– Ее зовут Женя Овечкин, – сказала я.
– Чего? – не поняла Пулька.
– Какая Овечкина? – пробасила Икки. – У Женьки сестра, что ль, есть?
– Это – Овечкин, – членораздельно повторила я.
В общем, они отреагировали на преображение Овечкина так же, как и я двадцать минут назад. Когда наконец они поняли, что к чему, он (она) начал(а) свой рассказ:
– Я поняла, почему у меня до сих пор нет мужчины, – сказал(а) Овечкин(а).
– Почему?
– Потому что я не женщина, – сказал(а) он(а) таким тоном, будто хотел(а) сразить нас наповал.
– Ерунда какая! – возмутилась я.
– Ничего не ерунда. Смотри, как на меня глазеют те два парня, – они буквально раздевают меня взглядом! У меня еще никогда такого не было!
– Кстати, я давно заметила, что мужиков намного больше притягивают особи своего же пола, переодетые в женскую одежду. Особенно, если они об этом не знают. Помните «В джазе только девушки»? – спросила Икки.
– И все-таки я не пойму, к чему ты клонишь? – допытывалась я.
– Я сегодня вам наконец хочу сказать, что накопил нужную сумму для операции по смене пола.
– Овечкин, ты с ума сошел?! – воскликнула я.
– Мы его теряем, – грустно сказала Пулька.
– Я ничего не понимаю, – сдавленным голосом проговорила Икки.
– И не надо меня отговаривать. Подготовка к операции начнется через три месяца.
– Какая подготовка? – испуганно спросила Икки.
– Ну, гормонотерапия там, и прочее…
– Не делай этой глупости, Овечкин, – умоляюще пролепетала я. – Они ведь очень мало живут, ну, эти, переделанные.
– Лучше прожить маленькую, но счастливую жизнь, чем сто лет мучиться! И потом, чего вы так переполошились? Все складывается очень удачно – даже имя не надо менять – буду Женей Овечкиной.
– Нет, я не могу в это поверить! Ну как же это может быть? Мы все к тебе так привыкли! А ты… Ты настоящий предатель! – трещала Икки.
Мы еще долго обсуждали новость Овечкина, с жаром отговаривали его не делать такой бессмысленный шаг в жизни, которая дается только раз, но все без толку – он намертво вцепился в свою глупую идею.
– Ладно, – наконец сказала Пулька и вдруг спросила, как у меня дела с Кронским. Я и боялась этого вопроса, и одновременно ждала его: странное было чувство – меня так и распирало все рассказать, но в то же время было очень стыдно.
– Ну-у-у, – неопределенно протянула я, думая, как бы лучше поступить, но вдруг в одну секунду моя голова освободилась от каких бы то ни было сомнений, и я выложила все, что стряслось в тот самый день, когда я увлеченно приближалась к кульминационному моменту своего романа, и как на словах «печалит меня» неожиданно зазвонил телефон; и про салат «Уходящая осень», и про настоящий ресторан, куда меня не хотели пускать поначалу… Не умолчала я и о туалете.
После изложения своего насыщенного рассказа я выжидающе смотрела на них. Что-то они мне скажут теперь? Наверняка стыдить начнут, хотя после Женькиной новости моя кажется совсем невинной.
– Тебе надо с ним расстаться. Это до добра не доведет, – вынесла свой вердикт Пулька.
– Но почему сразу расстаться? – жалостливо спросила я. – Ну, может, это случайно так получилось. Может, потом будет все нормально.
– Не будет ничего нормального. Я знаю таких типов. Он – извращенец.
– Но я его люблю, – чуть не плакала я.
– Глупости. – Пулька была непреклонна.
– Ну что ты на нее набросилась? – заступился(ась) Овечкин(а). – В конце концов, главное – общение. И если по-другому с ним не пообщаться, то почему не пойти на некоторые незначительные жертвы? Она ведь любит его!
– Эти жертвы ей дорого обойдутся! Сначала мужской туалет, потом парки, леса, поля. Кончится это все тем, что она застудит придатки. И это в лучшем случае. Сейчас не лето. А потом, это антисанитарно! В таких местах!
Они говорили обо мне в третьем лице, будто меня тут вовсе не было. Я не выдержала и сказала:
– Он мне уже четыре дня не звонит! Может, он мне вообще больше никогда не позвонит!
– Было бы хорошо, – процедила Пулька.
– Ничего хорошего, – наконец вступила в разговор Икки. – Она его любит, мучиться будет. Ну, подумаешь, в туалете. Ведь все обошлось, правда, Мань?!
– Да-а-а, – я была готова разреветься.
– Сегодня обошлось – завтра не обойдется. И потом, не в обиду сказано, Икки, но кто бы говорил!
– А что такое?! – возмущенно спросила Икки.
– Не знаю, но мне кажется, в нашем содружестве все сошли с ума: один задумал переделываться в женщину, другая в туалетах отдается, третья рожать собралась, а про тебя, Икки, я вообще молчу. Одна я нормальная.
– Со своим анестезиологом, – ввернула Икки.
– Я позавчера его бросила. Надоел он мне пуще пареной репы.
– Так ты теперь одна?
– Нет, сегодня встречаюсь с рентгенологом. Такой забавный парнишка! Слушайте, ну все, мне пора.
– Может, пива? – неуверенно спросила Икки.
– Нет уж, дорогая, уволь. Пьянствуйте сами – с меня прошлого раза хватило.
И мы с Пулькой уехали, оставив Икки с Овечкиным(ой) пьянствовать. Я рвалась к телефону в надежде, что сегодня мне позвонит «Лучший человек нашего времени». Пульхерия довезла меня до дома, всю дорогу убеждая бросить Кронского. Я не поддавалась.
– Ну, как хочешь. В конце концов, это не мое дело, – сказала она и закрыла эту неприятную для меня тему. – Слушай, мне нужна новая машина. Я все-таки решила продать свою колымагу. Ты говорила, что у тебя кто-то в автосалоне есть?
– Да, мой потенциальный жених.
– Может, он мне скидку какую-нибудь сделает?
– Может.
– Как-нибудь заскочим к нему? Ладно?
– Конечно, – сказала я и, попрощавшись с Пулькой, побрела к подъезду.
– Мань! Машка! – крикнула она, вылетела из машины и подбежала ко мне. – Ты на меня не обижайся! Я просто знаю очень много печальных случаев! Ну, ты меня понимаешь… Будь поосторожнее с ним. Береги себя. Если что, сразу ко мне. Я ведь понимаю, любовь зла – полюбишь и козла… Ну все, пока. – Она чмокнула меня в щеку, села в машину и уехала. Я стояла и смотрела ей вслед. В эту минуту я отчего-то чувствовала себя глубоко несчастной.
* * *«Лучший человек нашего времени» все не звонил, и я с головой ушла в работу. Теперь я жила не своей жизнью, а жизнью своих героев.
«Вчера я открылся Генриетте, потому что дальше скрывать свои чувства уже не мог. Она сначала рассмеялась мне в лицо, а я сказал, что если настолько противен ей, то, не задумываясь, уйду из ее жизни и она меня больше никогда не увидит. И это не шантаж, это только доказывает мое глубокое чувство к ней: безумно любя, я способен отказаться видеть ее, разговаривать с ней, вдыхать аромат ее волос. Это настоящая жертва с моей стороны, а на жертву способен только человек, любящий по-настоящему, – той любовью, которая не требует своего, т.е. не эгоистической, не стяжательной любовью.
Видимо, это-то и тронуло ее, задело, короче, она поняла, что в ее жизни, может, впервые появился человек, которому от нее ничего не нужно. И это возымело свое действие – у нас была незабываемая, волшебная ночь. Этой ночью Генриетта стала наконец моей…»
И когда Генриетта в придуманной жизни наконец сдалась, в мою настоящую жизнь прорвался Алексей Кронский.
– «Уходящая осень», как ты там? – прокричал он в телефонную трубку.
Как я? Хотелось бы знать, куда он исчез, но кто я такая, чтобы задавать подобные вопросы – мать, жена, сестра? Всего-навсего случайная знакомая, и я просто ответила, что у меня все в порядке.
– Не хочешь приехать ко мне? Я встречу тебя на «Маяковке», у памятника.
Конечно, я хотела. С одной стороны, я не знала, чем закончится это очередное свидание, но отказаться увидеть «Лучшего человека нашего времени» было свыше моих сил. И я согласилась.
Алексей жил на последнем этаже высотного дома, затерявшегося в путаных двориках старой Москвы, недалеко от станции метро «Маяковская». В принципе от моего дома я могла бы дойти до него за сорок минут.
Пока мы поднимались на лифте, мой герой снова взялся за свое.
– Нет, только не здесь, – твердо сказала я. – Не здесь!
– Почему? Какая разница где! Тебе это не нравится? Это же интересно – лифт могут вызвать в любую минуту, и в любую минуту он может открыться. Тебя что, это совсем не будоражит?
– Нет, это уж слишком.
– Не хочешь, как хочешь, – равнодушно ответил он.
Наконец-то мы поднялись.
Чтобы хоть немного ориентироваться в квартире сочинителя детективов, нужно было прожить там, по крайней мере, неделю. Много света, почти никакой мебели. Или это зрительный обман? Мебель все же была, но за счет огромного пространства казалось, что ее нет вовсе. Окна во все стены, бетонная лестница на второй этаж… Ступенчатая архитектура квартиры сначала удивила меня, а потом подавила. Комнат не было вообще – одно гигантское помещение. Я долго осматривала необычную квартиру «Лучшего человека нашего времени», периодически спрашивая: «А где у тебя кухня?», «А кабинет?» – и вдруг вдалеке, у окна, заметила широченную кровать. Я направилась к ней, решив сразу занять позицию и продолжить то, что было начато в лифте. И никаких туалетов!
– Нравится, как я живу?
– Ага, необычно.
– Ну, пошли куда-нибудь погуляем.
– Зачем? – удивилась я.
– А чего дома-то сидеть! – воскликнул он, а глаза хитро заблестели, как в прошлый раз – тогда, в ресторане.
«Ни за что никуда не пойду!» – подумала я и спросила:
– Зачем же ты приглашал меня?
– Чтобы ты посмотрела, как живут лучшие люди отечества. И еще… Хочешь, мы с тобой здесь справим Новый год?
– Вдвоем?
– Да, – загадочно промурлыкал Алексей.
– Хочу, – не раздумывая, брякнула я.
– Пошли воздухом дышать. – И он потащил меня к двери.
Погода на улице была омерзительная – шел мелкий, частый дождик. Холодало, казалось, с каждой минутой, и дождь незаметно превратился в снег, вернее, крупу, которая безжалостно хлестала по щекам. Над городом быстро сгущались сумерки. Сидеть бы дома, в тепле! Но писателю детективов дома не сиделось даже в такую погоду.
Воздухом мы дышали в парке где-то на окраине города. Я ничего не хочу сказать, там, конечно, было очень красиво – снег искрился, окрашенный в разные цвета от вмонтированных подсветок и фонарей. Было даже романтично – так, что я скоро перестала жалеть, что мы сюда приехали.
Мы бродили по дорожкам, просто гуляли, и мне стало хорошо и спокойно на душе. Так спокойно, что я не заметила, как мы очутились в неосвещенной зоне парка, где не было ни одной живой души.
– Куда мы идем? – настороженно спросила я.
– Смотреть военную технику.
– Зачем?
– Тебе что, неинтересно?
– Но ведь темно, мы ничего не увидим, давай лучше приедем завтра с утра.
– Дудки!
Вдалеке зачернелись танки, самолеты, грузовики – видны были только их очертания. Мы подошли ближе, и Алексей с жаром принялся объяснять преимущества той или иной боевой машины. Я ничего не понимала, но слушала с большим интересом. Слушала, слушала, как он вдруг захохотал, подхватил меня на руки и усадил на крыло «кукурузника» (хотя точно сказать не могу – был ли то «кукурузник» или нет, потому что я в этом не разбираюсь).
– Сними меня! – кричала я. – Немедленно сними меня отсюда!
– Чш-чш-чш-чш. Не надо так кричать, – прошептал он мне на ухо.
И снова произошло все то, что произошло в мужском туалете. Правда, как это могло совершиться на крыле «кукурузника», до сих пор остается для меня загадкой. Но несмотря ни на что – я не лгу – что было, то было.
Наш роман с сочинителем детективов после этого окреп, закрутился в бешеном темпе. Теперь я уже не сидела дома и не гипнотизировала свой телефон – Алексей звонил неизменно два раза в день.
После «кукурузника» была еще прогулка по заснеженному Царицынскому парку – между речками Городенкой и Язвенкой, по руинам еще не отреставрированных павильонов, корпусов, фигурных ворот и дворца, где мы чуть было не попали в кадр (там снимали какой-то исторический костюмный фильм)… Была еще кабинка телефона-автомата, чудом уцелевшая на окраине города, полупустая районная библиотека, глухой переулок рядом с Арбатом, крыша старого дома, где-то недалеко от Ордынки…
Роман о забитом, необщительном и неразговорчивом аптекаре я окончательно забросила и, наверное, никогда бы не дописала, если б после нашей последней «прогулки» не заболела. Два дня я пролежала с высокой температурой, потом температуру удалось сбить, но на улицу выходить было еще рано. Вот тогда-то в промежутках между телефонными звонками и визитами я творила.
За время болезни меня посетили все мои друзья, кроме беременной отщепенки, – она пожелала мне скорейшего выздоровления, но не приехала – побоялась заразиться, а в ее положении это просто недопустимо.
Икки по-прежнему не могла найти работу, Пулька снова уговаривала меня бросить Кронского, Женька морально подготавливался к операции.
«Лучший человек нашего времени», чувствуя свою вину (ведь это по его милости я слегла в постель), навещал меня почти каждый день, приносил цветы и конфеты, как в больницу. Сидел возле меня час-другой и уходил. За две недели моего вынужденного затворничества между нами ничего не было. Напротив, он вел себя чинно и сверхблагоразумно.
Мама приезжала через день, а когда я пошла на поправку, почему-то стала приезжать каждый день. И вообще, ее поведение кажется мне несколько странным – она почти не говорит о своих кошках, глаза блестят, выглядит прекрасно: укладка, макияж, сережки новые…
Последние дни она прибегает ко мне минут на десять, по-моему, только чтобы отметиться.
– Если Николай Иванович будет звонить, скажи, что я у тебя, – просит она меня все время.
– А если он тебя к телефону потребует, мне что, твоим голосом с ним поговорить?
– Боже мой! Где твоя писательская фантазия?! Скажи, что я занята, вышла в магазин, залезла в ванну, суп у меня убегает! Придумай что-нибудь.
А главное – она совсем забыла о моем замужестве и хорошем, реализованном мальчике – Власике. Это был явный знак того, что у мамы кто-то появился.
– Где ты его нашла? – как-то неожиданно спросила я ее.
– Кого?
– Не придуривайся. Кто он?
– Не знаю, о чем ты говоришь. Мне некогда, я побежала. – И мама хотела было уже улизнуть, но я сказала:
– Если ты мне не расскажешь, я не буду тебя прикрывать!
– Опять шантаж! Какая же ты занудная! Кто он? Кто он? – передразнила она меня, а у самой глаза масляные такие – томные, с поволокой, желание выражают.
Я решила выдержать паузу – и не ошиблась.
– Он работает охранником в ювелирном магазине. Все? Я удовлетворила твое любопытство?
– А как же Николай Иванович?
– А что Николай Иванович?! Можно подумать, он тебе отец родной! У него кошки есть, он с ними целый день сюсюкает! А мне все надоело! Надоело каждое утро размазывать кучу под дверью, надоело выносить поддоны, драить полы, готовить обед, снова выносить поддоны, выводить глистов, блох, чистить уши и мыть, целыми днями торчать в воде! У меня и так уже от рук ничего не осталось! Я еще молодая, привлекательная женщина! Мне всего 51 год! Мне надо развеяться! – воскликнула она и ушла, хлопнув дверью.
Невероятно! Моя мама влюбилась! Теперь все побоку – кошки, Николай Иванович и, слава богу, мое замужество. Теперь она будет занята только своими проблемами. Жаль, конечно, ее мужа – ветерана труда и заслуженного строителя России, но я за нее рада. Интересно, что собой представляет этот охранник из ювелирного магазина?..
* * *Невероятно, но за эти две недели я добила роман.
«Произошло непоправимое. Генриетта изменила мне. Как это подло, мерзко, пошло! Как она могла? Променять меня на пятидесятилетнего мужлана?
Я целый день блуждал по городу в лихорадочном состоянии, не замечая никого и ничего. Я даже не помню, где я был. Когда разум возвратился ко мне, то вокруг я увидел незнакомые высокие дома, полукруглый вход в метро… Я по инерции спустился вниз и еще часа два бесцельно катался в полупустых вагонах, пересаживаясь с одного поезда на другой.