Чего-чего?
– И в этом твоя причина? – скептически отзываюсь я, с трудом сдерживая истерический смешок. П-ф-ф!
– Поверь, все не так просто, – говорит он безрадостно, однако это не уменьшает моего вновь возникшего энтузиазма. Может, я ненормальная, но ревность для меня не причина. Это не другая женщина, не отсутствие влюбленности, не религиозные противоречия. А в случае со мной это даже не повод для мелких недомолвок.
– Допустим, тебе не к кому будет ревновать… – пробую переубедить его.
– Так не бывает. – Он выдавливает из себя грустную улыбку. – Я присваиваю себе все, что мне нравится, в том числе и женщину, и всегда нахожу, к кому и к чему ревновать.
Какие заявочки…
Черт, звучит сексуально. «Присваиваю себе все».
Мое подсознание рисует самые откровенные сцены, но я вовремя прихожу в себя и возвращаюсь в реальность, где меня вообще-то отвергают, а я безобразно навязываюсь.
Но ведь он сам сказал, что я ему нравлюсь… и для меня это куда важнее, чем его пустые отмазки.
– И когда в последний раз ты присваивал себе кого-то? – осторожно интересуюсь я.
– Пять лет назад.
Ого.
– У тебя была такая женщина?
– Было несколько. Одна особенно запомнилась.
Наверняка речь о сбежавшей невесте. Или брошенной… лучше бы брошенной.
– Вы расстались и…
Он грубо перебивает меня:
– Послушай, я выбираю себе женщин, к которым испытываю исключительно физическое влечение, не более. Это и отношениями-то не назвать…
– А со мной тогда что?
Он хмурится.
– К тебе не только физическое влечение. Поэтому я не хочу… – он обрывается на полуслове и шумно выдыхает, – делать тебе больно.
– Ты уже делаешь мне больно. Тем, что отвергаешь меня. Особенно теперь, когда мы… – Я смущенно опускаю ресницы и смотрю на свои колени.
– Прости, – говорит он совсем тихо. – Я этого не планировал. Думал прийти и отчитать тебя за гулянки с Торном, а в итоге…
Я вскидываю голову.
– Ты все-таки ревнуешь к Торну?
Он коротко кивает.
– Почему?
– Господи, Кэтрин. Только что объяснял!
– Да, верно, – чувствуя себя идиоткой, бормочу я. – В таком случае, если ты уже ревнуешь меня, то зачем отвергаешь? Хочешь, чтобы я переключилась на него или на какого-нибудь другого парня?
– Я уже думал об этом, – отвечает он, помрачнев.
– И?
– Ну, пришлось бы смириться…
Смириться? Я хмыкаю.
Роберт Эддингтон и смирение – это что-то новенькое.
Он отворачивается и глядит в окно, а я пытаюсь осмыслить наш странный диалог и нахожу в нем одну несостыковку.
– Знаешь, во всей этой чудной истории одно не вяжется, – с сарказмом произношу я. – Если ты заранее предвидел, что у нас ничего не выйдет, то почему не остановился? Я имею в виду…
– Секс, – хмуро подсказывает он.
Я пунцовею.
– Кэтрин, повторюсь – я этого не планировал. Так вышло, понимаешь? Не сдержался, дал слабину, называй это как угодно… – он смотрит на меня целых пять мучительных секунд, – и, если быть совсем откровенным, я хотел быть первым, – неожиданно признается он.
У меня отвисает челюсть. Первым?
– Ты знал, что я… – Язык не поворачивается произнести это вслух. Боже…
– Подозревал. – Он снисходительно улыбается.
Конечно, глупый вопрос. У меня ведь на лбу написано «невинная овечка».
Теперь я ощущаю себя подопытным кроликом, что само по себе не может быть приятным. Ужас какой-то. Хотел, подозревал… похоже на игру.
– Значит, для тебя важно было просто поставить галочку и избавиться от меня? Потешить свое самолюбие, сделать обкатку? – Я вновь закипаю.
– Нет, – он мотает головой. – Ни в коем случае. Но когда я увидел тебя в тот вечер, когда представил себе, что ты с этим Торном… – он угрожающе сжимает кулак, – это слишком дорогой подарок для такого дрища.
Замечательно. В довершение всего, я, вернее, моя девственность, оказалась подарком.
Сижу пришибленная и не могу пошевелиться.
Он действительно относится к людям как к собственности. Но почему меня это не останавливает? Другая бы на моем месте давно сбежала. Что со мной не так? Неужели у меня совсем нет гордости?
Я молча печалюсь.
– В пятницу мать устраивает прием в Хилтоне. Празднование их с отцом тридцатой годовщины свадьбы. Я обещал прийти… думаю, и тебя пригласят. Так что увидимся там. – Роберт открывает дверцу.
– И все? – осмеливаюсь спросить я. – Больше ты ничего не скажешь?
– Нет. Я достаточно сказал. Просто подумай. Поговорим в пятницу. – Он потирает подбородок и добавляет: – И не ходи пока на свидания с Торном, ладно?
Я вскидываю брови.
– Ты просишь?
– Удивлена? – вторит он мне.
– Ты никогда не просишь. Только приказываешь.
Он улыбается.
– Если тебе не безразличен этот сопляк, то, ради всего святого, не натравливай меня на него.
Его самонадеянность поражает. Хотя все верно. Конкурировать с его влиятельностью сложновато.
– Напомни мне, о чем я должна подумать? – уточняю я перед тем, как выйти.
– Обо всем, – отвечает Роберт, и мы одновременно вылезаем из машины.
Горячий июньский воздух забивает легкие, я невольно морщусь и внезапно вспоминаю, с чего все началось.
– Насчет зарплаты. Я по-прежнему против и намереваюсь вернуть их Кейну.
– Нет. И он не возьмет, – безапелляционно заявляет Эддингтон.
– С чего ты так решил?
– Я сказал ему.
– Но мне не нужно столько денег! Мне ведь всего восемнадцать!
– Самое время, – усмехается он. – И хватит поднимать кипеж, мы на работе. – Он открывает массивную стеклянную дверь и пропускает меня вперед. Если хоть одна сотрудница это видела, то будет пища для размышлений.
– Ты в свои восемнадцать так же поступал? Тратил родительские миллионы?
– Нет. Меня не баловали в отличие от Майка. И видишь, чем это кончилось.
Да уж. Младший не лучший пример для подражания.
– До пятницы, Кэтрин, – с улыбкой прощается Роберт и, отойдя в сторону, пожимает руку какому-то мужчине.
Я могла бы любоваться им вечно, но нельзя, чтобы меня застукали. Я и так сегодня наломала дров со своей неконтролируемой вспышкой гнева. И не знаю, почему, мне полегчало. Он не сказал «да», но и не сказал окончательное «нет».
* * *Вопреки моему пессимистичному настрою ближе к вечеру Риз все-таки позвонила и пригласила меня на торжество. Дальше наш разговор превратился в интеллигентное противостояние.
– Кэти, не стесняйся, дорогая. Я уже купила платье, и завтра Фил завезет его тебе.
Я закатываю глаза и едва не вою от бессилия. Неужели она не понимает, как мне неловко?! Ох, если бы она знала, сколько ее сын платит мне, она бы наверняка обалдела.
– Тетя, я правда в состоянии сама оплачивать и еду, и одежду… – из динамика раздается тяжелый вздох, – хорошую одежду, – поясняю я.
– Милая, не мешай мне дарить тебе подарки. Ты обижаешь меня. Я ведь твоя тетя, я старше. Это мелочи…
Да уж! Особенно двадцать штук в месяц за ксерокопирование бумажек.
– 15,50, – говорит кассир, вручив мне бумажный пакет.
– Спасибо, – тихо, чтобы не перебивать Риз, произношу я и протягиваю ему двадцатку.
– О, и я договорюсь с Фабио, если тебе понадобится прическа и прочие женские радости.
Что? Это уже слишком!
– Нет-нет, тетя. В этом нет необходимости, – закипая от недовольства, проговариваю я.
Забираю сдачу и выхожу из магазина. На улице пасмурно и довольно свежо. Я в двух шагах от дома.
– Упрямая, как Шэрил, – ворчит тетя. Она слегка раздражена, – Фабио мой личный стилист, и ты напрасно беспокоишься.
– Я не беспокоюсь, – как можно вежливее отвечаю я, – просто я действительно хотела бы самостоятельности. Вы и так очень помогаете мне, и я ценю это, правда…
– О, дорогая, – ее тон смягчается, – это минимум из того, что я могу для тебя сделать.
Поднимаюсь в квартиру, первым делом включаю свет в коридоре и снимаю неудобные туфли.
– Значит, завтра Фил привезет платье? – заговорщически спрашивает Риз, зная, что ей невозможно отказать.
– Хорошо. Спасибо… – Я прохожу в кухню. Уверена, тетя сияет от счастья. – Но насчет стилиста, – добавляю я, – пожалуйста, не надо.
– Ну, если ты настаиваешь… – безрадостно произносит тетя.
– Во сколько нужно быть в Хилтоне?
– Я попрошу водителя заехать за тобой в половине седьмого.
Опять двадцать пять! Как же приелись эти царские церемонии!
– Тетя, я приеду на такси, ни к чему водитель и персональная машина.
– Все, Кэти. Я устала спорить. В четверг позвоню и еще раз обсудим детали. Спокойной ночи, милая.
– Спокойной ночи.
Кладу трубку и нервно выдыхаю.
Вот что значит «яблоко от яблони»…
Неудивительно, что ее сын такой диктатор. Есть в кого.
* * *Мы с Джеем договорились пообедать в нашей любимой пиццерии. Сегодня я посмела явиться в балетках, так как от туфель ноги дико устают, а фокусы с переодеванием унижают мое достоинство. Раз уж у меня гигантская зарплата, то я уже отличаюсь от всех остальных. Майк, например, только так и поступает. Кстати, я не видела его с тех пор, как он подпоил меня в «Барракуде». Надеюсь, Роберт не отправил его в исправительную колонию куда-нибудь в Каир?
– Привет, – дружелюбно здоровается подошедший к моему столику Джей. Сегодня он выглядит гораздо лучше, чем позавчера.
– Привет. Я подумала, что у окна слишком жарко.
– Сойдет, – с улыбкой отмахивается Торн и садится напротив меня, – я голодный, как волк!
Тыкаю пальцем в открытое меню.
– Я заказала «Маргариту», «Суприм» без лука и пару минералок. Тебе с газом, себе без.
– То, что надо, – говорит он, как мне кажется, смущенно и мельком осматривает помещение. Думаю, с нашей последней встречи кое-что изменилось.
– Как ты? – осторожно интересуюсь я.
Он пожимает плечами.
– Нормально. Устал немного. На меня взвалили кучу работы, к пятнице не успеть, но ты же знаешь наши дедлайны.
– Угу. – Я киваю. – А в остальном?
Джей набирает в легкие побольше воздуха, и в этот момент к нам подходит официантка и ставит на стол напитки.
– Пожалуйста, – говорит девушка с пережженными белесыми волосами, – вам без газа и теплая, – обращается она ко мне и уходит.
Вопросительно гляжу на Торна, он о чем-то задумался.
– Если я лезу не в свое дело, то прости, – продолжаю я, – просто я беспокоюсь, и мне не наплевать…
Джей поднимает на меня свои прозрачно-голубые глаза и улыбается уголками губ.
– Напрасно беспокоишься, Кей. Я в норме.
– Позавчера мне так не показалось.
– У всех бывают дерьмовые дни.
Отличная причина для наркомании.
Что дальше? «Я был в плохом настроении, поэтому вкатил себе лошадиную дозу опиата»?
Официантка приносит две пиццы, желает нам приятного аппетита и снова убегает. Джейсон аккуратно разрезает «Суприм», а я продолжаю занудствовать.
– В дерьмовые дни мы запираемся дома, смотрим фильмы, слушаем музыку, объедаемся как следует (кому как), но не… – я делаю осечку, – сам понимаешь.
– Да, но и те, кто «сама понимаешь», – передразнивает меня блондин, – не всегда конченые люди, которых нужно срочно спасать.
Он отправляет кусочек пиццы к себе в рот.
– Если тебя смущает срочность, то можем спасать тебя постепенно.
– Кей… – бормочет он, разжевывая пищу, – я правда тронут твоей заботой. Честно говоря, ты единственная, кто так отреагировал, увидев меня «не в форме». Я и забыл, каково это.
– Понравилось? Могу делать это постоянно, – шутливо произношу я, медленно поедая «Маргариту» на тонком тесте.
– Смотри, избалуешь меня, и я начну каждый день выпрашивать карамельные тортики. – Наш серьезный разговор плавно перетекает в юмор. – Кстати, он оставил после себя неизгладимое впечатление. Это запомнится на всю жизнь, как вкус детства. – Джей театрально прикрывает глаза.
– Если бы ты еще в детские игрушки играл, а не в… – не рискую называть вещи своими именами, – то цены бы тебе не было.
Джейсон отпивает воды и смотрит на меня в упор.
– Поверь, твой приход заставил меня на многое взглянуть по-другому, – я вскидываю брови, – ты уже помогаешь мне, просто своим присутствием.
Неужели? С недоверием изучаю его лицо: складочку между бровей, глаза с серьезным прищуром, приоткрытые губы без единого намека на улыбку…
– Ты ведь говоришь это не для того, чтоб отделаться от меня, правда?
– Нет, – он качает головой, – с друзьями так не поступают.
Я хмыкаю и делаю глоток минералки.
Он выглядит искренним…
– Ты ничего не поела… через десять минут перерыв заканчивается, – взглянув на часы, говорит мой друг.
– Теперь понимаешь, насколько я переживаю за тебя?
Он весело смеется и смущенно опускает взгляд.
– Обещаю вести себя прилично и не подводить тебя.
– Очень на это надеюсь, – говорю я, промокнув губы салфеткой, – и помни, я слежу за тобой, Торн.
Джейсон широко улыбается. Кажется, нашей дружбе больше ничего не угрожает.
* * *30-я годовщина свадьбы. Звучит красиво, целый юбилей.
Мои родители так и не дотянули до такой даты, но Эддингтонам удалось сохранить прекрасную семью. Стюарт и Риз всегда выглядят такими счастливыми вместе.
Понятия не имею, какая нас ожидает программа, но я очень взволнованна, ведь это мой первый в жизни выход в свет. Фабио подчеркнул, что явится вся местная элита, поэтому я решила все-таки заскочить к нему в салон и преобразиться. Забавно, как время, место и обстоятельства меняют людей. Еще два месяца назад я не задумывалась о таких мелочах, как укладка или правильный макияж. Меня никогда не волновала мода, я в ней попросту не разбираюсь. Но сегодня утром я поймала себя на мысли, что больше не могу обходиться без румян. А еще, что к моему новому платью подойдут именно черные туфли-лодочки, а не коричневые босоножки. Что ногти лучше накрасить бордовым лаком, а не прозрачным. Не сомневаюсь, что для стильных, ярких девушек умение сочетать наряды и краситься не достижение, но для меня, пацанки из простой семьи, это не типично.
Вообще-то я здорово выгляжу. Тетя не прогадала и прислала мне лучший в мире наряд. Маленькое черное платье с треугольным вырезом. Такое простое и одновременно величественное. У меня нет дорогих украшений, но благодаря дотошному Монте полно бижутерии. Думаю, что ожерелье из белого искусственного жемчуга прекрасно дополнит мой образ.
Отдав таксисту его заслуженные пятнадцать долларов за получасовое мучение в пробках, вбегаю в салон, едва не свернув себе шею. Я только снаружи худая и хрупкая, а внутри – медведь! Нелепый и неуклюжий.
– Ох, наконец-то! – на меня сразу же налетает Фаби. Пара поцелуев, и он, не дав мне и рта раскрыть, принимается командовать: – Куколка, у нас мало времени, а свободен только Патрик.
Неуверенно киваю, хотя понятия не имею, о каком Патрике идет речь и в кого меня собираются превратить на этот раз.
– Идем. – Меня ведут в угловое кресло. По пути Монте окидывает меня своим придирчивым профессиональным взглядом. – О, в стиле Chanel, мне нравится.
Смущаюсь и зачем-то начинаю умничать:
– Кажется, это и есть Chanel.
Вот именно, кажется. Старательно вспоминаю надпись на этикетке, но все тщетно. Там точно была буква С.
– Нет, дорогуша, это Celine, весенняя коллекция. Но по стилю напоминает Коко. Ты же помнишь это выражение про маленькое черное платьице…
Помню ли я? Я и не знала о таком выражении! Краснею от своей глупости. Ни дня не проходит без минуты позора. И черт меня дернул встревать со своим деревенским замечанием!
Фаби сажает меня в кресло, и к нам, как по команде, подбегает высокий стройный шатен с сережкой в носу. Уверена, он тоже гей. Впрочем, как и все парни в этом салоне.
Внезапно Монте заговаривает на чистом и безумно красивом французском! Таращусь на него с открытым ртом, ни слова не понимая.