18—20 марта. Борьба за переселение эскимосов на северную сторону безусловно выиграна. Сегодня Етуи, Тагъю и Кмо выразили желание перебраться туда. Даже самый осторожный из всех наших эскимосов — Таян готов к ним присоединиться.
Весь день ушел на снаряжение одного Кмо. Мы снабдили его всем, что получил Аналько, не забыли даже сосисок для угощения черта.
Думаю отправить эту партию во главе с Павловым. Отъезд задерживает непогода. Началась пурга, ветер достигает 8 баллов. За стенами дома дьявольская свистопляска.
Невдалеке от берега во льду появилась трещина длиной километров 10.
21 марта. Утром Павлов со второй партией эскимосов отправился на север. Проводив их, я пошел на берег, чтобы взглянуть на трещину. Она идет вдоль берега, достигая местами 2–3 километров в ширину, а местами сужаясь до 200 метров. За сутки трещина успела густо покрыться салом, кое-где видны небольшие пространства чистой воды.
Вернувшись, занялся откапыванием окон из-под снега. Пришлось вынуть не менее полутора кубометров около каждого окна. Снег лежит такой плотной массой, что его не берет и стальная лопата. Орудую топором, откалывая огромные глыбы.
Стоит теплая погода, на крыше тает снег. Уже можно греться на солнышке, хотя термометр показывает —24°. Трещину совсем закрыло.
Вечером неожиданно нагрянул Павлов со своими спутниками. Трофеи у них великолепные — две медведицы и четыре малыша. Эскимосы заметно повеселели.
24 марта. Весь день я провел на складе, выдавая продукты Кмо, Етуи и Тагъю, которые собираются переселяться на северную сторону. Стоит ясная тихая погода. Около 12 часов близ солнца появились столбы, переходящие в круг и вновь разрывающиеся. Через два часа они исчезли.
26 марта. Я решил проводить эскимосов на север. Когда мы выехали, погода была отличная, но к полудню поднялся еле заметный северо-восточный ветер и нагнал густой туман. К 3 часам ветер стих. Густая пелена тумана нависла над Островом.
Впервые я наблюдал интересное явление. От осаждающегося тумана на поверхности снега образовался какой-то покров, очень похожий на мох. Присмотревшись, можно различить как бы крошечные хрупкие деревца, затейливые веточки. Создается впечатление, что снег начал расти. К вечеру этот покров вырос до 3–4 сантиметров. Собаки, нарты, люди — все обросло таким же, но еще более мелким снежным мхом.
Временами туман как будто начинал расходиться, но ориентироваться можно было только по компасу. Лишь перед заходом солнца туман рассеялся окончательно, и мы благополучно выехали на Медвежий перевал. Сумерки застали нас уже в тундре Академии. Я стал ориентироваться по звездам.
Собаки изрядно утомились, эскимосы засыпали на нартах. Я не был вполне уверен, что выведу наш санный поезд на цель, и в полночь решил остановиться на ночлег.
Мороз достиг 30° и несколько раз выгонял нас из палатки греться. На северо-востоке горит слабое сияние.
5 апреля. Сегодня приехали Кмо, Етуи и Анакуля. Настроение у них бодрое, видимо, на новом месте они уже прижились. Целый день с короткими перерывами идет снег.
Не успели мы проводить первую партию наших гостей, как вернулись Павлов и Таян. Все время занимаюсь выдачей всего необходимого для эскимосов, переселившихся на новые места, — мехов для пошивки одежды, винтовок, промыслового снаряжения. И все это в счет будущей добычи.
8 апреля. Опять ездил с эскимосами на северную сторону. Поездка проходила без особых приключений. Во второй половине дня поднялся свежий ветерок. На Медвежьем перевале разрешили себе небольшой отдых с обязательным чаепитием. Выехав в тундру, обнаружили несколько клыков мамонта. Отметили их вехами, чтобы откопать, когда снег «стает. Заночевали в тундре. После того как все улеглись, вышел из палатки и долго в нее не возвращался: не отпускало северное сияние.
11 апреля. Едем дальше. Берег остался позади. Свернули к горам, где обнаружили много песцов, занятых поисками нор. После обеда очередная погоня за медведем. Охота оказалась удачной, только свежевание доставило много мучений. Мой трофей — медвежонка забрали с собой. Но за — свое приобретение я расплатился — потерял топор.
12 апреля. Выезжаем пораньше, с тем чтобы" поскорее попасть домой. Свежий западный ветер дует нам в спину, не мешая продвижению. На перевале снова видели гало. Потом разразилась пурга. От Поворотной погнали вовсю. Опять на наших Лицах и на мордах собак ледяные маски.
13 апреля. Дома возник вопрос, куда девать медвежонка. Мы назвали малыша Маруськой, и я пытался было при-, ступить к дрессировке. Результат получился не блестящий. Пришлось выдворить Маруську на чердак.
Я сделал любопытное открытие. Проходя вечером' мимо ободранной яранги Нноко, от которой остался один каркас, я увидел у задней стенки интересную вещь. К деревянному столбу, высотой около 2 метров, сверху была прикреплена довольно удачно вырезанная из дерева моржовая голова, пониже привязаны сделанные из китового уса человек, несколько рыб и нерпа, а еще ниже — модели деревянного весла и копья. Столбик в нескольких местах перехвачен оленьей жилой. У эскимосов это называется «праздник». Мне захотелось приобрести все для своей коллекций.
Думалось, с Нноко нетрудно будет поладить, хотя самый факт присутствия в яранге такой вещи меня удивил. Ведь Нноко прекрасно говорит по-русски, грамотен. Не раз я замечал, что он присоединяется к насмешкам над теми или иными проявлениями суеверия, с иронией говорит о кормежках черта.
Прежде чем начать с ним переговоры, я выведал, что он собирается сжечь свой «праздник». Это облегчало мою за. дачу.
— Нноко, — начал я, — ты, говорят, собираешься сжечь свой «праздник». Если это так, лучше отдай его мне.
Эскимос растерянно молчал. Я повторил свою просьбу.
— Да, — наконец ответил Нноко, — да, умилык я хочу, сжечь свой «праздник»: он плохо защищает меня. У нас умер уже второй ребенок.
Я понял, что «праздник» играет роль не то ангела-хранителя, не то покровителя дома.
— Но сжечь-то по нашим законам можно, а вот отдать— не знаю, — продолжал растерянно Нноко.
— А разве не все равно, — продолжал я настаивать, — сжечь или отдать другому, лишь бы избавиться от такого нерадивого покровителя?
— Не знаю.
Мы долго толковали, пока не нашли компромиссного решения. Сошлись на том, что Нноко отдает мне своего покровителя, но с оговоркой: предварительно он поедет за женой, и они вырежут из каждой части «праздника» по кусочку для сожжения.
14—15 апреля, Вчера опять была пурга, а сегодня — известие о появлении ржанки. Павлов ездил на озеро, надеясь найти там медведей, но тщетно.
17 апреля. Проехал с Павловым и Таяном по льду до мыса Гаваи. Километров на 5–6 от берега дорога сносная, но дальше пошли такие торосы, что, продвигаясь вперед, мы делали не больше километра в час. И это с пустыми нартами! Следов песцовых много, но зверя ни одного не видели. Сделал снимки гряды торосов.
18 апреля. Занимался с эскимосскими ребятами. Способности у них очевидные. Они хорошо рисуют, быстро усваивают письмо. Чтение дается им труднее, вероятно, это объясняется отличием звуков русского языка от эскимосского. С одной стороны, в нем встречаются звуки, которые трудно выразить русскими буквами, а с другой, — многие звуки нашего языка отсутствуют у них. Зато мои попытки обучить арифметике детей (как, впрочем, и взрослых эскимосов) пока, по-видимому, обречены на неудачу.
Хотя некоторые эскимосские числительные претерпели столь сильные изменения, что происхождение их названий установить невозможно, все говорит о том, что система счета у них строится на основе ведения счета по пальцам.
Счет у эскимосов следующий: один — атасик', два — малг'ук, три — пин'ают', четыре — стамат, пять — талъимат (талъик' — рука, талъимат — вся рука, то есть пять пальцев), шесть — аг'винлык (один палец от другой руки), семь — маг'раг'винлык (два пальца от другой руки), восемь — пин'аюнын' ин'люлык (три пальца от другой руки), девять — стаманын' ин'люлык (четыре пальца от другой руки), десять — к'улля, одиннадцать — к'уллям атасик' сипнык'лъюку (дословно: десять и один лишний).
Так же образуются числительные двенадцать — девятнадцать. Двадцать — югинак' («юк» — человек, «югыт» — люди. Иначе говоря — двадцать пальцев, имеющихся на руках и на ногах у одного человека). Тридцать — югинак' к'улля сипнык'лъюку (то есть человек и десять от другого человека) и т. д. К примеру, число сто тридцать девять произносится как юк аг'винлык к'уллям стаманын'ин' лю-лык сипнык'лъюку (то есть шесть человек, еще десять — остаток другого человека и еще четыре пальца второй руки). Предельное число, которое эскимос может выразить на своем языке, — четыреста — юг югинак' (то есть двадцать человек). Но до четырехсот умеют считать далеко не все эскимосы. Обычно же эскимос, услышав число выше тридцати, просит повторить его и сам повторяет, стараясь запомнить это огромное число на слух.
Случалось, что я спрашивал у эскимосов, приезжавших на факторию, сколько собак в их упряжке. Ответ я получал не сразу, хотя упряжка стояла перед глазами хозяина. Он растопыривал пальцы рук, называл клички собак, губами отодвигал пальцы в сторону и… сбивался.
Все это никак не вяжется с общим развитием эскимосов, их сообразительностью, способностью к быстрому усвоению других незнакомых навыков и к подражанию. Возможно, это объясняется тем, что эскимос редко встречается со сколько-нибудь большими числами. За всю жизнь ему вряд ли встретится необходимость пересчитать какие-либо предметы количеством более двадцати.
19 апреля. Отправил Ивася Павлова и Таяна в Сомнительную, а сам целый день занимался откапыванием окон, которые доверху занесло снегом. Днем Кивъяна опять привез двух нерп.
20 апреля. Начавшаяся вчера вечером пурга продолжается и сегодня. Весь наш труд пропал — только что откопанные окна опять занесло снегом.
21 апреля. Появился Кивъяна с новой добычей. Я не вытерпел. Несмотря на легкие боли, все же отправился с ним на охоту, На воде играли нерпы — чудесное зрелище. Сделал выстрел по лахтаку — неудача. Зато я был вознагражден тем, что видел прилет уток.
24—25 апреля. Появились первые чайки. Ездили с Ива-сем на лед, видели много следов песцов и медведей. Тепло, тает. Вернувшись, принялись откапывать крыльцо.
26 апреля. Боли настолько усилились, что несколько дней пришлось пролежать. За это время успели уехать и вернуться Ивась с Таяном, которые на обратном пути встретили Тагъю и Нноко.
30 апреля. Принимал пушнину у Пали и Анъялыка и выдавал им товары. Тагъю решил окончательно переселиться в Сомнительную. Пасмурно. Снег шквалами. С юга начался напор льдов.
1 мая. С утра Ивась выдал всем праздничный паек. Потом была устроена призовая стрельба, за которой последовало торжественное чаепитие. Напор льда продолжается. С моря слышен шум, во льду образуются трещины.
2—3 мая. Сегодня отправил доктора Савенко на северную сторону, так как оттуда получены сведения, что у жены Кмо цинга. После обеда готовили вешала для медвежьих шкур. Развешивать шкуры начнем завтра, если будет хорошая погода. Сегодня пасмурно, воет ветер. Шквалами идет снег.
4 мая. Ездил в Сомнительную и по дороге видел на льду много нерп. Обратно выехал ночью и едва не попал в ледяную ловушку.
5—9 мая. Сильные боли опять вынудили меня слечь. Павлов ездил на мыс Гаваи и вернулся с известием, что видел чаек. Приезжали с северной стороны Паля, Етуи и Анакуля. Привезли сведения о случаях цинги.
Пурга продолжается. Дом занесло со всех сторон, выход расчищен только у Павлова.
10 мая. Пурга продолжается, но ветер слабеет. Вечером удалось даже слегка приоткрыть окно. Савенко целый день занимается откапыванием дверей и окон, а Ивась уборкой чердака. Кивъяна убил еще одну нерпу.
11 мая. Ветер совсем стих. Временами падает снег, Кивъяна снова с трофеями. На его счету уже немало нерп. К вечеру приехали из Сомнительной Етуи и Таян, а за ними Анъялык. Последний опять вернулся к разговору о сватовстве. Он уже давно упрашивает меня сосватать ему невесту. «Некому мне шить штаны, некому смотреть за жирником, — приговаривает он при этом чуть не плача, — и детей рожать некому».
12 мая. Сегодня я уже на ногах. Правда, это надо понимать условно, так как через каждые два часа приходится хотя бы ненадолго принимать горизонтальное положение. Надо бы еще с недельку провести в постели, но сил нет: не хватает терпения лежать, когда чувствуешь, что можешь двигаться. А тут еще через, отрытое из-под снега окно проникает косой луч солнца и выманивает на улицу. По стенке с чердака течет вода. Весна! Какая уж тут постель!
Савенко говорит, что сильно тает. Надо скорее вытаскивать из-под снега порох. Думаю поручить это дело Таяну и Кивъяне.
13 мая. Напутствуемый угрозами Савенко снова уложить меня в постель, в Обед я все-таки сделал первую вылазку на улицу. Дом совершенно занесен снегом. С южной стороны сугроб упирается в крышу, а с северной и с западной — вплотную доходит до конька. Май свел все наши труды на нет: окна и двери снова занесены еще большими сугробами.
В час дня я зашел к эскимосам, В ярангах все безмятежно спали. Люди не различают дня и ночи. Светло теперь круглые сутки, и решать, когда ложиться спать, когда вставать и когда садиться обедать, — задача сложная. Эскимосы подошли к ней просто: спят, когда сон смежит глаза, едят, когда запросит желудок, независимо от того день стоит или ночь.
Вечером, проходя по голому берегу, я заметил под ногами что-то розовое. Это были стелющиеся по земле ветви полярной ивы. Распустились и зарозовели ее маленькие пушинки. Весна и здесь берет свое.
В вечеру Таян и Кивъяна наконец докопались до пороха, Для этого им пришлось вырыть в снегу три ямы глубиной около 6 метров каждая.
Целый день дул свежий ветер, сначала с юго-востока, затем с востока и, наконец, с севера. К вечеру начало мести. Похоже было, что начнется пурга, но потом все затихло.
14 мая. Савенко с помощью Таяна й Кивъяны очистил чердак. Опасность потопа сверху миновала.
После обеда я заметил на льду трех нерп и пошел попытать счастья. Дорогой меня догнал Таян. Я еще не видел охоты на нерпу на льду и, спрятавшись за льдину; принялся наблюдать.
Эскимос стал подкрадываться к нерпе. Она лежала на молодом, совершенно ровном льду. День холодный, пасмурный, солнца нет. В такую погоду нерпа неспокойна. Видимо, холод не дает ей задремать. Так и сейчас. Нерпа часто поднимает голову и озирается, потом как будто успокаивается и вновь ложится. А через минуту опять озирается.
Вот этими короткими минутами, когда зверь спокоен, и пользовался эскимос. Он осторожно делал с десяток-другой шагов вперед, замирал при малейшем движении нерпы и снова продвигался на десяток шагов до очередной остановки.
За. полчаса Таян ушел от меня не более чем на полкилометра. В конце концов нерпа, вероятно, что-то почуяла. Она чаще поднимает голову и всматривается в приближающегося охотника, и ему все чаще приходится замирать, изображая неподвижную льдину. Но вот до зверя осталось не более трехсот шагов. Эскимос прицеливается. Нет, он опускает винчестер и еще осторожнее подбирается ближе к зверю. Поздно! Нерпа неожиданно поднимает голову и в одно мгновение ныряет под лед.
Я подошел к Таяну, он был явно смущен.
— Шибко хитрая, все равно как человек, — сказал он.
Ко второй нерпе он сумел приблизиться шагов на сто пятьдесят, выстрелил и промахнулся. Это его совершенно обескуражило. В досаде он вытащил из кармана коробку табака «Принц Альберт», высыпал табак в мой кисет, установил коробку как мишень и прицелился принцу в нос. Я поддержал компанию. Из десяти пуль две перебили благородному джентльмену ноги, три изрешетили грудь, две выбили нижнюю челюсть, одна оторвала левое ухо, а нос так и остался невредимым. Успех вполне удовлетворил нас и, успокоенные, мы зашагали к колонии.
15 мая. Тот же холод. Пасмурно, ни клочка ясного неба. Низко стелется над землей туман, редкими хлопьями падает снег.
Таян съездил на охоту и вернулся с пустыми руками. Медведей не видно, пожалуй, они отправились разыскивать открытую воду. Уже с неделю никто не встречает медвежьих следов, хотя нерпа появилась в довольно большом количестве. Зато песцовых следов очень много. Эскимосы в недоумении. Как же так? Когда можно было ловить песцов — их не было, каждый замеченный след был редкостью. А теперь начальник сказал: «Не надо бей», а песец пришел.