Понедельник
Кавайон, Кадене, Фонвьей, Форкалькье, Гу, Лори, Мазан, Ним, Сен-Дидье, Сен-Сатурнен-лез-Авиньон, Тюлетт.
Вторник
Экс, Бом-де-Вениз, Кадрусс, Каром, Кюкюрон, Фонтен-де-Воклюз, Горд, Ла-Тур-д’Эгю, Мондрагон, Сен-Сатурнен-д’Апт, Тараскон, Везон-ла-Ромэн.
Среда
Эгю-Морт, Баньоль-сюр-Сез, Бюи-ле-Барони, Антрегю, Гаргас, Ле-Тор, Малосен, Мериндоль, Бонь, Руссильон, Сен-Мартен-де-Кастильон, Сен-Реми-де-Прованс, Салон, Со, Вальреа, Веллерон.
Четверг
Экс, Ансуи, Обиньян, Ле-Бо, Бокер, Кейран, Комон-сюр-Дюранс, Ле-Понте, Мальмор-дю-Комта, Моссан-лез-Альпий, Мирабо, Нион, Оппед-ле-Вье, Оранж, Робион, Вильнев-лез-Авиньон.
Пятница
Бонье, Карпантра, Шатонеф-дю-Пап, Куртезон, Эйгальер, Фонвьей, Лань, Лурмарен, Пертюи, Сюз-ла-Русс, Визан.
Суббота
Апт, Бомон, Камаре, Шваль-Блан, Крийон-ле-Брав, Морна, Оппед, Перне-ле-Фонтен, Ришеренш, Сент-Сесиль-ле-Винь, Сен-Матрен-де-ла-Браск, Сомьер.
Воскресенье
Эгю-Морт, Камаре, Шаторенар, Жонкьер, Иль-сюр-ла-Сорг, Мормуарон, Сорг.
Как будто этого недостаточно, ежегодно устраиваются специализированные рыночные распродажи спаржи, цветов, чеснока, трюфелей, вина.
Courage — et bon appetit! Смелее — и приятного аппетита!
Marseillaise, La
Марсельеза
Большинство национальных гимнов, несмотря на свою патриотическую направленность и самые добрые намерения — или именно по этой причине, — представляют собой мрачные, напыщенные, неестественные марши. Свинцовые стихи, тяжелые, незапоминающиеся мелодии. Ничем подобным не грешит «Марсельеза». Она эмоциональна как в музыке, так и по тексту. Удачный гимн, даже если первоначально с Марселем он ничего общего и не имел.
Произошло это 25 апреля 1792 года в Страсбурге, далеко от Марселя. Франция только что объявила войну Австрии. Барон де Дитрих, мэр Страсбурга, великий патриот, принимал в своем салоне гостей. Среди них оказался и Клод Жозеф Руже де Лиль, молодой военный инженер и музыкант-любитель. В ходе вечера барон де Дитрих обратился к нему с музыкально-патриотическим призывом: «Мсье Руже де Лиль, вы сведущи в языке богов, вы владеете арфой Орфея. Дайте боевую песнь солдатам, встающим на защиту отечества!»
Руже де Лиль откликнулся на просьбу и в течение той же ночи сочинил «Боевую песнь Рейнской армии», сильную мелодию с взволнованным, лозунговым текстом.
Текст выражал чувства, соответствующие моменту, но главной движущей силой песни стала ее мелодия. Она сразу захватывает слушателя, без всяких усилий запоминается на всю жизнь. Через три месяца после создания ее знала вся Франция, в большой степени благодаря батальону добровольцев из Марселя, вошедшему с этой песней в Париж в июле. Парижане назвали ее «La chanson des Marseillais» или просто «Марсельеза» — это название за ней и осталось.
В 1795 году «Марсельезу» объявили национальным гимном. Вскоре после этого человека, патриотизм которого вдохновил автора «Марсельезы», барона де Дитриха, отправили на гильотину. Руже де Лиля увековечил статуей Фредерик Огюст Бартольди, создатель знаменитой нью-йоркской статуи Свободы.
Martigues (etre de)
Мартиг и его обитатели
Небольшой порт между Марселем и Камаргом знаменит по двум причинам. Первая — ежегодный фестиваль сардин в июле и в августе. Ради свежих сардин не грех туда и специально съездить.
Вторая — множество анекдотов о жителях этого местечка, все весьма нелестного характера. Вот два примера.
Некто из Мартига направляется верхом на муле на мельницу, везет два мешка пшеницы. Один мешок на плече, другой бедняга прижимает к груди, мешок сползает, седоку неудобно, но он терпит. Его спрашивают, что он вытворяет, почему не положит мешки на спину мула, а он отвечает: «Лошадку жалко, хочу, чтобы ей легче было».
А вот целая экскурсия жителей Мартига отправилась в Марсель, чтобы глянуть на чудо-рыбу, голова которой у Старого порта, а хвостом она лупит по острову Иф.
По этим двум байкам можно заключить, что обитателей этого населенного пункта огульно записали в дурачки. Разумеется, это полная чушь, однако устойчивая, выжившая на протяжении столетий. Сегодня, если кто-то (обычно в Марселе) говорит: «Он, должно быть, из Мартига», — значит, имеется в виду, что тот, о ком говорится, простак и всему поверит. Напротив, если вы хотите показать, что вы воробей стреляный и вас на мякине не проведешь, то вы непременно заметите: «Я ведь не из Мартига».
Mas
Сельский дом, мас
В архитектурно-структурной иерархии Прованса мас занимает место повыше усто, то есть малой фермы. Мас — это уже солидный комплекс построек: низкий прямоугольный дом с конюшней, крытым загоном для овец, амбарами, складами, голубятней, сараем для разведения тутового шелкопряда, непременно с погребом. Обычно мас ориентируется на юг или под углом к востоку, чтобы отвернуться от мистраля, подставить ему спину. С севера для добавочной защиты от холодного ветра плотной стеной высаживали кипарисы. Высаженные с южной стороны платаны летом обеспечивают тенью. Интерьер — камень, керамическая плитка. До внедрения центрального отопления ощущение было, будто живешь в холодильнике. Неудивительно, что у камина с обеих сторон предусматривалось обширное пространство, чтобы все семейство могло к нему пристроиться.
Если оставить в стороне вопрос комфортности, можно сказать, что выглядел мас внушительно, солидно; как правило, прекрасно вписывался в местность, сливался с ней, как будто из земли вырос. Как и очень многое в Провансе, мас соблазнительно живописен. Само его имя стало символом сельской идиллии и единения с природой. Не случайно в него влюблены агенты по недвижимости и употребляют его безоглядно, не обращая внимания, соответствует ли оно действительности. Сегодня, если вам предлагают мас, все, в чем вы можете быть уверены, это что у дома черепичная кровля. А куда вы будете ставить своих лошадей, овец, где будете держать своих голубей и где разводить шелковичных червей, агентов совершенно не волнует.
Melons
Дыни
Некий заезжий репортер в 1895 году ввернул в свой печатный орган фразу, милую сердцу обитателей этого города: «На свете есть только одна дыня: кавайонская». Этот комплимент прилип, и Кавайон вошел в компанию французских городов, гордящихся тем, что они являются символом того или иного продукта, как, к примеру, Ле-Пюи — синоним зеленой чечевицы, а Кастельнодари славен своим cassoulet, рагу из бобов с птицей или мясом, запеченном в глиняном горшочке.
Такой чести за день не добьешься. Первые дыни добрались до Кавайона более пяти столетий тому назад, прибыли из Италии, из Канталупо. Кавайон казался вполне подходящим местом назначения. Тоже папское владение, и климат для дынь как по заказу — сухой, солнечный, жаркий. Потомки первых канталуп прижились, расплодились. Кавайон стал дынным раем.
Канталупы давно уступили место дыням шаранте, дынная элита Кавайона устоялась, оформилась организационно в Confrerie des Chevaliers de l’Ordre du Melon — Братство кавалеров ордена Дыни. В июле проводится дынный фестиваль, во время которого центр города пахнет как только что взрезанная гигантская дыня. Соответственно традиции, с тщанием анализируется процесс выращивания, выбора, поглощения дыни, уделяется внимание самым мелким деталям, как и всегда во Франции, когда дело касается чего-нибудь съедобного.
Дынные эксперты — а их в Провансе хоть пруд пруди — объяснят вам, что дыня радует тройным сезоном в течение пяти месяцев. Первые, ранние дыни созревают к середине мая в теплицах с подогревом; вторая волна, от середины мая до середины июня, вызревает в тех же теплицах, но уже без отопления, а самые сочные и самые вкусные дыни доходят во время третьего, самого продолжительного периода времени, и зреют они en plein champ, в открытом поле под жарким летним солнцем.
Дыню выбирают, осматривая ее, поднимая, похлопывая, обнюхивая. У каждой дыни с одной стороны маленькая пипка от отвалившегося цветка, с другой — pecou, хвостик от стебля. Этот самый pecou должен быть того же цвета, что и дыня. Маленькая трещинка с красноватым оттенком, притулившаяся к pecou, говорит о том, что дыня созрела и выпустила «каплю крови». «Кровь» эта представляет собой сахар, вышедший из дыни и кристаллизовавшийся.
Исследуется кожура. Природа для нашего удобства разделила кавайонские дыни на дольки, разграниченные сине-зелеными линиями. Добрая дыня должна состоять из десяти долек, не больше и не меньше. Это «десятичная» дыня, melon de dix. Поднимите ее, ощутите приятную тяжесть. Побарабаньте по ней кончиками пальцев — она отзовется глухим гулом, указывающим на наличие полости. Наконец, поднесите ее к носу, вдохните ее чистый, сладкий аромат (возле pecou, ни в коем случае не у пипки).
Когда дыня прошла все эти испытания, она готова к употреблению. Приготовьтесь к этой процедуре. Дыню можно поглощать десятками способов, без преувеличения. Ею можно начать трапезу: с пармской ветчиной, с крабами, с омаром; в виде салата с авокадо и петрушкой; как coulis, фруктовое пюре с соком, с брынзой или зажаренной с анисом. В составе главного блюда она очень хороша с морепродуктами: с красной кефалью, с лангустинами, с креветками. Не хуже и с мясом, зажаренной со свининой или цыплятами, в вяленом виде, нарезанной на лепестки, с ростбифом.
Как десерт дыня хороша с шоколадом, с медом, спрыснутая «Бом-де-Вениз» или в виде сладкого супа.
Можно, конечно, съесть ее и без ничего, как это предпочитаю делать я. Только чуть-чуть поперчить.
Mistral
Мистраль
Был на свете Фредерик Мистраль, певец Прованса и лауреат Нобелевской премии по литературе. Живет в Чили Габриела Мистраль, по удивительному совпадению тоже поэт и тоже лауреат Нобелевской премии. А есть еще le mistral, ветер и такой же неотъемлемый атрибут Прованса, как и лаванда.
Название его проистекает из прованского maestral, то есть vent maitre — ветер-мэтр, господствующий ветер, в сравнении с которым обычный — что выдох комара. Зимний мистраль «в соку» может достигать скорости ста восьмидесяти километров в час на суше и восьми баллов на море, вздымая в миролюбивом Средиземном море волны, достойные Атлантики. Если мне и не довелось видеть, как мистраль, согласно уверениям провансальцев, сдувает с осла уши, то вывороченная им кровельная черепица, сорванные ставни и сдутая с полей почва — обычное явление. Названный последним подвиг принес ему неприязненное прозвище mange fange — тиноед. Неокрепшие деревья под воздействием мистраля приобретают устойчивый наклон, а бабушкам-старушкам и любителям париков лучше сидеть дома и не выпускать на улицу всяких мелких мосек. Нормальный кот и сам в это время из укрытия носа не покажет.
Мне говорили, что влияние мистраля на психику учитывается французскими судами в качестве смягчающего обстоятельства, особенно в преступлениях, совершенных по страсти, в состоянии аффекта. Этот ветер и вправду давит на психику, раздражает, и я, найдя этот судебный аспект достойным дополнительного исследования, обратился за консультацией к трем юристам. Первый поднял на меня проницательные глаза и спросил, что я натворил и кто пострадавший. Второй сказал, что такого рода «ветреная защита» французскому суду неизвестна. Третий же обозначил серию французских телодвижений и выразил мнение, что темна водица во облацех, что область эта серая, нуждается в дополнительном исследовании. В результате, как очень часто бывает после консультаций с правоведами, я ничего не выяснил и запутался еще больше.
Ухудшает воздействие мистраля то, что он на своем пути с севера на юг проходит естественную аэродинамическую трубу долины Роны, набирает силы и вредности и лишь затем сворачивает на восток, к Провансу. Ветер холодный и чреватый всяческими неприятностями. В его пользу, правда, говорит то, что он приносит в Прованс голубое небо, чистый воздух и кристально яркий свет.
В Марселе, граждане которого, правда, склонны к преувеличениям, утверждают, что мистраль дует сто дней в году, часто по три, шесть, девять дней подряд. Говорят, что люди, привыкшие к мистралю, разучились держать спину вертикально, они постоянно склоняются вперед или назад, как будто в подпитии, даже при полном безветрии.
Moi, Je
Я, я, я…
Эти два слова — самые популярные в словаре провансальца, как, впрочем, и в словаре любого другого француза. Мне показалось странным, что французы, народ весьма в себе уверенный, преисполненный чувства собственного достоинства, находят необходимым подпирать ясное и однозначное je — я — избыточным moi, означающим кроме того же самого «я» всякие его предложные и беспредложные склонения-отклонения: мне, меня, мной, мой… Но они без этого вообще речи не мыслят! Je и moi в разговоре — как сиамские близнецы. Ими выражают свое мнение: Moi, je pense… Ими заказывают в ресторане: Moi, je prends… Ими соглашаются с собеседником: Moi, je suis d’accord… Чтобы подчеркнуть, усилить? Чтобы придать больше веса своему мнению, больше категоричности приказанию, больше сердечности заверению или согласию? Чтобы выделить свое «эго»? Я, я не знаю… Moi, je ne sais pas…
Musee de la Legion Etrangere
Музей Иностранного легиона
С Иностранным легионом я познакомился еще в детстве, в школе-интернате, когда тайком, накрывшись с головой одеялом, при свете карманного фонарика проглотил за пару ночей книжку Персиваля Рена «Похороны викинга». Читал взахлеб. Еще бы, лихие герои, преследуемые преступники — и все как один ребята-золото! Они нашли приют в элитном боевом отряде, самой сильной ударной единице французской армии. Книга заинтриговала меня, и Иностранный легион с тех пор так и остался в моем сознании далекой путеводной звездочкой.
Книга Рена и выросшая из ее содержания кинопродукция Голливуда покрыли лачком мрачные реалии войны и смерти в пустыне. Король Луи-Филипп, однако, руководствовался вовсе не романтическими соображениями, учреждая Иностранный легион в 1831 году. В те неспокойные времена Европа бурлила, Францию наводняли политические беженцы из разных стран, многие из них нежеланные, почитавшиеся опасными. Озабоченный ситуацией, король решил найти средство выдворить их из страны. Из революционеров, дезертиров, смутьянов всякого рода сформировали Легион, состоящий из иностранцев, и отправили новую боевую единицу в Африку защищать интересы Франции. Это высвободило регулярные части, вернувшиеся домой на защиту монархии. Легион формировался на добровольной основе, а заманивали в него бойцов обещанием наградить впоследствии французским гражданством. С течением времени то, что рассматривали как согнанный в кучу посулами сброд, превратилось в одну из известнейших и наиболее уважаемых боевых частей планеты.
Прошло сто двадцать лет, и солдаты Иностранного легиона покинули Африку, оставили свои казармы в Сиди-Бель-Аббесе, захватив с собой исторические регалии: боевые знамена и вымпелы, ордена и всякого рода сувениры — деревянную руку капитана Данжу, героя Камеронской битвы, гробы неизвестного легионера и генерала Ролле, «отца Легиона». Со всем имуществом и вооружением Легион переместился на новую базу в Обань, в нескольких милях к востоку от Марселя.