– Я ни слова не понял, грязная старая сука. Но если ты недовольна, наполняй эту проклятую ванну сама.
Хэл улыбнулся про себя – забавляясь и предвкушая, задул лампу и наклонился убрать деревянную затычку из своего глазка. Он увидел, что каюту наполняют облака пара, который туманил зеркало, так что обзор у Хэла был ограничен. Когда Хэл прижался глазом к отверстию, Зельда выталкивала Оливера из каюты.
– Ладно, ладно, старая шлюха, – говорил Оливер, вытаскивая пустые ведра. – У тебя нет ничего такого, что заставило бы меня хоть на минуту задержаться.
Когда Оливер ушел, Зельда прошла в главную каюту и заговорила с хозяйкой. Минутой позже она пропустила в дверь Катинку. Катинка остановилась у ванны, над которой курился пар, и коснулась пальцем воды. Резко вскрикнула и отдернула руку. Зельда с извинениями подбежала и добавила холодной воды из ведра, стоявшего рядом с ванной. Катинка снова проверила температуру. На этот раз она довольно кивнула и села на стул. Зельда встала за ней, обеими руками приподняла великолепный каскад сверкающих волос, закрепила его на голове и заколола, как сноп спелой пшеницы.
Катинка наклонилась вперед и кончиками пальцев протерла на затуманенной поверхности зеркала небольшое окошко. И принялась рассматривать свое отражение в этом кружке. Высунула язык, проверяя, нет ли на нем белой пленки. Язык походил на розовый лепесток. Затем она широко раскрыла глаза и всмотрелась в их глубину, касаясь кончиками пальцев кожи под ними.
– Смотри, какие ужасные морщины! – воскликнула она.
Зельда категорически отвергла эти слова:
– Нет ни единой!
– Не хочу стареть и становиться уродливой.
На лице Катинки появилось трагическое выражение.
– Тогда вам лучше умереть прямо сейчас! – ответила Зельда. – Это единственный способ избежать старости.
– Какие ужасные вещи ты говоришь. Ты так жестока со мной, – пожаловалась Катинка.
Хэл не понимал, о чем они говорят, но ее голос тронул его до глубины души.
– Послушайте, – уговаривала Зельда. – Вы сами знаете, что раскрасавица.
– Правда, Зельда? Ты на самом деле так считаешь?
– Да. И вы тоже. – Зельда подняла ее на ноги. – Но если сейчас не выкупаетесь, будете вонючая раскрасавица.
Она расстегнула платье хозяйки, встала за ней, сняла платье через голову, и Катинка осталась перед зеркалом нагая. Невольный возглас Хэла заглушила переборка и легкие поскрипывания корабельного корпуса.
От стройной шеи до тонких лодыжек тело Катинки образовало поразительно красивую чистую линию. Ягодицы выступали двумя симметричными полушариями, как два страусиных яйца, которые Хэл видел на рынке в Занзибаре. Под коленями были детские, уязвимые ямочки.
Отражение Катинки в зеркале было неотчетливым, и она на нем не задержалась. Отвернулась от зеркала и встала лицом к Хэлу. Он увидел ее груди. Большие для таких узких хрупких плеч. Каждая заполнила бы его горсть, но они не абсолютно круглые, как он думал.
Он смотрел на них, пока у него не начали слезиться глаза и не пришлось моргнуть. Тогда он опустил взгляд, скользнул по очаровательному животу к завиткам волос между бедрами. В свете лампы они блестели чистым золотом.
Катинка долго, дольше, чем он смел надеяться, стояла так, глядя в ванну, пока Зельда из бутылочки наливала туда и размешивала рукой ароматное масло. Катинка продолжала стоять, перенеся тяжесть тела на одну ногу, так что ее стан соблазнительно изогнулся; на ее лице появилась легкая улыбка; Катинка медленно сжала один сосок большим и указательным пальцами. На мгновение Хэлу показалось, что она смотрит прямо на него, и он начал виновато отодвигаться от глазка.
Но потом понял, что это иллюзия: Катинка перевела взгляд на толстую маленькую розовую ягоду, что торчала из ее пальцев.