Ашока нахмурился.
– Будда не признавал этого, – сказал он. – Люди делятся только на две касты: на людей добрых и на людей злых. Другого разграничения нет. Мы хотим создать государство для добрых людей, поэтому нашими законами станут благородные правила Будды. Мои указы – их воплощение в государственной жизни.
– Однако… – хотел возразить Мукеш, но Ашока перебил его: – Запомни и запиши, визирь! Я хочу, чтобы сказанное мною сейчас тоже стало законом.
– Я весь во внимании, великий царь, – бесстрастно ответил Мукеш, прекратив спор и достав из складок одежды папирус и стило. – Ни одно твоё слово не будет утеряно.
– Я надеюсь, – строго сказал он. – Итак, мои законы будут называться «эдиктами о дхарме». Начинаться они будут так: «Все люди – мои дети. Все чего я желаю для своих детей, а я желаю им богатства и счастья, того я желаю и для всех людей». Далее, «главная моя забота – о благосостоянии моих подданных, на заботе о немощных и неимущих. Для этого я повелеваю: пересмотреть все налоги и отменить те из них, которые обременительны для жителей нашей державы; принудительный труд также отменить, а за добровольный платить соразмерную ему плату, не ниже той, что будет установлена особым законом; запретить отъём имущества моих подданных за долги и вернуть им то, что было отобрано несправедливо».
Мукеш издал какой-то неопределённый звук, но ничего не сказал.
– Дальше, – продолжал Ашока. – «Отныне я назначаю «смотрителей дхармы». Их обязанностью будет забота о поддержании справедливости во всех уголках нашей державы. В том числе пусть следят за достойным содержанием заключённых в тюрьмах и их освобождением. Если «смотритель дхармы» скажет: «Этому узнику необходимо содержать семью», «Этого оговорили», «Этот стар», – то таких заключённых следует освободить»… Здесь же запиши: «Мое единственное намерение в том, чтобы мои подданные жили без страха предо мной, могли мне доверять, и чтобы я мог дать им счастье, а не горе. Более того, они должны понять, что царь простит тех, кто может быть прощён». Всё записал?
– Да, великий царь
– Продолжаем. «Я повелеваю построить по всей нашей державе больницы для страждущих; мы позаботимся при этом и о лекарственных средствах, что необходимы для лечения, даже если их придётся покупать в иных странах. Построить приюты для бездомных и сирот; устроить, к тому же, постоянную бесплатную раздачу еды тем, кто голоден и не может её купить». В моей стране не должно быть не имеющих крыши над головой и голодных, каждый бездомный и голодающий – живой укор для правителя, – с чувством произнёс Ашока. – Отдельно запиши: «Нельзя забывать и о братьях наших меньших, забота о которых самим Провидением вменена в обязанность человеку. Для этого, помимо лечебниц для людей, будут построены и лечебницы для животных. Охоту ради удовольствия я запрещаю навсегда; кроме того, в законы будет внесен список животных, на которых нельзя охотиться вообще. Веря в благородство человеческих душ и надеясь на обращение их к добру, я полагаю, что мои повеления сменятся со временем переубеждением, и в народе возрастёт дхарма не убивать живых существ и не вредить им». Записал?
– Да, великий царь.
– Припиши сюда же: «Отныне запрещается также бесцельное выжигание лесов, ибо оно губит живых существ, населяющих леса, и превращает землю в пустыню». Это важно, иначе что мы оставим своим потомкам после себя? – задал Ашока вопрос, не требующий ответа. – Пока не записывай как закон, но пометь на будущее: построить по всей стране хорошие дороги, дабы люди могли удобно и легко доехать, куда им надо. Вдоль дорог посадить баньяны, чтобы давали тень, и заложить манговые рощи. Через каждый дневной переход устроить колодцы и гостиницы, и в разных местах водные резервуары для людей и зверей… Будут и другие начинания, но пока вернёмся к моим эдиктам. Записывай: «В нашей державе много разных вер и вероучений. Но тот, кто восхваляет свою веру, по причине излишней преданности, и порочит другие, имея мысль: «прославлю так свою веру», – только вредит ей. Поэтому полезно спорить и обсуждать, при этом слушая и уважая вероучения, проповедуемые другими. В нашей державе нет и не будет предпочтения одной веры перед прочими: я повелеваю, чтобы все разбирались в коренных вопросах других вероучений, и никто не посягал на них»… Разве я не прав, визирь? – спросил Ашока. – Пусть одни исповедуют учение Будды, другие – Джайны, третьи придерживаются древней веры, но разве это кладет вражду между нами? Каждая вера устремлена ввысь и, в конце концов, они сойдутся, как сходятся вверху стенки колокола или ступы. Вместе они одно целое, вместе они поддерживают ступу людского мира.
– Тебе виднее, великий царь, – уклончиво ответил Мукеш.
Ашока вздохнул:
– Запиши последнее на сегодня: «Но это лишь малые достижения. Подобные блага творили и прежние цари. Я же сделал это для того, чтобы люди следовали дхарме. Победу дхармы я буду считать своей наилучшей победой».
– Позволь мне задать тебе всего один вопрос, великий царь, – не выдержал Мукеш.
– Задавай.
– Зачем тебе всё это надо? Наша держава и без того обширна и процветает, а ты достиг подлинного величия, – проговорил Мукеш с неподдельным волнением.
– Если я буду царем земных царей, принесет ли это мне счастье? Нет, потому что я буду только царем земных царей и никем больше, – а для счастья этого мало, – сказал Ашока. – Вот ты упомянул греческого царя Александра. Он создал державу, который не знал и, может быть, никогда не будет знать мир, – но был ли Александр счастлив? Нет, он умер в разладе с самим собой, в пьянстве и разврате, с помощью которых хотел забыться… Высшее и самое верное счастье человека – в чистоте и спокойствии его души. К этому я и стремлюсь, а поскольку Небо сделало меня царём, то добиться своего счастья я могу лишь сделав счастливыми моих подданных.
Мукеш бросил острый взгляд на царя, и в этом взгляде промелькнули жалость, презрение и злоба, – впрочем, Мукеш тут же отвёл глаза.
– Но где взять деньги, чтобы выполнить твои повеления, великий царь? – спросил он. – Хоть наша казна полна, но она не выдержит таких расходов.
– У меня есть золото, – ответил Ашока. – Много золота. Тебе привезут его; проследи, чтобы оно пошло на осуществление моих эдиктов.
– Откуда это золото? – позволил себе удивиться Мукеш.
– Это мой личный трофей из Ориссы, – сказал Ашока. – Это золото было добыто неправедным путём, – пусть же оно пойдёт на праведные цели!.. Больше я тебя не задерживаю, визирь.
Мукеш молча поклонился царю и вышел из беседки.
* * *– Питимбар! – крикнул Ашока в темноту.
– Я здесь, – ответил Птимбар, выходя из сада.
– Ты всё слышал?
– Каждое слово.
– Завтра же поезжай в Старый город, где хранятся сундуки с сокровищами, и перевези их в казну. Да скажи тому старику из Ориссы и его помощникам, чтобы они проследили за тем, как будет израсходовано золото. Я назначаю их помощниками казначея.
– Сделаю, – сказал Питимбар и вдруг рассмеялся.
– Ты что? – подозрительно посмотрел на него Ашока.
– Вспомнил одну историю из древней книги. Как-то одного мудреца, который был застигнут в момент любовного акта, спросили, что он делает. «Порождаю человека», – ответил он весьма хладнокровно, нисколько не покраснев, как если бы его застали за посадкой чеснока.
Ашока тоже засмеялся:
– Ну и при чём здесь это?
– А ни при чём! Просто пришло в голову; чего взять с дурака, – беспечно ответил Питимбар.
– Это точно, – усмехнулся Ашока. – Ладно, скажи-ка мне лучше, удастся ли мне установить законы дхармы в моём царстве? Почему сделанное мною не приносит результатов? Грустно, когда не видишь плодов своей деятельности.
– Я бы рассказал тебе притчу, но боюсь, ты опять рассердишься.
– Да уж говори, мало ли притч я наслушался, – разрешил Ашока.
– «У одного человека, носящего воду, было два больших горшка, висевших на конце шеста, который он носил на плечах, – начал Питимбар. – В одном из горшков была трещина, в то время как другой горшок был безупречен и всегда доставлял полную порцию воды. Треснувший же горшок доносил только половину.
Конечно, безупречный горшок гордился своими достижениями. А бедный треснувший горшок страшно стыдился своего несовершенства.
В один день он заговорил с переносчиком воды возле источника:
– Я стыжусь себя и хочу извиниться перед тобой.
– Почему? Чего ты стыдишься?
– Вот уж сколько времени я способен донести только половину моей ноши из-за трещины в боку, – сказал горшок.
Переносчик воды почувствовал жалость к старому треснувшему горшку, и ответил:
– Поскольку мы возвращаемся к дому, я хочу, чтобы ты посмотрел на свою сторону дороги.
Когда они поднялись на холм, треснувший горшок обратил внимание на превосходные цветы на своей стороне пути. Тут водонос сказал горшку:
– Ты заметил, что цветы растут только на твоей стороне пути, но не на стороне другого горшка? Он сохранил свою воду, но на его стороне не выросло ни одного цветка. А ты каждый день поливал землю, так что на ней взошли прекрасные цветы. Без тебя, такого, как ты есть, не было бы этой красоты!».
– Только от дурака и услышишь умные вещи, – сказал Ашока. – Но всё же мне грустно.
– Ты уверен, что действуешь правильно? – спросил его Питимбар.
– Да, в этом у меня нет сомнений.
– Так вспомни «Махабхарату». Помнишь, принц Арджуна очень переживал из-за того, что его друзья и родственники воюют друг с другом. На что человек, который управлял его колесницей (на самом деле это был бог Кришна), объяснил ему, что делом настоящего воина и верующего является прежде всего выполнение своего высшего нравственного долга, то есть всё той же дхармы: «Делай, что должно, и будь что будет». Это правило потом повторяли многие мудрецы, а один из них добавил: «Каждое дело исполняй как последнее в своей жизни. Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласно с правдой».
– Что же, моя совесть чиста – сказал Ашока. – Но как мало поддержки я нахожу, – вот и визирь недоволен моими начинаниями!
– Недоволен? – переспросил Питимбар. – Ты наивен, царь! Недоволен он был раньше, а теперь стал твоим заклятым врагом.
– Почему?
– Он же тебе ясно объяснил: есть порядок, который нельзя нарушать. Есть законы «Артхашастры», есть деление на касты, есть наша традиционная древняя религия, единственная и истинная. А ты покусился на все эти святыни, расшатываешь государство и подрываешь его основы! – крикнул Питимбар, кривляясь. – Визирь – человек долга, он государственный человек. Во имя спасения царства он готов пожертвовать царём.
– Да… – протянул Ашока и призадумался. – Боюсь, что скоро я лишусь всего этого, – невесело улыбнулся он, кивнув на свои великолепные сады и огни дворца к югу от них.
– Делай, что должен, – и стоит ли горевать о гостинице? – бодро отвечал Питимбар.
– О какой гостинице? – не понял Ашока.
– Придётся рассказать ещё одну притчу, – Питимбар взглянул на Ашоку, тот махнул рукой.
– «Однажды святой вошёл во дворец и присел отдохнуть. Спустя некоторое время мимо проходил царь и, удивившись непрошеному гостю, спросил:
– Знаешь ли ты, где сидишь?
Святой ответил:
– Я отдыхаю в гостинице для путешественников.
Царь сердито закричал:
– Разве ты не можешь отличить обычную гостиницу от царского дворца?
Тогда святой спросил у царя, кто жил во дворце до него.
– Мой отец, а до него – мой дедушка, и мой сын будет жить после меня.
– Так что же это, как не гостиница для путников? – спросил святой», – закончил свой рассказ Птимбар.
Ашока снова задумался, а затем сказал:
– Всё верно – мы путники в этом мире, и он для нас лишь временное пристанище. Так надо ли менять вечное на временное?… Ты успокоил меня; я пойду дальше к своей высшей цели и не буду заботиться о преходящем.
– Я с тобой царь, не забудь меня, – пропел Питимбар и сделал комичный поклон. – Шут везде пригодится, куда бы мы не попали!
* * *Принц Самади вызвал во дворец колдуна Свами, это был самый сильный садху в стране. Свой магический дар Свами приобрёл сам, а не получил по наследству, – стало быть, его магия была сильнее прочих: только тот садху, кто приобрёл свой магический дар самостоятельно, овладевал энергией шакти, которая давала возможность совершать сложнейшие обряды. Кроме того, Свами знал наизусть древнюю книгу Атхарваведу, где описаны все магические ритуалы, заклинания и заговоры. Известно, что такие науки как медицина, физиология и астрология основаны именно на этой книге.
Обладая шакти и зная Атхарваведу, можно было, например, вызвать существа, лишённые телесной оболочки и управляющие законами природы. С помощью таких существ Свами ничего не стоило пройти невредимым через огонь или парить над землёй, подобно лёгкому облачку. Для более значительных чудес следовало прибегнуть к поддержке чистых божеств – Вишну, Шиве, Ганеше и прочим, – а также к богам нечистым – богу смерти Яме, богу кладбищ Мадане, ну и конечно, к богине Кали. Помимо этого, Свами водил дружбу с разными демоническими существами: с бесами-ракшасами, с бхутамовами, духами умерших, и с ведьмами-вампирами пидари. Устрашающий внешний облик демонов, их порочный образ жизни и порою недобрые помыслы не были свидетельством абсолютного зла, потому что и люди также часто являются носителями этих качеств, однако сохраняют добро в душе. В демонах, как и в людях, было что-то злое, а что-то – доброе; всё зависело от обстановки и степени приложения добра и зла.
Садами вызвал Свами для того чтобы он навёл порчу на царя Ашоку: садху мог навести порчу на любого человека и не видел в этом греха, ибо всё определяет карма – если садху навёл на кого-то порчу, то этот человек получил наказание за свои деяния в прошлой жизни. А садху является лишь исполнителем воли всемогущих богов.
Для начала Самади решил устроить Свами испытание: хотя слава этого садху была велика и его дар не нуждался в подтверждении, но принц не верил никому. Сперва он попросил Свами поднять в воздух кресло, на котором сидел. Свами нахмурил брови и погрузился в глубокую медитацию; затем, с закрытыми глазами, он протянул обе руки к креслу, – через мгновение оно поднялось вверх и, слегка развернувшись, повисло в воздухе на высоте около пяти локтей. Самади вскрикнул от ужаса и велел садху вернуть кресло обратно. Переведя дух, Самади стал приказывать Свами поднять то одну, то другую вещь из тех, что стояли в зале, – Свами исполнил всё это и даже доставил по воздуху плоды из дворцового сада.
Свами окончательно отделался от всех подозрений, когда попросил Свами пересказать содержание двух записок, которые царица Кумари хотела передать Ашоке сегодня утром: Свами пересказал их слово в слово. Это записки никто не мог видеть, потому что царица писала их в присутствии одного Самади, а после, передумав, сожгла при нём же.
– Ладно, начинай, – сказал Самади. – Но помни, если кто-нибудь узнает об этих заклинаниях, я не дам за твою жизнь ломаного гроша.
– Я бы не дал ломаного гроша ни за чью жизнь, ибо этот товар в один миг может исчезнуть, – бесстрастно возразил Свами.
– Ты меня понял, – с угрозой повторил Самади. – А теперь приступай.
Свами начертил на полу чакру, магический круг, и покрыл его треугольниками, шестиконечными звёздами и вставленными друг в друга квадратами со священным слогом «Ом» в середине. Это были янтры – ловушки для тех земных и потусторонних сил, которые Свами привлекал для обряда. По сторонам магического круга Свами поставил семь зеркал из гладкой бронзы и светильники возле них; около зеркал положил восковые фигурки в короне, потом достал семь иголок и завернул каждую в чёрный шёлк.
– Дворец царя и проклятие царю, – сказал он. – Повторяй за мной, принц. Да будет проклят, живущий здесь, – Свами воткнул первую иглу.
– Да будет проклят живущий здесь, – повторил Самади.
– Да будет проклят враг мой, – воткнул Свами вторую иглу.
– Да будет проклят враг мой, – повторил Самади.
– Да будет наказан живущий здесь враг, – Свами воткнул третью иглу.