– Вот именно! – горячо поддержала меня Икки. – А ты что?
– Да я не успела и рта раскрыть, как Пулька: «Она сегодня совершенно свободна, совершенно свободна…»
– Ну, Пулька! – рассердилась Икки. – И что у нее за охота в чужие дела лезть!
– Пришлось с ним встречаться, подвозить эту чертову книжку. Я, естественно, торопилась, потому что вечером мы должны были встретиться с Алексеем – мы каждый вечер с ним встречаемся, и этот пресный тип поволок меня в какое-то восточное кафе с монотонной музыкой. В общем, это все неважно. По-моему, именно там я и потеряла сотовый. Я никак не могла от него отвязаться – нервничала, торопилась… И вот результат.
– Ну, Пулька! – снова злобно воскликнула она. – Я бы тебе свой дала, но у меня отключен за неуплату.
– Слушай, я ж тебе подарок принесла, – вдруг вспомнила я и достала из пакета сверток.
– Я тоже. – Икки полезла в шкаф.
– Зачем ты тратилась?!
– Что значит тратилась? – обиделась она.
– Ты ведь недавно устроилась на работу. Я же все понимаю.
– Глупости, держи, – и она протянула мне маленькую коробочку – это были мои любимые духи.
– Ты с ума сошла! Нельзя быть такой расточительной!
Но Икки уже не слушала меня – она распаковывала мой подарок.
– Какая прелесть! Божественно! А цвет! Я тебя обожаю! – взвизгнула она, рассматривая бюстгальтер цвета шампанского.
– Черт! Я перепутала подарки! – вырвалось у меня от неожиданности.
– Так это не мне? – разочарованно спросила Икки.
– Это я Женьке приготовила, а тебе… – но она не дала мне договорить – ее уже не интересовало, что я ей приготовила.
– Женька обойдется! Я, конечно, могла бы передать ему твой подарок, потому что мы встречаем Новый год вместе. Вернее, не встречаем, а работаем – он попросил меня помочь – ничего не успевает. А я, как ты знаешь, обязана ему работой и не могу отказать. К тому же мне все равно негде справлять… Ты с Кронским, Пулька с отоларингологом, Анжела – с семьей. Одна я – не пришей кобыле хвост, – сказала она и, подумав, добавила: – Знаешь, и мамаша, кажется, только и жаждет, чтобы я куда-нибудь ушла.
– Да ну, брось ты!
– Я серьезно. – Икки перешла на шепот и села рядом со мной на диван. – Последнее время ей кто-то стал звонить, а когда я подхожу к телефону – трубку швыряют. Но вчера… Это вообще – нонсенс! Мужской голос, вежливо так, с придыханием говорит: «Добрый вечер. Будьте добры Людмилу Александровну к телефону». Представляешь? С кем она могла познакомиться, а главное – где, ума не приложу! Она ведь только в магазин ходит да телевизор смотрит!
– Может, в магазине? – предположила я.
– Не знаю, на нее это непохоже.
– А я и смотрю, переменилось она! Я как увидела ее сегодня, сразу это почувствовала, – подтвердила я.
– Ты заметила?! Заметила?! – будто даже обрадовалась Икки. – Кошмар! Я чувствую, устроит она мне райскую жизнь. А я-то думаю, что это она со мной разговаривать вдруг начала и даже холодильник на ключ не закрывает – пользуйся, мол.
– Не паникуй раньше времени – может, еще все обойдется. – Я попыталась успокоить ее.
– Да какой там обойдется! – Икки чуть не плакала. – И почему я такая несчастная!
– Нахалка ты! – Я решила действовать методом «бури и натиска». – У тебя есть такие подруги, а ты…
– Давай чай пить, у матери в холодильнике торт со вчерашнего дня остался.
– Нет-нет, я пойду.
– Ну как хочешь, а то бы посидела еще.
– Нет. – Я стремительно встала с дивана и направилась в коридор, снова нацепила мокрую шубу, и тут взгляд мой упал на телефон. – Вот балда-то, я ж к тебе звонить приходила!
– Точно!
До телефонной станции было не дозвониться. Потом я долго набирала номер «Лучшего человека нашего времени», но в трубке слышались лишь монотонные, однообразные гудки, сообщающие о том, что хозяина нет дома, а сотовый был заблокирован, впрочем, как и у меня. Я была в шоке – оказывается, в жизни не все так просто.
– Да не расстраивайся – ведь 31 декабря. Все суетятся, никого дома нет. Вы же с ним договорились?
– Да, – растерянно сказала я, – одни неприятности – представляешь, мой новый роман не подошел!
– Как это? – Икки тоже успела забыть то время, как пять лет кряду я не могла пристроить ни один свой текст ни в одну редакцию Москвы.
– Сказали, в любовном женском романе не может быть главным героем мужчина, хотя текст неплохой.
– Эту идею, мне помнится, тебе подкинул Женька?
– Да, он посоветовал.
– Вот Овечкин! – сквозь зубы процедила она, и мне снова стало приятно, что роман отвергли из-за Овечкина, а я тут абсолютно ни при чем. Нет в том моей вины! И я позвонила маме.
– Здравствуй, Машенька! – весело и бодро крикнула она в трубку. – С кем ты столько разговариваешь по телефону – у тебя все время занято! Поздравления принимаешь?!
У мамы, судя по всему, было превосходное настроение, в отличие от меня. Что ж тут удивительного – у нее работал телефон, и она точно знала, с кем будет встречать Новый год.
– Мам, у меня телефон сломался, вызови мастера.
– А сама не можешь?
– Я не могу дозвониться до телефонной станции. Я от Икки.
– Передай ей привет. А ты в своем уме? Какой мастер на праздник? Кстати, а сотовый?
– Потеряла.
– Молодец!
– Ну что, тебе позвонить трудно?
– Нетрудно, только я точно знаю, что не дозвонюсь и потрачу полдня, а мне нужно еще приготовить праздничный стол Николаю Ивановичу. Он, если ты не забыла, по твоей милости будет справлять этот светлый праздник один с котами!
Вот наглость! Последнее предложение мама произнесла особенно громко (почти прокричала), видимо, чтобы ее услышал бедный и обманутый Николай Иванович.
– Мамочка, мне кажется, тебе не обязательно оставлять Николая Ивановича одного с кошками в этот волшебный праздник. Это как-то нехорошо.
– Дозванивайся до бюро ремонта сама, – прошипела она в трубку и снова воскликнула необыкновенно громко: – Так, значит, в одиннадцать я буду у тебя, потом за нами заедет Пулечка, и мы все поедем в клуб?!
– Какая у тебя бурная фантазия! – издевалась я.
– Ну, договорились! – крикнула она и бросила трубку.
Одним словом, поход к Икки под низким небом, которое вот-вот упадет, не дал ровным счетом ничего, если не считать приятных минут общения с подругой и ее радости по поводу подарка, который был предназначен для Женьки.
До середины дня я слонялась по квартире взад-вперед, периодически срывая трубку бесполезного, молчащего телефона, который так и хотелось разбить о стену. Потом я стала сама себя уговаривать. Ведь мы действительно договорились с Алексеем – я должна подъехать к нему в половине двенадцатого. Чего переживать так по поводу прервавшейся телефонной связи? Надо приводить себя в порядок и готовиться к встрече Нового года.
Долго уговаривать мне себя не пришлось – стрелки часов уже показывали пять вечера, и я вплотную занялась своей внешностью (мне даже удалось безукоризненно накрасить ногти и не смазать их!).
В четверть одиннадцатого я посмотрелась в зеркало и…
Да! Честно говоря, я давно себе так не нравилась. Безупречный, естественный макияж. В меру налаченные кудри густых каштановых волос не напоминали на ощупь сетку советских времен для картошки, как это обычно у меня случается. Платье (купленное когда-то, но совершенно новое) не какого-то там дешевого цвета с наглой примесью электрика, а богатого темно-синего, как южное ночное бархатное небо (если только с него убрать все звезды и луну)! Длинное, с разрезом выше колена, а главное, на узеньких бретельках. Мечта всей жизни! Эти самые бретельки я не могла позволить себе до встречи с «Лучшим человеком нашего времени» из-за жира, который предательски нависал под мышками. Вид, мягко говоря, был неприглядный. Но теперь все изменилось – настолько, что назойливый Влас, когда увидел меня в автосалоне, спросил, не заболела ли я. Неправда! Я чувствую себя как никогда хорошо, да и выгляжу отлично. Особенно глаза – только теперь я заметила, как они блестят, только теперь поняла, что они, как сказал классик, являясь зеркалом моей души, живут, а раньше – блеклые и тусклые – выражали лишь усталость существования, безразличие и скуку. Ой! Совсем забыла – маленький, но очень важный штрих – колье из фианитовых мелких капель, смягчающее строгость темно-синего цвета. Горят, как бриллианты, никто не отличит, мамаша подарила, кажется, на двадцатипятилетие.
Наконец, я накинула шубу и, положив в сумочку подарок для Алексея, помчалась к нему домой встречать самый лучший Новый год в моей жизни.
* * *Мне везло сегодня. Я почти сразу поймала такси и, глядя на падающие хлопья снега, зачем-то считала про себя до тысячи. Меня выводили из себя летящие за окном слипшиеся снежинки, потому что я никак не могла определить, где мы находимся; раздражали частые остановки из-за дорожных пробок, которые вечно ругала Пулька.
Сердце бешено билось: мне не терпелось вихрем ворваться в странную, просторную квартиру Алексея, показаться ему совсем другой – намного красивее, очаровательнее, загадочнее. Я чувствовала – сегодня я действительно другая. Внутри меня появилось нечто новое – искра или огонь, не знаю, как объяснить, что вырывалось наружу, но окружающие улавливали это. И тот молодой человек, который уступил мне свое такси, и сам таксист, который всю дорогу, сбивая со счета, вызывал меня на разговор, пытаясь развеселить…
Что же это новое? Что привлекает, притягивает во мне теперь других людей? Чего не было раньше?.. И тут я поняла – и ощутила, потому что задумалась над новым своим состоянием именно в тот момент, когда оно нахлынуло на меня. Если б стала вспоминать потом, ни за что б не поняла! Оттого-то люди и не могут дать хотя бы приблизительного описания этого наиважнейшего события – пожалуй, главного события всей жизни человеческой! А многие в старости вообще гадают, происходило ли с ними это когда или вовсе не было.
Так вот, в один миг я вдруг поняла, что, пока ловила такси, пока ехала в машине по заснеженной дороге, пока злилась на московские пробки, считала до тысячи – все это время я была счастлива. И не было на Земле человека счастливее, чем я в ту секунду, когда осознала это.
Счастье, оказывается, это не обязательно происходящее в определенном времени и месте событие. Счастье – это предвкушение события, которое должно произойти в определенном месте и в определенное время. Это как праздник, которого мы ждем, к которому готовимся. Именно во время подготовки к нему мы ощущаем радость, трепет; мы представляем, как все должно произойти. А когда он наступает – все куда-то пропадает, и мы не замечаем, что радость-то уже прошла…
Решив, что счастье – есть предвкушение, я подумала: «Теперь все зависит только от меня», и – расплатившись с разговорчивым таксистом, ринулась к подъезду «Лучшего человека нашего времени» – мне так не терпелось его увидеть, будто я жила без него целую вечность. Может, это результат того, что сломался телефон и мы не разговаривали с ним со вчерашнего вечера?..
Я набрала хорошо знакомый код квартиры Кронского, консьержки отчего-то сегодня не было – видно, уже ушла справлять Новый год. Потом долго поднималась на лифте. «Что ж он так тащится?» – все крутилось у меня в голове.
И, наконец, я стою перед дверью живого классика, вытаскиваю из сумки подарок и звоню…
«Что ж так долго-то? – снова думаю я. – Как медленно течет время именно сейчас! И отчего так бывает?»
Я звоню еще раз – уже настойчивее. Третий. Сжимаю бархатный футляр в руках, начиная чувствовать легкое беспокойство.
«Может, он в душе и не слышит звонка? Или я слишком рано пришла? Или он забыл купить что-то самое необходимое и вышел? Хлеб, например. Ну какой хлеб в половине двенадцатого 31 декабря? А может, готовит очередной сюрприз? Он ведь любит сюрпризы!» – именно эти мысли роились в моей голове, словно назойливые мухи. Но делать мне все равно нечего – Новый год справлять больше не с кем. Мы договорились. Нужно ждать. Мало ли что могло произойти – вполне возможно, что Алексей застрял в пробке. Все. Не буду ни о чем думать – буду просто стоять у двери и ждать, с минуты на минуту он должен подъехать.
Однако ни о чем не думать никак не удавалось, я переминалась с ноги на ногу, бархат футляра стал влажным от моих вспотевших рук. Сколько я так стояла у закрытой двери, не знаю, но мне показалось, что президент уже поздравил народ с Новым годом, а народ, в свою очередь, уже радостно выпил по бокалу шампанского и успел снова возвратиться к водке, как в этот момент лифт задребезжал, лязгнул и тяжело стал опускаться вниз.
Сердце мое замерло, я затаив дыхание прислушивалась к каждому звуку. Точно! Кто-то вызвал лифт на первый этаж! И этот кто-то – «Лучший человек нашего времени»! Я не сомневалась, что через мгновение увижу его. Но все же, надо признаться, где-то в глубине души свернулась клубком гнусная, ядовитая змея, которая изо всех сил пыталась сбить меня с толку и доказать обратное: лифт остановится ниже этажом, будь уверена, это не он.
Лифт снова лязгнул в двух шагах от меня, открылся, и я увидела…
Ах! Нет, лучше бы я этого не видела, лучше бы не приходила сюда вовсе, лучше бы сидела дома одна, лучше бы я не встретила тогда самого Мерзкого человека всех времен и народов в коридорах редакции и никогда потом!
Он был не один в лифте: его спутница – толстенная, вульгарная, крашеная блондинка с черными, отросшими волосами у корней – обхватила его за шею и удивленно смотрела на меня маленькими невыразительными глазками, как будто думала, что двери лифта никогда не раскроются, что он вырвется за пределы дома и унесет их в открытый космос. Нет, это не от ревности и злости я так описываю ее внешность – она действительно так выглядела!
Что ж, под Новый год иногда исполняются самые заветные желания – сбылось оно и у Кронского (он ведь баловень судьбы!) – секс в лифте. Они стояли в недвусмысленной позе, полураздетые так, что тут и додумывать мне ничего не оставалось. С минуту длилась эта немая сцена. Потом я швырнула бархатный футляр в лифт, молча развернулась и полетела вниз по лестнице.
– Марусь, Марусенька, – послышался сверху голос Кронского. – Ты совсем не так поняла! Я звонил тебе – у тебя все время занят телефон, – задыхаясь, кричал он мне вдогонку, – я подумал, ты зависла в Интернете и про Новый год забыла! И про меня!
Я мчалась по лестнице, не чувствуя ступеней, – ноги словно одеревенели, лицо полыхало, в голове ни одной мысли. Весь мой организм заполнило какое-то отравляющее вещество – оно, казалось, вместо крови текло в моих венах. Будто составляющие крови – вода, эритроциты, сухой остаток, плазма, креатин – сменились обидой, горечью, злостью, отчаянием, разочарованием, жалостью к себе. На секунду мне даже почудилось, что вены мои потемнели, и я почувствовала, как эта новая черная кровь разрушает меня изнутри, убивая.
Я вылетела на улицу. И теперь мне отчаянно не везло. Такси я поймать долго не могла, в метро спускаться не хотелось, я не перенесла бы давящего, замкнутого пространства подземки – и поплелась домой пешком.
Я встретила Новый год на улице: снег хлестал по лицу, повсюду слышался смех, громкие веселые голоса, взрывы петард, в окнах мерцали огнями елки. Все это я видела как во сне, сквозь пелену забытья. Я не плакала. Плачу я вообще редко, хотя говорят, что иногда это полезно – своеобразный выплеск дурной энергии.
Я была просто несчастна – по-настоящему, так глубоко, как никогда раньше. И теперь поняла, что есть горечь и печаль, потому что в эти минуты я задумалась над своим новым, так неожиданно сменившимся состоянием. Я задумалась точно так же, как час назад задумалась о счастье – уловила его, поймала за хвост. И теперь в старости я могу смело говорить, что в моей жизни было как счастье, так и несчастье.
Только почему-то новое мое нынешнее состояние не привлекало и не притягивало окружающих. Казалось, я для них стала невидимой.
Таким образом, в ту ночь я сделала для себя два вывода: счастье – есть предвкушение праздника, а несчастье – сам праздник, который заранее представляется совсем по-другому.
К трем часам утра я добралась до дома, вошла в темную пустую квартиру и в шубе опустилась возле телефона. Он не работал. Тишина. Лишь изредка слышались крики с верхнего этажа да грохот петард за окном, от которого я невольно вздрагивала.