– Я тебя люблю, – говорит он.
Я киваю, снова опускаюсь на подушку и проваливаюсь в сон.
На следующий день я просыпаюсь от звонка Ноя. Он сообщает, что выходит. Я выкатываюсь из кровати и спешу в душ. Интересно, что мы будем сегодня делать? Здесь не особо интересно, если не выезжать в город; может, стоит написать Лэндону и спросить, чем тут можно заняться, кроме вечеринки в братстве? Он – единственный мой друг, кто может это знать.
Решаю надеть серую юбку в складку и простую синюю рубашку, голос Хардина в моей голове, высмеивающий мой простенький наряд, игнорирую.
Ной ждет меня в коридоре возле моей двери, когда я возвращаюсь из душа с полотенцем на голове.
– Прекрасно выглядишь, – говорит он с улыбкой, кладя руку мне на плечо.
– Мне нужно еще сделать укладку и накраситься, – сообщаю я, схватив косметичку Стеф, которую она, к моей радости, не взяла с собой. Теперь, когда я знаю, что мне нравится из косметики, надо завести себе свою.
Ной терпеливо сидит на моей кровати, пока я сушу голову и завиваюсь. Я отрываюсь от макияжа и целую его в щеку.
– Чем хочешь сегодня заняться?
Я докрашиваю глаза и снова берусь за гребень.
– Колледж хорошо на тебя влияет, Тесса. Ты никогда не выглядела лучше, – говорит Ной. – Не знаю, можно сходить в парк и куда-нибудь еще, а потом поужинать.
Смотрю на часы. Уже час дня? Я пишу Стеф, что меня не будет большую часть дня, она отвечает, что не появится до завтра. Все выходные она теперь проводит в братстве.
Ной открывает свою «Тойоту». Его родители считают, что это самый безопасный автомобиль, последняя модель. Безупречный салон, никаких потрепанных книг и грязной одежды. Мы едем искать парк, который где-то неподалеку. Это тихий уголок, с наполовину пожелтевшей травой и несколькими деревьями. Когда мы останавливаемся, Ной спрашивает:
– Слушай, когда ты собираешься подыскать себе машину?
– Думаю, на этой неделе. И на этой неделе я собираюсь устроиться на работу.
Я молчу о стажировке в VancePublishing, о которой упоминал Хардин. Не знаю, могу ли я еще на нее рассчитывать, а если могу, то как сказать об этом Ною.
– Это хорошая новость. Дай мне знать, если тебе понадобится какая-то помощь.
Мы обходим парк, потом садимся за столик. Ной болтает, я киваю в ответ. Я по большей части не слежу за разговором, но Ной, кажется, этого не замечает. Потом мы снова гуляем и в итоге оказываемся возле небольшой речки. Я иронически фыркаю, и Ной смотрит на меня с недоумением.
– Не хочешь поплавать? – спрашиваю я, сама не зная зачем.
– Здесь? Ни в коем случае, – говорит он, смеясь.
Я отодвигаюсь от Ноя, мысленно ругая себя. Мне нужно перестать сравнивать его с Хардином.
– Да шучу я, – вру я и веду его дальше по тропке.
Около семи мы решаем заказать пиццу, а потом отправиться ко мне и посмотреть классику: Мэг Райан влюбляется в Тома Хэнкса на радио-шоу. Я уже умираю от голода, и когда привозят пиццу, съедаю почти половину.
На середине картины звонит мой телефон. Ной тянется и берет трубку раньше меня.
– Кто такой Лэндон? – спрашивает он.
В голосе нет подозрения, одно любопытство. Ной меня никогда не ревновал, в этом не было необходимости.
Пока не было, напоминает подсознание.
– Приятель из колледжа, – отвечаю я.
Зачем Лэндону звонить так поздно? Он никогда не звонил мне, разве что конспекты сравнить.
– Тесса? – громко говорит Лэндон.
– Привет, все в порядке?
– Эээ, ну, на самом деле нет. Я знаю, у тебя Ной, но… – Он колеблется.
– Что случилось, Лэндон? – Сердце колотится. – Что с тобой?
– Дело не во мне. А в Хардине.
Я замираю.
– Х-хардине? – заикаюсь я.
– Да, если я дам тебе адрес, ты сможешь приехать? Пожалуйста!
Слышу какой-то шум на заднем плане. Спрыгиваю с кровати и обуваюсь прежде, чем успеваю что-то сообразить. Ной тоже поднимается и с сочувствием на меня смотрит.
– Лэндон, Хардин тебя побил? – Мой мозг не может представить себе, что еще может произойти.
– Нет-нет, – говорит он.
– Напиши мне адрес, – успеваю я сказать и снова слышу только шум.
Я обращаюсь к Ною.
– Ной, мне нужна твоя машина.
Он поворачивается ко мне.
– Что-то случилось?
– Не знаю… что-то с Хардином. Дай мне ключи, – требую я.
Он достает из кармана ключи, но потом говорит настойчиво:
– Я с тобой.
Я вырываю ключи у него из рук и качаю головой.
– Нет, ты… Я должна поехать одна.
Мои слова его ранят. Я вижу, он переживает. И я знаю, что оставлять Ноя в общежитии неправильно, но единственное, о чем я могу сейчас думать, это о том, что мне надо добраться до Хардина.
Глава 29
Лэндон присылает сообщение «2875, Корнелл-роуд». Я копирую его и вставляю в навигатор: ехать туда пятнадцать минут. Что там может происходить, что Лэндон решил меня вызвать? Всю дорогу теряюсь в догадках. Ной за это время звонил дважды, и оба раза я не взяла трубку; я должна следить за навигатором, кроме того, мне просто стыдно смотреть ему в глаза после того, как я оставила его там одного.
Улица сплошь застроена огромными особняками. Нужный мне дом по меньшей мере в три раза больше маминого. Это старомодная кирпичная постройка с двором на склоне холма. Даже при свете фонарей очень красивый. Наверное, это дом отца Хардина – вот почему Лэндон тоже здесь. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь по крыльцу. Стучу в большую тяжелую дверь из красного дерева, и через несколько мгновений она открывается.
– Тесса, спасибо, что приехала. Извини, я знаю, что ты не одна. Разве Ной не с тобой? – косится на машину Лэндон и жестом приглашает меня войти.
– Нет, он остался в общежитии. Что происходит? Где Хардин?
– На заднем дворе. Он просто свихнулся, – вздыхает он.
– И я здесь для того, чтобы?.. – спрашиваю я как могу вежливо. Если Хардин свихнулся, то чем я могу помочь?
– Не знаю. Конечно, ты его ненавидишь, но ты должна с ним поговорить. Он совсем пьяный, буянит. Пришел, открыл отцовский виски и выпил полбутылки! Потом начал бить вещи: всю мамину посуду, стеклянный шкаф, все, до чего смог дотянуться.
– Что? Почему?
Хардин же говорил, что не пьет, неужели он солгал?
– Просто его папа сказал ему, что женится на моей маме.
– Вот как? – Я все еще не понимаю. – Так Хардин не хочет, чтобы он женился?
Лэндон ведет меня через большую кухню, и я вижу, какой погром учинил Хардин. На полу валяются осколки посуды, большой деревянный шкаф опрокинут, его стеклянные дверки разбиты.
– Нет, это долгая история. Папа ему позвонил, и они с мамой уехали из города, чтобы отпраздновать это событие. Наверное, поэтому Хардин пришел сюда, чтобы остановить отца. Раньше он здесь никогда не появлялся, – объясняет Лэндон, открывая заднюю дверь.
За маленьким столиком на террасе вижу силуэт. Хардин.
– Не знаю, чего ты от меня ждешь, но я постараюсь.
Лэндон кивает. Потом наклоняется и кладет мне руку на плечо.
– Он звал тебя, – спокойно произносит он, и мое сердце замирает.
Я иду к Хардину, и он смотрит на меня. Глаза налиты кровью, на голове – серая шапочка. Во взгляде вспыхивает безумие и снова гаснет, мне хочется сделать шаг назад. В полумраке он выглядит страшно.
– Как ты здесь… – говорит Хардин, поднимаясь.
– Лэндон… он… – отвечаю я, и тут же жалею об этом.
– Какого черта ты ей позвонил? – кричит он Лэндону, который прячется в доме.
– Оставь его в покое, Хардин, он о тебе беспокоился! – кричу я.
Он снова опускается на стул, указывая мне на место рядом. Сажусь напротив него, вижу, как он хватает почти пустую бутылку с чем-то темным и подносит ее ко рту. Я смотрю, как двигается его кадык, когда он глотает. Оторвавшись, он с такой силой грохает бутылкой о стеклянный столик, что я подпрыгиваю в страхе, что они сейчас разобьются.
– М-м-м, оба вы одинаковые. Такие предсказуемые. Бедный Хардин и так расстроен, а вы набрасываетесь на него из-за какого-то чертова фарфора! – говорит он, растягивая слова, с какой-то болезненной ухмылкой.
– Я думала, ты не пьешь, – говорю я, сложив руки на груди.
– Не пью. По крайней мере, до сих пор не пил. Не надо обо мне беспокоиться, ты не лучше меня.
Он тычет в меня пальцем, а потом снова прикладывается к бутылке.
Это ужасно, но все равно я чувствую, что близость к нему, даже пьяному, делает меня живее. Это чувство полноты жизни может дать мне только Хардин!
– Я никогда и не говорила, что лучше тебя. Просто хочу знать, из-за чего ты напился.
– Какая разница? Где твой парень?
Его глаза вдруг загораются, и в глубине их я вижу столько чувства, что отвожу взгляд. Знать бы, что это за чувство; ненависть, наверное.
– Остался в моей комнате. Я хочу помочь тебе, Хардин.
Я наклоняюсь над столом, чтобы коснуться его, но Хардин отшатывается.
– Помочь мне? – хихикает он. Мне хочется спросить, почему он звал меня, если продолжает меня ненавидеть, но не могу снова подставлять Лэндона. – Если хочешь помочь мне, просто уйди.
– Почему ты просто не можешь рассказать мне, что случилось? – говорю я, рассматривая свои ногти.
Он вздыхает, стягивает шапочку, проводит рукой по волосам и снова ее надевает.
– Мой отец только сейчас решился мне рассказать, что женится на Карен, свадьба через месяц. Он давно должен был мне сказать, и не по телефону. Уверен, что наш тихоня Лэндон давно был в курсе.
Ничего себе. Я не ожидала, что он расскажет, и теперь не знаю, что ответить.
– Я думаю, у него были свои причины тебе не говорить.
– Ты его не знаешь, ему просто на меня плевать. Знаешь, сколько раз я разговаривал с ним в прошлом году? От силы десять! Все, что его волнует, это его большой дом, будущая жена и новый паинька-сынок. – Хардин ругается себе под нос и снова прикладывается к бутылке. Я не отвечаю, и он продолжает: – Тебе надо видеть ту помойку, в которой в Англии живет моя мама. Она говорит, что ей там нравится, но я-то вижу. Квартирка меньше, чем здешняя спальня! Моя мама фактически заставила меня сюда поступить, чтобы быть ближе к отцу, и мы видим, что получилось!
Из той немногой информации, что он сообщил мне, решаю, что теперь понимаю Хардина лучше, чем раньше. Мне снова жаль его; ну почему он такой?
– Сколько тебе было лет, когда он ушел? – спрашиваю я наконец.
Он недоверчиво смотрит на меня, но все же отвечает:
– Десять. Но еще до этого он редко появлялся дома. Каждый вечер проводил в барах. Это теперь он мистер Совершенство, и у него есть вот это вот все.
Хардин взмахом показывает на дом.
Отец Хардина, как и мой, бросил их, когда ему было десять, и оба они пили. У нас больше общего, чем я думала. Сейчас, пьяный и отчаявшийся, Хардин выглядит совсем юным и хрупким, совершенно не таким, каким я знала его прежде.
– Мне жаль, что он бросил вас, но…
– Мне не нужна твоя жалость, – обрывает он.
– Это не жалость. Я просто пытаюсь…
– Что пытаешься?
– Помочь тебе. Быть с тобой, – мягко объясняю я.
И он улыбается. Эта пленительная улыбка дает мне надежду, что я могу помочь ему преодолеть это, хотя я точно знаю, что будет потом.
– Это очень жалко. Разве ты не видишь, что я не хочу, чтобы ты тут находилась? Не хочу, чтобы ты была тут со мной. То, что я разок погулял с тобой, не значит, что я хочу иметь с тобой дело и дальше. И, тем не менее, ты пришла, оставив своего замечательного бойфренда, который действительно достоин быть с тобой рядом, приехала сюда, чтобы «помочь» мне. Да, Тереза, действительно жалко, – язвит он.
Голос полон яда. Я знала, что так и будет, но смотрю на него, не обращая внимания на боль в груди.
– Ты так не думаешь.
Вспоминаю, как всего неделю назад он смеялся и бросал меня в воду. Не могу понять, то ли он великий актер, то ли великий лжец.
– Думаю. Возвращайся домой, – говорит он и снова берется за бутылку.
Перегнувшись через стол, я вырываю ее и бросаю во двор.
– Что ты творишь? – орет он, но я, не обращая внимания, захожу в заднюю дверь.
Я слышу, как он вскакивает и меня догоняет.
– Куда ты идешь? – Его лицо – всего в нескольких сантиметрах от моего.
– Хочу помочь Лэндону убрать весь тот погром, что ты устроил, а потом пойду домой, – говорю я намеренно невозмутимо.
– Зачем ему помогать? – с отвращением спрашивает он.
– Потому что, в отличие от тебя, он заслуживает помощи, – отвечаю я.
Лицо Хардина вытягивается. Мне следует сказать ему гораздо больше. Надо бы наорать на него за все гадости, что он мне наговорил, но я понимаю, что это именно то, чего он ждет. Это то, чего он добивается: разрушать все вокруг себя и получать удовольствие от происходящего хаоса.
Хардин спокойно пропускает меня.
Захожу внутрь и вижу Лэндона, поднимающего опрокинутый шкаф.
– Здесь есть веник? – спрашиваю я.
Лэндон смотрит на меня с благодарностью.
– Вон там, – он показывает на веник. – Спасибо тебе за все.
Я киваю и начинаю выметать осколки. Их очень много. С ужасом воображаю, что, когда мама Лэндона вернется, она не увидит свою посуду. Надеюсь, она не придавала ей какого-то особого значения.
– Ой! – вскрикиваю я, когда маленький осколок впивается мне палец.
Капельки крови падают на пол, и я бегу к раковине.
– Что с тобой? – взволнованно спрашивает Лэндон.
– Да, просто маленький осколок, не знаю, откуда столько крови.
Действительно, мне совсем не так больно, как может показаться. Подставляю палец под холодную воду и закрываю глаза. И через несколько минут слышу, как открывается задняя дверь. Снова открываю глаза и поворачиваюсь: в дверях стоит Хардин.
– Тесса, пожалуйста, мы можем поговорить?
Я знаю, что нужно ответить «нет», но его чуть заметно покрасневшие глаза заставляет меня кивнуть. Он смотрит на мою руку, на кровь на полу, затем быстро подходит ближе.
– Все нормально? Что случилось?
– Ничего, порезалась немного.
Он берет меня за руку и вытаскивает ее из-под струи. Прикосновение действует на меня как разряд. Глядя на мой палец, он хмурится, затем отпускает меня и идет к Лэндону. Он только что оскорблял меня и вдруг заботится о моем здоровье? Он хочет меня с ума свести! Буквально хочет, чтобы меня заперли в комнате с мягкими стенами.
– Где бинт? – командует он Лэндону, тот показывает на ванную.
Через минуту Хардин возвращается и снова берет меня за руку. Сначала наносит на порез какой-то антибактериальный гель, затем мягко забинтовывает палец. Я молчу, сконфуженная взглядом Лэндона и заботой Хардина.
– Можно с тобой поговорить? – снова спрашивает он.
Я опять думаю, что должна сказать «нет». Но с каких пор я делаю то, что должна, когда речь идет о Хардине?
Я киваю, он берет меня за запястье и ведет во двор.
Глава 30
Вернувшись к столику на веранде, Хардин отпускает меня и подвигает стул. Кожа горит от его прикосновения, тру пальцами запястье, а он берет другой стул и ставит его прямо напротив меня. Когда он садится, то оказывается так близко, что наши колени почти соприкасаются.
– Так о чем ты хотел поговорить? – спрашиваю я самым суровым тоном, на который способна.
Хардин делает глубокий вдох, опять стягивает шапочку и кладет на стол. Он смотрит мне в глаза, а я слежу за его пальцами, приглаживающими волосы.
– Прости меня, – говорит он с усилием, заставляя меня отвести взгляд, сосредоточившись на стволе дерева во дворе. Он наклоняется ближе. – Ты меня слышишь?
– Да, слышу.
Я смотрю на него. Он еще больший псих, чем я думала, если считает, что может просто попросить прощения – и я забуду тот кошмар, который терплю от него почти ежедневно.
– С тобой чертовски трудно разговаривать, – говорит он, садясь.
Бутылка, которую я выбросила во двор, снова в его руках, он отпивает из нее глоток. Когда он остановится?
– Со мной трудно? Да ладно, Хардин! А чего ты еще ожидал? Ты жесток со мной, слишком жесток, – говорю я, закусывая губу.