Боуэну для ответа потребовалось больше времени. Сначала он изучающе разглядывал группу женщин, потом повернулся к Эвелин и внимательно посмотрел ей в лицо.
— Она может говорить, — наконец заявил он.
Грэм ждал совсем другого и на мгновение растерялся, а Боуэн, глядя на брата, продолжал:
— Говорили, что после несчастного случая она не произнесла ни слова, а сегодня вдруг заорала так, что ее услышали во всей крепости. То, что заставило ее прервать молчание, должно было очень сильно на нее подействовать, тебе так не кажется?
— Кажется, — мрачно подтвердил Грэм. — Думаю, она испытала сильный шок и поэтому вдруг заговорила.
Боуэн еще раз внимательно взглянул на Эвелин.
— Тогда, может быть, ее ненормальность тоже преувеличена.
Грэм ощутил внезапное облегчение. Оба брата приняли его сторону, а не сторону клана. Он отлично понимал, что если бы они этого захотели, то легко сумели бы восстановить против него весь клан. Один из них мог бы даже начать собственную игру — опираясь на поддержку клана, захватить власть и стать лэрдом.
Но они поддержали его. И Эвелин.
Он подошел к Эвелин и взял в ладони ее лицо. Его рука оказалась всего в нескольких дюймах от меча. Сделай она какое-нибудь резкое движение — и его рука будет отрублена. Конечно, Эвелин это тоже понимала. Ее взгляд скользнул вниз, рука опустилась, кончик меча ткнулся в землю.
— Отдай его мне, Эвелин, — очень мягко попросил Грэм. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь дурное. Я их больше не пущу в замок. Больше они служить мне не будут и не смогут тебя обидеть.
Глаза Эвелин удивленно распахнулись. Ее изумление причинило Грэму боль. Она явно не ожидала, что он поддержит ее против членов своего клана. Это потрясло ее. Но что еще она могла думать?
Дрожащими руками она протянула ему оружие. Он взял меч и, не оглядываясь, сунул назад, братьям.
— Пойдем в дом, — сказал он и взял жену за руку.
Эвелин оглядела толпу испуганными глазами, затем посмотрела на Грэма. В ее взгляде сквозила такая боль, что у него защемило сердце.
— П-прости.
Звук был хриплым и даже грубым, но Грэм пришел в восторг оттого, что она общается с ним словами.
— Забудь, — пробормотал он и коснулся ее щеки. — Поднимемся в нашу комнату. Там мы все обсудим наедине.
Эвелин кивнула, облегчение мелькнуло в ее глазах. Потом резко повернулась и, обогнав Грэма, бросилась в дом. Казалось, ей не терпелось скрыться от посторонних взглядов.
Прибежав наверх, она распахнула дверь и придерживала ее, пока Грэм не вошел внутрь, потом сразу захлопнула и закрыла на засов, чтобы никто не мог войти. Как будто кто-либо осмелился бы это сделать. Грэм не стал объяснять Эвелин, что без его разрешения никто сюда не войдет. Видно, заперев дверь, она почувствовала себя в безопасности, так что он не стал ничего говорить.
Эвелин сразу прошла к камину и села на скамейку, хотя в очаге осталось лишь несколько красных углей. События дня выбили ее из колеи, в ней чувствовались неуверенность и нервозность. Ему хотелось успокоить ее и умерить страхи.
В голове теснилось множество вопросов. Стало ясно, что у нее, хотя бы отчасти, сохранилась способность говорить. Почему же она этой способностью не пользовалась?
— Эвелин, ты можешь рассказать мне, что произошло в замке? Почему ты так огорчилась?
Ответа не было. Она молчала и даже не повернулась в его сторону. Вела себя так, как будто он вообще ничего не сказал.
Грэм нахмурился.
— Эвелин!
Никакого ответа.
— Эвелин, посмотри на меня, чтобы мы могли обсудить все не откладывая.
Грэм произнес это резко, повелительным тоном, потому что уже заподозрил, что… Он и сам не знал, что именно заподозрил, но намеренно говорил тоном, который должен был ее задеть. Она бы не стала покорно сидеть, не двигаясь и никак не реагируя на его резкость.
Его разум пришел в смятение, но постепенно у него возникала ясность. Если он прав… Господи, неужели такое возможно? Неужели все так просто?
Грэм быстро подошел к Эвелин и уселся верхом на скамью рядом с ней. Как только она заметила его присутствие, то сразу повернулась и впилась взглядом в его лицо. Точнее, в губы. Грэм отчаянно пытался осмыслить происходящее. Разгадка была здесь, рядом.
Его подозрение укрепилось. Это невозможно, нелепо! Тем не менее он выговорил следующие слова без голоса, одними губами:
— Эвелин, ты можешь мне рассказать, что случилось?
Она медленно кивнула, но потом покачала головой, пожала плечами, как будто давала понять, что не знает, как ему рассказать о происшедшем.
Сердце Грэма забилось быстрее. Он с трудом сохранял спокойствие и решил повторить попытку, все еще не веря тому, что было у него перед глазами.
— Эвелин, ты меня понимаешь? Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Она нахмурилась, потом кивнула так, как будто он спросил что-то смешное.
Сделанное открытие потрясло Грэма. Он изумленно смотрел на Эвелин, затем прошептал:
— О Боже! Ты же не слышишь, правда?
Глава 21
Глаза Эвелин потемнели и стали почти черными. Зрачки расширились так, что вокруг них осталась лишь тонкая голубая полоска. Ее страх поразил Грэма, он не только видел его, но и чувствовал.
Эвелин вскочила и в панике стала пятиться, наткнулась на один из своих сундуков, упала на пол, попыталась встать и все продвигалась к двери.
Грэм тоже вскочил и пошел к ней. Мысль, что она его боится, была для него невыносима.
— Эвелин, Эвелин! — позвал он, повернув голову так, чтобы она видела его губы. — Ну пожалуйста! Тебе нечего бояться. Я просто хочу понять. Поверь мне, пожалуйста.
Он коснулся ее щеки, легонько погладил, стараясь прогнать от нее панику.
Постепенно дыхание Эвелин стало ровнее, страх исчез из ее глаз.
— Ну вот, все хорошо, — пробормотал Грэм. — Тебе нечего бояться. Я просто хочу с тобой поговорить. Мне хочется понять тебя, Эвелин. Думаю, тебя очень долго понимали неправильно.
Он помог ей встать, за руку отвел к кровати, чтобы устроить поудобнее. Жесткая лавка перед потухшим камином для этого не годилась, и Грэм решил не тратить время, чтобы снова его разжечь. Ему предстояло так много узнать о женщине, на которой он женился.
Усадив ее на кровать, он сам сел напротив, чтобы оказаться лицом к лицу с Эвелин, крепко сжал ее руки.
— Я ведь прав, скажи? Ты не слышишь?
Эвелин на мгновение прикрыла глаза и быстро кивнула.
Грэм подождал, пока она снова на него посмотрела, и тогда продолжил:
— И все же ты умудряешься понять, что говорят люди, потому что следишь за их губами, так?
Он сам не верил в то, что говорил: так странно это звучало — однако другого объяснения не видел. Прояснилось, почему иногда она правильно реагировала на окружающее и все понимала, а в другие моменты казалась отсутствующей и словно не замечала того, что происходит.
Эвелин снова кивнула.
Грэм был поражен. Он ни за что не поверил бы в такую возможность, если бы не видел все своими глазами. В голове теснилась масса вопросов, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не выпалить их все сразу. Нельзя было сверх меры напрягать Эвелин.
Грэм придвинулся к ней и заглянул в глаза.
— Эвелин, там, во дворе, ты ведь говорила. Произнесла два слова. Ты вообще не могла говорить или не хотела говорить все это время?
Эвелин с трудом сглотнула, потом еще раз. Приоткрыла рот и замерла, как будто боялась даже попробовать издать звук.
— Ну попытайся, — стал уговаривать ее Грэм. — Я не скажу ничего дурного. Попробуй сказать хоть слово. — И он замер в ожидании, только сейчас осознав, насколько для него важна ее способность говорить с ним. Никогда в жизни он не ощущал такого подъема. Казалось, сердце готово выскочить из груди.
Рука Эвелин потянулась к шее, она снова открыла рот. С ее губ сорвались искаженные, едва слышные слова, почти шепот:
— Я б-боялась.
Грэм замер. Простые слова, но как много они значили для них обоих! Он взял Эвелин за подбородок и приподнял его так, чтобы она видела его губы. Пусть она хорошо поймет все, что он ей скажет. Если она не поняла этого раньше, пусть узнает сейчас.
— Эвелин, ты ничего не должна здесь бояться. Со мной тебе никогда не будет страшно.
В ее глазах блеснули слезы.
— О-о-ни н-н-ненавидят меня-я-я.
На этот раз слова звучали ровнее, но сила звука все время менялась. Эвелин начала говорить тихо, потом звук стал громче, а к концу фразы почти совсем стих. Казалось, она пробует разные варианты, пытается угадать нормальную громкость.
Но как она может это узнать?
Грэм теперь многое понял. Отдельные части картины стремительно находили свои места. Он почти не успевал за развитием событий, приходилось сдерживать желание скорее постичь все тайны Эвелин.
— Эвелин, давай начнем сначала. Я должен знать, что произошло. Ты потеряла слух из-за несчастного случая?
Она кивнула.
— Ты долго болела?
Снова кивнула.
— Почему ты не рассказала своим близким? Думала, что они тебя не поймут? Господи, ведь они же считали, что ты тронулась умом! Я тоже так думал. А ты, вероятно, умнее многих из нас.
— Я б-боялась, — тоненьким голосом повторила она.
— Чего ты боялась?
На щеках Эвелин появился румянец. Ее пальцы беспокойно дрожали.
Грэм решил не ждать и подыскать вопрос, на который она сможет легко ответить.
— Все считают, что ты не в себе. А ты просто не слышишь и не сказала ни слова после несчастного случая.
Лицо Эвелин пылало от стыда, но она снова кивнула.
Грэм ощущал небывалый подъем. Боже, а он-то мучился! Винил себя за то, что чувствует вожделение к женщине, которая даже не способна понять, что именно с ней происходит. А теперь выяснилось, что это все ерунда! Эвелин — нормальная девушка! Во всяком случае, голова у нее работает отлично.
— Почему же ты не говорила? — спросил Грэм, коснулся ее щеки и осторожно провел пальцем по гладкой коже.
— Я н-не знала, громко-о-о говорю или нет. С-сначала я п-просто боялась. Н-не понимала… — Голос Эвелин звучал все тише.
Наконец Грэм и вовсе перестал различать слова. Он дотронулся до ее губ.
— Громче, Эвелин, чуть громче.
Она прочистила горло, сглотнула и с раскрасневшимися щеками продолжила:
— Я не понимала, что со мной произошло и п-почему-у. И долго-о не могла р-разобраться. А когда поняла, решила сохранить все в т-тайне. Пусть все д-думают, что я сошла с ума-а. Мозговая л-лихорадка. Т-тронулась умом. Пусть думают что х-хотят.
Чем дольше Эвелин говорила, тем большую уверенность обретала. Речь почти без помех слетала с ее губ. Запиналась она только в начале слов и нечетко произносила окончания, но Грэму казалось, что он слышит самые прекрасные звуки в своей жизни.
Его жена может с ним разговаривать! Она оказалась настолько сообразительной, что научилась читать по губам. Дурочка? Если кто-то и выказал недостаток ума, так это ее семья. Как они умудрились за все эти годы не распознать ее глухоты? Наверное, среди Армстронгов она — единственная умница.
Какое-то время Эвелин молчала, потом неуверенно заглянула в лицо Грэму:
— Ты не… сердишься?
Грэм удивленно воскликнул:
— Сержусь?!
Эвелин кивнула, а он вспомнил, что пока не до конца услышал ее историю. Что-то она продолжала скрывать. Чего она в то время боялась, хотя и жила под надежной защитой своей семьи?
Он обхватил ладонями ее лицо, чтобы Эвелин не упустила ни одного слова.
— Я не сержусь, совсем не сержусь. Это радостный миг для меня.
Эвелин осторожно улыбнулась, ее взгляд потеплел. Большими пальцами Грэм провел по ее скулам, надеясь, что она сможет поверить в его искренность.
— Чего ты боялась, Эвелин? Что испугало тебя до такой степени, что ты не решилась рассказать правду о своей болезни?
Лицо Эвелин вдруг побледнело. Она опустила веки, как будто пытаясь отогнать от себя призраки прошлого. Грэм не настаивал, а продолжал нежно поглаживать ее по щекам.
Когда Эвелин снова осмелилась взглянуть на него, слезы стояли в ее глазах, превращая их в два синих бездонных озера.
— Меня хотели выдать замуж за Йена Макхью.
— Чуть громче, — попросил Грэм.
— Меня хотели выдать замуж за Йена Макхью, — повторила Эвелин.
Грэм кивнул:
— Мне это известно. После несчастного случая помолвка была расторгнута. Насколько я понимаю, он пошел на попятную из-за несчастного случая с тобой?
Эвелин мрачно кивнула.
— Прошло всего несколько недель после падения с лошади, я еще не пришла в себя до конца и очень боялась. Но когда поняла, что мне не придется выходить замуж, потому что в семье решили, что я не в себе, то не стала никого разубеждать. Иначе мне пришлось бы сдержать слово.
Грэм смотрел на нее во все глаза.
— Ты позволила своим родственниками три года считать тебя сумасшедшей, потому что не хотела выходить замуж за Йена Макхью?
— Он дурной человек, — хрипло прошептала Эвелин. — Я так его боялась. Я пыталась объяснить отцу, но он не хотел мне верить, решил, что это девичьи страхи. Мне было обидно. Я очень люблю отца. Я думала, он примет мою сторону, а не сторону Йена.
Грэм сдвинул брови. Теперь картина происшедшего стала проясняться. Настроение у него испортилось. Едва ли его обрадует ее ответ на следующий вопрос.
— Почему ты решила, что он дурной человек? Что он тебе сделал?
Дыхание Эвелин участилось. Ладонь Грэма легла на ее шею, и он пальцами ощутил, как застучал пульс. Он физически чувствовал ее страх, ее панику.
Слезинка выкатилась из глаз Эвелин и упала ему на руку.
— Ему нравилось загонять меня в угол. Он находил меня, когда никого не было рядом. Все время преследовал. Однажды ночью даже пришел в мою спальню. Ему нравилось… трогать меня. Трогает, а сам шепчет в ухо угрозы. Рассказывает, какой будет моя жизнь с ним. Что значит быть его женой… Что будет, когда мы поженимся. Он говорил страшные, ужасные вещи. Я даже повторить этого не могу. Я представить себе не могла, что такая злоба может существовать. И за что? Я никогда его не обижала, не делала ничего, чтобы его рассердить. И все равно он меня ненавидел. И собирался наказать, как только я стану его женой.
Грэма трясло от ярости. Он опустил руку, чтобы случайно не сделать Эвелин больно. Ноздри его гневно затрепетали, когда он представил себе Эвелин во власти чужого мужчины. Такую юную, испуганную и беззащитную.
— Он обижал тебя? Делал что-нибудь, кроме того, что трогал?
— Н-нет. Ему нравилось пугать меня тем, что будет.
— Я убью его, — ледяным тоном произнес Грэм.
Эвелин побледнела.
— Н-нет, не н-надо. Ну пожалуйста. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал.
— Я знаю, — отрезал он. — А больше никому и не надо. Но я знаю и не спущу ему.
Страх и отчаяние наполнили глаза Эвелин. Грэм не мог больше сдерживаться. Он привлек ее к себе и прижал к груди.
В его объятиях лежало нежное юное создание. Принадлежащая ему женщина. Его жена. Ему больше не нужно стыдиться своего желания. Она не хуже, чем он, понимает смысл супружества. У них будет настоящий брак, если она пожелает. В своем желании Грэм был уверен.
Он поцеловал Эвелин в макушку и молчал, ведь она не могла слышать его слов.
Она доверчиво прижималась к его груди, а Грэм вдыхал ее запах, наслаждаясь каждым мгновением этой близости. Им о многом надо было поговорить, но пока ему не хотелось прерывать невинную сладость этих объятий.
Несколько долгих мгновений он сидел без движения и крепко прижимал к себе Эвелин. Грэм хотел, чтобы она доверяла ему, и тот факт, что Эвелин рассказала ему свою историю, был, на его взгляд, большим шагом на пути к счастью. Она поделилась с ним тем, что скрывала даже от своей семьи.
Когда Грэм наконец отстранился, ему вдруг припомнилась их первая встреча, и он удивленно спросил:
— Эвелин, в нашу первую встречу ты смотрела на меня очень странно и сосредоточенно. Даже когда я стоял в другом конце зала и ты не могла видеть, что я говорю, потому что я повернулся к тебе боком. Но я видел тебя краешком глаза, и у меня было чувство, что ты слышишь или, во всяком случае, понимаешь, что я говорю.