На работе налаживались отношения с сотрудниками, ее уже узнавали в коридорах и здоровались. Безвременно ушедший Костик, на месте которого она теперь трудилась, как выяснилось, покинул не нашу бренную землю, а всего лишь стены родной конторы, скоропостижно уволившись и переметнувшись к конкурентам. Иногда Верочке даже передавали какие-то бумажки, небрежно бросая: «Передай Филе!» Это было так волнительно… Признание окружающими их с Филиппом близости будоражило и вызывало законное чувство гордости за свое завоевание.
Тем не менее фортуна уже неслась на всех порах к Верочкиной бочке меда со своей ложкой дегтя.
Сначала пришла мрачная Лариса и дала огромный контракт с пачкой приложений, процедив сквозь зубы, что работа срочная и сдать ее надо к утру пятницы. Особенно потрясло Верочку определение срока. Так сурово брошенное «к утру» подразумевало чуть ли не ночную стахановскую вахту.
– А если… – начала было Вера, но Лариса лишь зыркнула на нее горгоной и отчеканила:
– Никаких «если». Умри, но сделай.
– А к какому времени… – растерялась обалдевшая от столь узких временных рамок переводчица, но и этот вопрос она докончить не успела.
– Вчера!
– Что – вчера?
– Он нужен был еще вчера, поэтому чтоб к пятнице был!
Выдав это не совсем логичное заявление, Лариса унеслась по своим секретарским делам.
Верочка приуныла. Но глаза боятся, а руки делают. К тому же за перегородкой шуршал Филипп, такой родной, такой близкий… Замечтавшись, она ненадолго выпала из рабочего процесса, из которого, как известно, выпасть намного проще, чем вернуться.
Попытка рассчитать свои силы потерпела неудачу. Вера никак не могла сообразить, с какой скоростью надо работать, чтобы успеть к пятнице. Наконец она додумалась пересчитать листы и разделить на три пачки, по одной на каждый оставшийся до пятницы день. Результат получился ошеломляющим. Тяжело вздохнув, Вера углубилась в работу.
Отвратительный перевод вымотал ее настолько, что вечером Верочка заснула, не дождавшись намывавшегося в душе Филиппа. Он несколько обалдело пошевелил посапывающее поверх одеяла тело, вздохнул и вытянул одеяло из-под девушки, аккуратно накрыв ее и выключив свет. Вера благодарно чмокнула сквозь сон и забылась.
Утро началось с противно царапнувшей память мысли: вчера она так и не дотянула норму, устав от заумных и нудных предложений, которыми изобиловал контракт. Сегодня надо было сделать больше, чем запланировано. Но жизнь – сплошной форсмажор, прущий по нашим планам, как бульдозер.
На автопилоте Вера схватила трубку звонившего мобильного телефона.
– Вера, бросай все. – Руслана нервно вдохнула, видимо, прикуривая.
– А что случилось?
– Мы едем в Берлин.
– Куда? Я не могу, у меня…
– Помолчать можешь?
– Помолчать могу, в Берлин не могу, – пробормотала Верочка, параллельно выискивая в словаре странное слово явно не английского происхождения.
– Сосредоточься и брось все! – приказным тоном велела Руся. – Это важно!
– Бросила, – покладисто согласилась Вера, стараясь, чтобы страницы шуршали совсем неслышно.
– Значит, так. На самом деле в Берлин едем мы с Лешей, на два дня…
– Да? – Вера дакнула только из желания создать видимость диалога. Руслана немедленно уловила в ее интонациях фальшь и сурово отрубила:
– Да! Ты меня что, подставить хочешь?
Уловив суть вопроса, Вера заволновалась и начала с жаром уверять, что никоим образом не планировала подставлять любимую подругу.
– Тогда запоминай. Формально – ты едешь с нами. И вообще, едет целая группа переводчиков. Я, ты и еще тетки.
– У меня даже загранпаспорта нет, – заикнулась Верочка.
– Гоша об этом не знает. И не узнает. Если он вдруг позвонит тебе на мобильный, запомни – ты переводишь для Алексея на ткацкой фабрике, я – на другой, но для Даши. Поняла?
– Как-то не очень, – призналась Верочка.
– А если бросишь маяться дурью и выслушаешь меня внимательно, то все сразу станет понятно! – рявкнула Руслана.
– Русечка, ну не обижайся! У меня перевод очень срочный. Лариска сказала, что, если не успею к пятнице, меня уволят!
– Вера, с тобой невозможно разговаривать. Подумай своей башкой – кто тебя уволит? Леша, которого ты прикрываешь?
– А… Ну да, ясно. Только я ведь не его прикрываю, а тебя.
– Это одно и то же! Да он скорее эту Лариску уволит, чем тебя.
Вера тут же вспомнила про то, какие откровенно близкие отношения у Ларисы с Алексеем Константиновичем, которого секретарша тоже называла Лешей, но Руслану разочаровывать не стала.
– Руся, а ты где?
– Какая разница? В аэропорту. А что?
– Так просто. – На самом деле Верочка хотела попросить у подруги помочь с переводом, забыв, что из них двоих только она сама уезжает теоретически, а вот Руся как раз уезжает фактически.
– Тогда пока. Целую!
– И я.
Через пару часов выяснилось, что в переводе не хватало листа. Тяжело вздохнув, Верочка пошла к Ларисе.
– У меня там, похоже, одного листа нет, – начала она прямо с порога, не вдаваясь в дипломатические тонкости общения с особой, приближенной к шефу.
– Потеряла? – подозрительно нахмурилась Лариса. – Так я и знала! Тебе бы только задом крутить. Ходит по офису с голыми коленками, вместо того чтобы работать!
Вера, последние два дня даже не выходившая на обед, задохнулась от возмущения.
– …вот сейчас скажу Леше, что ты кусок контракта потеряла, и вылетишь отсюда пробкой! – несло Ларису.
И тут Верочка решила отомстить зарвавшейся секретарше, возомнившей о себе бог знает что.
– По моим сведениям, Алексей Константинович в командировке и вернется только в пятницу. Так что не надо меня тут пугать! И вообще, ищи лист, а то потом сама будешь переводить.
Лариса прищурилась:
– Надо же, какие мы просвещенные! И откуда информация?
– Из надежных источников!
Всхрапнув, Лариса с остервенением начала перерывать пластмассовые лотки, в одном из которых действительно нашелся злополучный лист. Даже не извинившись, она рявкнула:
– Иди работай!
– Уже побежала, – буркнула оскорбленная Верочка, демонстративно поклонившись.
Но секретарша так и не успела блеснуть своим ядовитым остроумием, поскольку переводчица торопливо захлопнула дверь.
Ларисе хотелось плакать, но слезы могли испортить макияж, поэтому она начала методично рвать бумагу. Слезы не отступали, плескаясь совсем рядом и норовя смыть тушь. Еще была злость. Она давила на сердце, разрастаясь в полный бешенства тугой шар. В голове метались обрывки мыслей, обид, полустертых воспоминаний и несвершившихся планов…
Пальцы сами набрали знакомый номер:
– Аллоу! – протянула Лариса, прикрывая рукой трубку и слегка пришепетывая. – Это доброжелатель. Если вам интересно, то ваш супруг с любовницей улетел на два дня в Германию. Чао!
Она нажала «отбой», нервно хихикнула, ощущая дрожь в руках и коленях. Это был не страх, а противное возбуждение, разливавшееся по телу горькой слабостью. О содеянном Лариса немедленно пожалела, но вернуть назад уже ничего было нельзя. Судорожно соображая, сможет ли жена шефа просчитать, откуда звонил доброжелатель, дабы получить исчерпывающие ответы на массу возникающих в таких случаях вопросов, буйная секретарша продолжала трястись всем телом и изображать кипучую деятельность. Подарив обманутой Виктории Игоревне, жене блудного босса, два мучительных дня ожидания расправы, Лариса и сама впала в нервный мандраж, ожидая возмездия.
Виктория Игоревна давно подозревала, что у мужа кто-то есть. Нет, она не находила чужих волосков на пиджаке или трусов в кармане брюк, но интуиция опытной женщины подсказывала ей, что у богатого и еще достаточно молодого мужика не может не быть какой-то отдушины от семейных будней. Хотя, если подумать, виделись супруги крайне редко, а в огромной квартире было довольно уютно и спокойно, никто не донимал Алексея Константиновича требованием вынести мусор, вбить гвоздь или помыть холодильник. Собственно, для решения хозяйственных проблем имелись специально обученные люди. Сама Виктория Игоревна изо всех сил старалась соответствовать мужу, изнуряя себя диетами и изводя своим усердием многочисленные тренажеры в фитнес-центре. Но, видимо, как и абсолютному большинству замужних женщин, ей эта тактика не помогла. Мужчины предпочитают чужое. Главное, чтобы это чужое было не такое, как привычное свое. Так ребенок в песочнице с радостью готов поменять свой дорогущий импортный самосвал на полусломанную гоночную машинку с облупившейся краской и кривыми колесами. Потом он, разумеется, пожалеет, но обмен уже состоится, если только бдительная мама вовремя не пресечет эту глупость. Несмотря на то, что Алексей Константинович достаточно умело и прибыльно вел дела, его супруга продолжала считать, что вне бизнеса муж – сущий младенец. Поэтому она и бдила за всеми возможными изменениями в их отношениях. Допустить неравноценный, с ее точки зрения, обмен она никак не могла. Конечно, образно говоря, краска на ней, может, слегка и облупилась, и тягаться с молодыми, гладкобокими манекенщицами она вряд ли сможет, но ведь есть еще элементарная привычка, которая будет посильнее ярких впечатлений на стороне, наличие которых, между прочим, при определенном умении можно и пресечь.
В семейной жизни, надо отдать должное Виктории Игоревне, она ценила не только материальное положение, но и самого супруга, которого любила давно и уравновешенно. Он отвечал взаимностью – так что нарушить это равновесие Виктория Игоревна не собиралась позволить никому.
– Радость моя, мы сегодня в клуб, помнишь? – Филипп наклонился и дунул в ухо устало тыкавшей в клавиатуру девушке.
– А? Что? Не, иди один. У меня тут срочно, – пробормотала Вера.
– Один?
– Да.
– В клуб?
– Угу.
– Где куча пьяных девиц, которые будут на мне виснуть?
– Ага.
– Ты меня вообще слышишь?
– М-м-м.
– Вера!
– Слушай, у меня правда очень большой перевод. Я не успеваю. Мы же не хотим, чтобы я потеряла эту работу?
– Не хотим, – неуверенно подтвердил Филипп.
– Вот и не мешай. Пожалуйста. У меня голова пухнет.
– Так прервись.
Филиппу явно хотелось развлечься, а не сидеть в душном офисе, охраняя рабский труд любимой. Но надо было соблюсти приличия. Женщин с проблемами не любит никто. Идеальная возлюбленная должна порхать как мотылек, не озадачивая близких и дорогих ей людей своими болячками, трудностями и судьбоносными вопросами из серии «как и на что жить дальше». Тем не менее откровенное уведомление возлюбленной о том, что волнующие ее темы далеки от сознания рыцаря, может выйти излишне честному рыцарю боком. Поэтому Филипп напустил на гладкий лоб гримасу сострадания, выразившуюся в собирании кожных покровов в гармошку и приведении бровей в состояние «домика».
– Хочешь, я рядом посижу?
– Не хочу, – искренне ответила Верочка. Сейчас Филипп раздражал, отвлекал и вообще… Неужели не понятно: у нее достаточно тяжелая и неприятная работа. Вот она бы создала ему все условия для спокойной стахановской вахты!
– Тогда, может, я с ребятами в бильярд схожу? – предположил он заискивающе и опасаясь, что любимая потребует жертв, а значит, придется провести вечер либо за дверью офиса, либо дома в одиночестве, дабы она переводила свою тарабарщину, не отвлекаясь на ревность и всякие необоснованные подозрения.
– Ага, – обрадовалась Верочка. – Сходи!
Филипп обрадовался еще больше, чмокнув ее в лоб и с чувством произнеся:
– Вот за это я тебя и люблю! До вечера, ласточка!
Ласточка посмотрела ему вслед затуманенным взглядом, не успев уточнить, за что именно ее любят. С трудом отогнав видение его широких плеч на фоне ночного окна, она вернулась к работе, старательно отпугивая нечеткую мысль «какие мужики все-таки…». Какие, она не знала, но эпитет в голове крутился в любом случае весьма нелестный, так как было ужасно несправедливо вот так уйти, оставив ее одну в пустом офисе. Поймав себя на противоречивых желаниях, Верочка окончательно встряхнулась и застучала по клавиатуре.
Зазвонил мобильный телефон.
– Веруня, привет! – На том конце провода наигранно бодрился Гоша. – Не знаешь, где Руська?
Вовремя вспомнив наставления подруги, Вера недовольно прошептала:
– Ты что, обалдел, я на переговорах! И она тоже. Позвони позже.
– Прости, прости, – радостно зашептал Гоша, как будто мифические немцы могли его услышать. – Вечером брякну.
Чтобы соблюсти конспирацию, Верочка выключила мобильный. Это выглядело вполне естественно: телефоны на переговорах всегда выключают. Именно эта ее конспирация и помешала весьма пьяному Филиппу дозвониться до нее и сообщить, что ночевать он поедет к товарищу. Вернее – пойдет, так как друг жил рядом с клубом, а ехать в таком состоянии куда-либо Филипп был уже не способен.
Вера терпела долго, сидя в пустой квартире. Звонить и спрашивать, куда запропастился кавалер, она посчитала ниже своего достоинства. Достоинство свое она блюла где-то до полуночи, после чего не выдержала и все-таки позвонила Филиппу на трубку. Любимый был феерически пьян, и на ее холодное «алле», подразумевавшее жгучую обиду и желание повыяснять отношения на повышенных тонах, он с трогательным удивлением промычал:
– Алина, ласточка, это ты?
– Я, – сама не зная почему, подтвердила Верочка.
– Я знал, что так будет, – вымучил Филипп, после чего послышалось хрюканье, плавно перешедшее в молодецкий храп.
Глава 22
Утро четверга тоже не задалось. Вернее, оно было ужасным. Мало того, что Вера в эту ночь так и не смогла заснуть, ковыряясь на очередных руинах своего счастья, как погорелец, бродящий по пожарищу в надежде отыскать уцелевшие вещи, она еще и забыла накраситься, заявившись на работу бледно-зеленой молью с синеватыми мешками под глазами. Хотя, по логике, необходимо было привести наружность в повышенную боеготовность, чтобы всякие там не думали, что она переживает. И чтобы эти же всякие, скептически оглядев ее непраздничный «фасад», не утешали себя мыслью, что потеря не так уж и велика.
Но и это оказались только цветочки. Филиппа не было вообще, а компьютер категорически отказывался работать. Промучившись некоторое время с жужжавшим достижением технического прогресса, не реагирующим на манипуляции вроде пинков и поколачиваний по жестяному корпусу, Верочка позвонила Яне в технический отдел. С некоторых пор они довольно тесно сблизились, и Яна оказалась очень милой и весьма информированной девочкой, выбалтывавшей всякие интересные сплетни про сотрудников. Верочку, конечно же, в первую очередь интересовала жизнь Филиппа до нее, о чем Яна весьма охотно и красочно рассказывала, но и байки про остальных тоже были не менее интересны. Весьма невзрачная внешность рассказчицы с лихвой компенсировалась ее остроумием и красочной живописательностью повествования. Она была душой курилки и коллектива. Тем более что в коллективе, где все имеют дело с компьютерами, плохо поддающимися дрессировке неопытными юзерами, каждый сотрудник компьютерного отдела лицо уважаемое и крайне полезное.
– О-па, – сказала Яна, потыкав кнопки и понаблюдав за несущимся по синему экрану текстом. – Ты чего это тут наворотила?
– Ничего. – Верочка пожала плечами и вежливо поторопила. – Сделай что-нибудь, а то мне работать надо.
– Ты вчера из программы нормально вышла, без абортов?
Вера вздрогнула, машинально покосившись на календарь с целью вычислить ближайшие критические дни.
– Вера, – захихикала Яна. – У тебя что – совесть нечиста? Не тяни резину. Как из программы выходила?
Вспомнить, что и как происходило вчера вечером, Верочка не могла при всем желании. Вообще-то ей казалось, что она все сделала по всем правилам, но пара червячков сомнения все-таки подтачивали ее непоколебимую уверенность.
– Нормально, вроде…
– Нормально, – передразнила Яна. – Капут твоему агрегату. Вирусов, что ли, нахватала?
– Не знаю. – Вера еще не понимала масштабов свалившейся на нее трагедии. – Когда работать-то можно будет?
– В принципе через час, – задумчиво протянула Яна. – У тебя там документы были важные?
– Да перевод этот треклятый. – Вера чуть не плакала. – Янчик, миленькая, сделай хоть что-нибудь!
– Ладно, не крутись под руками. Попробую.
Вера смиренно отскочила в сторону, но в отдалении смогла продержаться минут пять, после чего начала приставать к Яне с наводящими вопросами:
– Ну, как там? Как дела?
– Слушай, юзя, – не выдержала Яна. – Иди книжку, что ли, почитай. Мешаешь ведь.
Вера покорно затихла. И тут запиликал мобильный.
– Ласточка, это я. Я от Сани. Скажи Дарье, что сегодня я по клиентам. Так плохо, ты не представляешь!
– Чего ж не представлять – представляю, – злобно бросила Верочка, поймав удивленный Янин взгляд. – Праздник продолжается? Ну-ну. Привет Сане. Пламенный.
Она с остервенением нажала «отбой» и покосилась на Яну. Та с преувеличенным вниманием пялилась в пустой монитор.
«По всему офису разнесет…» – тоскливо подумала Верочка.
Филиппу на самом деле было плохо. Организм, побежденный непосильным количеством пива, влитого накануне внутрь, распластался на Санином диване и норовил рассыпаться на составляющие. В таком тяжелом состоянии Филиппу только не хватало этих глупых бабских обид и выяснений отношений.