Я не буду снова перед ним реветь. Ной ни разу не доводил меня до слез, за все годы знакомства мы несколько раз ссорились, но я ни разу так не расстраивалась, чтобы плакать.
Он понижает голос, его почти не слышно.
– Я не хотел.
– Нет, ты хотел, и ты это знаешь. Ты делаешь это намеренно. Меня еще никто так не унижал за всю мою жизнь.
Я еще сильнее кусаю губы. В горле стоит комок. Но если я заплачу, он победил. Именно этого он и добивается.
– Тогда почему ты со мной сейчас? Почему бы тебе просто не перестать обращать на меня внимание?
– Если бы я… Я не знаю. Поверь, что с завтрашнего дня я так и сделаю. Я собираюсь бросить курс литературы, продолжу его в следующем семестре.
Я вовсе не собиралась так делать, но, кажется, это именно то, что требуется.
– Нет, пожалуйста, не надо.
– Разве тебе не все равно? Тебе же не нравится, что рядом с тобой такое жалкое существо, как я?
Я закипаю. Если б знать слова, которые доставят ему те же страдания, что он постоянно доставляет мне, я бы их произнесла.
– Я хотел сказать… я тоже жалок.
Я смотрю на него в упор.
– Ну, с этим спорить не буду.
Он снова делает глоток, но когда я тянусь к бутылке, отклоняет руку назад.
– Только тебе можно напиваться? – спрашиваю я, и он криво улыбается.
На колечке в его брови вспыхивают отблески солнца; Хардин протягивает мне бутылку.
– Я думал, ты снова бросила.
Я не должна этого делать, но подношу бутылку к губам. Ликер теплый, на вкус как лакричная настойка. Я кашляю, и Хардин посмеивается.
– Ты часто выпиваешь? Раньше ты говорил, что никогда, – говорю я.
Мне нужно снова рассердиться на него за то, что он наговорил.
– Прошлый раз – примерно полгода назад. – Он опускает взгляд, словно ему стыдно.
– Ну, тебе вообще не надо пить. Ты становишься еще хуже, чем обычно.
Он с серьезным видом смотрит на землю.
– Ты считаешь меня плохим человеком?
Да что с ним, как же он пьян, если считает себя хорошим?
– Да.
– Я не плохой. Хотя, может быть. Я хочу, чтобы ты… – начинает он, затем выпрямляется и откидывается на спинку стула.
– Ты хочешь, чтобы я что?
Мне нужно знать, что он хочет сказать. Я отдаю ему бутылку, но он ставит ее на стол. Я не хочу пить; мне и так плохо от того, что я нахожусь рядом с Хардином.
– Ничего, – отвечает он полулежа.
Почему я еще здесь? Меня ждет Ной, а я трачу время на Хардина.
– Мне пора. – Я встаю и направляюсь к двери.
– Не уходи, – говорит он тихо.
От такой мольбы ноги останавливаются сами собой. Я оборачиваюсь; Хардин стоит меньше чем в полуметре от меня.
– Почему? Остались еще оскорбления, которые ты не успел мне сказать лично? – кричу я и отворачиваюсь.
Он хватает мою руку и рывком поворачивает обратно.
– Не отворачивайся от меня! – кричит он еще громче.
– Мне давно уже надо было от тебя отвернуться! – отвечаю я, толкая его в грудь. – Я не знаю, почему я еще здесь! Я приехала в такую даль, потому что мне позвонил Лэндон! Я оставила своего парня, который, как ты сам сказал, единственный достойный быть со мной, и приехала сюда из-за тебя! Знаешь что? Ты прав, Хардин, я жалкая. Потому что прибежала сюда, потому что пытаюсь…
Он затыкает мне рот поцелуем. Я упираюсь Хардину в грудь, но он не двигается. Все во мне желает ответить на этот поцелуй, но я себя останавливаю. Чувствую его язык, которым он пытается проникнуть между моими губами, и руки, которыми он стиснул меня еще крепче, несмотря на все попытки его оттолкнуть. Бесполезно, он сильнее меня.
– Поцелуй меня, Тесса, – говорит он мне прямо в губы.
Я качаю головой, и он рычит от отчаяния.
– Пожалуйста, поцелуй меня. Ты мне нужна.
И на меня действует. Этот грубый, пьяный, ужасный человек просто сказал, что нуждается во мне – и это звучит так сладко! Хардин – как наркотик; каждый раз, когда я получаю маленький кусок, мне нужно все больше и больше. Он поглощает все мои мысли, заполняет мечты.
Его губы снова сливаются с моими, но я уже не сопротивляюсь. Не могу. Я знаю, что это ничего не решит, меня засасывает все глубже, но это сейчас неважно. Важны только эти его слова: ты мне нужна.
Может быть, я так же отчаянно нужна Хардину, как он мне? Сомневаюсь, но сейчас мне хочется верить, что это так. Он кладет ладонь мне на щеку и проводит языком по моей нижней губе. Я вздрагиваю, и он улыбается, при этом кольцо в губе щекочет угол моего рта. Я слышу шорох и отскакиваю в сторону. Хардин прерывает поцелуй, но объятия его все так же крепки, наши тела тесно прижаты друг к другу. Я оглядываюсь на заднюю дверь и молюсь, чтобы Лэндон не увидел, как я себя веду. Но, слава богу, его нет.
– Хардин, мне и вправду пора. Мы не можем это продолжать, это плохо для нас обоих, – говорю я, глядя в землю.
– Можем, – говорит он, задирает мне подбородок вверх, заставляя смотреть прямо ему в глаза.
– Нет, не можем. Ты меня ненавидишь, и я не хочу больше быть грушей для битья. Ты морочишь мне голову. То ты говоришь, что не можешь без меня, то сразу после самого интимного момента в моей жизни унижаешь. – Он пытается меня прервать, но я закрываю ему губы пальцами и продолжаю: – Минуту назад ты целовал меня и говорил, что я тебе нужна. Я перестаю быть собой, когда мы вместе, и слышать потом все эти ужасные вещи, что ты говоришь, просто невыносимо.
– Какая ты, когда ты со мной? – Зеленые глаза шарят по моему лицу в ожидании ответа.
– Я становлюсь кем-то, кем я не хочу быть, кем-то, кто обманывет своего бойфренда и постоянно плачет, – поясняю я.
– Знаешь, кем ты становишься со мной? – Он гладит большим пальцем мои щеки, и я стараюсь сосредоточиться.
– Кем?
– Самой собой. Думаю, ты становишься настоящей собой; ты просто слишком занята тем, что о тебе думают другие, чтобы осознать это.
Не знаю, так ли это, но он говорит так уверенно, что на секунду я сама верю в сказанное.
– И я знаю, что ты чувствовала после того, что я сказал тебе, когда ласкал тебя. – Он ловит мой нахмуренный взгляд и продолжает: – Мне правда жаль. Я знаю, это было неправильно. Когда я вышел из машины, мне было очень хреново.
– Сомневаюсь, – бросаю я, вспомнив, как плакала всю ночь.
– Это правда, клянусь. Я знаю, ты думаешь, я ужасный человек… но ты делаешь меня… – на миг он замолкает. – А, неважно.
Почему он всегда недоговаривает?
– Закончи фразу, Хардин, или я уйду прямо сейчас, – говорю я.
И я действительно собираюсь уйти.
В глазах его что-то вспыхивает, он смотрит на меня и произносит медленно, будто взвешивая каждое слово:
– Ты… Ты заставляешь меня хотеть быть хорошим… Я хочу быть лучше для тебя, Тесс.
Глава 31
Я пытаюсь сделать шаг назад, но его объятия слишком крепки. Должно быть, я ослышалась. Но чувства сильнее меня, и, отвернувшись, я смотрю в темноту двора, пытаясь разобраться в его словах. Хардин хочет быть лучше для меня? В каком смысле? Это же не означает, что… или означает?
Я смотрю на него, в моих глазах стоят слезы.
– Что?
Он смотрит на меня так… Искренне? С надеждой? Как?
– Ты меня слышала.
– Нет. Мне кажется, я тебя неправильно поняла.
– Нет, ты поняла правильно. Ты заставляешь меня чувствовать… такое необычное чувство. Я не знаю, что с ним делать, Тесса, поэтому делаю то, что умею. – Он замолкает и отпивает из бутылки. – Веду себя как козел.
У меня снова кружится голова.
– Ничего не получится, Хардин, мы слишком разные. Во-первых, ты ни с кем не встречаешься, помнишь?
– Не такие уж мы и разные, нам нравится одно и то же; мы оба любим книги, например, – говорит он, шмыгая носом.
Даже сейчас не могу свыкнуться с мыслью, что Хардин пытается убедить меня, что нам будет хорошо вместе.
– Так ты не встречаешься? – напоминаю я.
– Да, но мы могли бы… дружить?
Опять! Мы вернулись к исходной точке.
– Кажется, ты сказал, что мы не можем быть друзьями? И я не стану с тобой дружить – я знаю, чего ты хочешь. У тебя это означает иметь все преимущества бойфренда, фактически им не являясь.
Он покачивается и опирается на стол, ослабляя объятия.
– Разве это плохо? Зачем эти ярлыки?
Я с облегчением вдыхаю полной грудью.
– Затем, Хардин, что хотя ты мог этого не заметить, у меня есть чувство собственного достоинства. Я не стану твоей игрушкой, особенно когда знаю, как ты умеешь вытирать о людей ноги. – Я поднимаю руки вверх. – А кроме того, я уже занята.
Ямочки на лице Хардина проступают отчетливей, усмешка становится злой.
– И все же, посмотри, где ты сейчас.
Инстинктивно бросаю ему:
– Я люблю его, а он любит меня.
Хардин меняется в лице, отпускает меня и спотыкается о стул.
– Не говори об этом, – невнятно произносит он быстрее, чем обычно.
Я почти забыла, как он пьян.
– Ты говоришь мне все это, потому что пьян; завтра ты снова будешь меня ненавидеть.
– Я тебя не ненавижу. – Он отходит к газону.
Как бы я хотела, чтобы он не имел надо мной этой власти. Я хотела бы сейчас просто уйти. Вместо этого остаюсь и слушаю.
– Если ты мне скажешь, что хочешь, чтобы я оставил тебя и никогда больше не говорил с тобой, я так и сделаю. Клянусь, никогда к тебе больше не подойду. Просто скажи.
Я открываю рот, чтобы сказать, чтобы он не приближался ко мне, сказать, что я никогда больше не хочу его видеть.
Он поворачивается и подходит ко мне ближе.
– Скажи мне, Тесса, скажи, что ты больше не хочешь меня видеть. – Он касается меня. Он проводит ладонью по моей руке, и по коже бегут мурашки. – Скажи, что не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, – шепчет он, кладя руку мне на шею.
Он проводит указательным пальцем по моей ключице и снова вверх-вниз – по горлу. Чувствую, как учащается мое дыхание, когда его губы оказываются в сантиметре от моих.
– Что ты больше не хочешь, чтобы я тебя целовал, – говорит он, и я чувствую его теплое дыхание с запахом виски. – Скажи, Тереза, – бормочет он, и я плачу.
– Хардин! – шепчу я.
– Ты не можешь сопротивляться мне, Тесса, как и я не могу сопротивляться тебе.
Его лицо уже очень близко, мы почти соприкасаемся губами.
– Останься со мной сегодня? – просит он, и мне очень хочется этого.
Краем глаза замечаю движение у двери и вырываюсь из рук Хардина. Оглянувшись, я вижу Лэндона; он делает смущенную гримасу и, отвернувшись, исчезает в дверях.
Я мгновенно возвращаюсь к реальности.
– Мне нужно идти, – говорю я.
Хардин бормочет проклятия себе под нос:
– Пожалуйста, пожалуйста, останься! Просто останься со мной сегодня, даже если утром ты скажешь мне, что не хочешь меня больше видеть, – только, пожалуйста, останься сейчас. Это последнее, о чем я прошу тебя, Тереза.
Я киваю раньше, чем осознаю это.
– А что я скажу Ною? Он ждет меня, я взяла его машину.
Сама не верю, что всерьез решилась на это.
– Скажи ему, что решила остаться, потому что… Я не знаю. Не говори ничего. Что такого он сможет сделать?
Я вздрагиваю. Он расскажет маме. Наверняка. Злюсь на Ноя: я не должна беспокоиться, что мой друг наябедничает на меня маме, если я делаю что-то не так.
– Он все равно сейчас спит, – говорит Хардин.
– Нет, он же не может вернуться к себе в отель.
– Отель? Погоди, он что, ночует не у тебя?
– Нет, он в отеле.
– Ты ночуешь у него?
– Нет, на ночь он идет туда, – смущенно говорю я, – а я остаюсь у себя в комнате.
– А он не гей? – спрашивает Хардин, и в его глазах вспыхивают насмешливые огоньки.
Мои глаза расширяются.
– Конечно, нет!
– Извини, просто что-то тут не так. Будь ты со мной, я бы не уходил от тебя на ночь. Я бы трахал тебя при любом удобном случае.
Я замираю от неожиданности. Его сквернословие действует на меня очень странно. Я отворачиваюсь.
– Пойдем в дом, – говорит он. – Перед глазами все плывет. Думаю, спьяну я болтаю много лишнего.
– Ты останешься здесь? – Я считала, что он вернется в братство.
– Да, и ты тоже. Пойдем. – Он берет меня за руку и ведет в дом.
Мне хочется найти Лэндона и объяснить, что он видел не то, что подумал. Не знаю как, но мне надо дать ему это понять. Когда мы проходим через кухню, замечаю, что беспорядок почти ликвидирован.
– Завтра ты должен доубрать все, что осталось, – говорю я Хардину, и он кивает.
– Уберу, – обещает он.
Еще одно обещание, надеюсь, он его сдержит. Моя ладонь – в его, он тянет меня вверх по парадной лестнице. Молюсь, чтобы мы не столкнулись с Лэндоном в коридоре, и вздыхаю с облегчением, когда мы его минуем.
Хардин открывает дверь в совершенно темную комнату и осторожно заводит меня туда.
Глава 32
Мои глаза привыкают к темноте. Единственный свет, проникающий в комнату – узкий луч из окна.
– Хардин? – шепчу я.
Я слышу, как он чертыхается, споткнувшись обо что-то, и пытаюсь не рассмеяться.
– Я тут, – отвечает он, включив настольную лампу.
Я оглядываю просторную комнату, напоминающую номер в отеле. Кровать с балдахином и темным постельным бельем, придвинутая к дальней стене, выглядит по-королевски, на ней как минимум двадцать подушек; огромный стол вишневого дерева, на нем – компьютер с экраном, больше, чем телевизор в общежитии. Перед эркером встроена кушетка, другие окна плотно закрыты шторами, не пропускающими лунный свет.
– Это моя… комната, – говорит Хардин, потирая шею.
Кажется, он чувствует себя здесь неуютно.
– Твоя? – спрашиваю я.
Конечно, его. Ведь это дом его отца, и здесь живет Лэндон. Лэндон упоминал, что Хардин никогда тут не появляется, и поэтому комната выглядит как музей – нетронутая и безликая.
– Да. Правда, я тут ни разу не ночевал… до сегодняшнего дня.
Он садится на табуретку возле кровати и расшнуровывает ботинки. Затем стягивает носки и прячет их в ботинки. У меня перехватывает дыхание: этой ночью я останусь здесь с Хардином!
– Вот как? Почему? – допытываюсь я, пользуясь его пьяной откровенностью.
– Потому, что не хотел. Я ненавижу это место, – спокойно говорит он, расстегивая черные джинсы.
– Что ты делаешь?
– Раздеваюсь, – отвечает он невозмутимо.
– Я имею в виду зачем?
Хотя часть меня задыхается от желания снова почувствовать его руки, надеюсь, он не думает, что я собираюсь заниматься с ним сексом.
– Ну… не хочу спать в узких джинсах и ботинках, – с усмешкой говорит он.
Откидывает волосы со лба, и они встают торчком. Любое его движение заставляет меня трепетать.
– А-а…
Он стягивает рубашку через голову, и я не могу отвести от него взгляд. Его татуированный торс безупречен. Он кидает мне футболку, но я не ловлю ее, давая упасть на пол. Я выжидающе приподнимаю бровь, и он улыбается.
– Ты можешь спать в ней. Полагаю, ты не захочешь спать в нижнем белье. Хотя я буду не против.
Он подмигивает мне, и я смеюсь.
Почему я смеюсь в ответ? Я не могу спать в его футболке, я буду чувствовать себя слишком голой.
– Я буду спать одетой, – отвечаю я.
Он смотрит на меня. Он не сделал еще ни одного обидного замечания о моей длинной юбке и строгой синей блузке, и я надеюсь, что не сделает.
– Хорошо. Если хочешь, чтобы тебе было неудобно, пожалуйста.
Хардин в одних трусах подходит к кровати и скидывает маленькие подушки на пол.
Я открываю комод. Как я и предполагала, тот пустой.
– Не бросай подушки на пол. Их нужно складывать сюда, – говорю я, но он только смеется и швыряет на пол еще одну подушечку.
Я со вздохом поднимаю подушки и засовываю их в комод. Он снова смеется и, отбросив одеяло, падает на кровать. Закинув руки за голову, он улыбается мне. Слова, набитые на руке, вытягиваются. Длинное, стройное тело выглядит очень изящно.
– Ты же не собираешься ныть из-за того, что придется спать со мной в одной кровати? – спрашивает Хардин, и я закатываю глаза.