На следующее утро Аля приехала в больницу раньше обычного. Она попросила водителя остановиться, чуть не доезжая до входа.
– У нас есть еще минут двадцать, – зачем-то объяснила она свое ожидание водителю, – я посижу пока.
Водитель Женя деликатно вышел покурить. Аля обрадовалась одиночеству – весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро они с мамой спорили.
– Аля, ты засиделась. Уезжать тебе надо. Как можно быстрее. Вот и Вадим вчера звонил, напоминал, что тебе надо будет до Бразилии дать один концерт в Метрополитен.
– Мне так не хотелось возвращаться в Нью-Йорк. Я думала, что на гастроли полечу прямо отсюда.
– Нет, дело решенное, в концерте ты обязательно должна принять участие. Во всяком случае, так сказал Вадим.
«Это, видимо, вместо неустойки за срыв выступления. С одной стороны, выгодно, а с другой…» Аля вздохнула. С другой стороны, скорый отъезд подразумевал окончательное объяснение с Юрой. До отъезда Аля должна была произнести те слова, которые станут логическим продолжением начатого ею разговора.
Сидя в машине у ворот больницы, Аля пыталась успокоиться: «Все хорошо. Юра выздоравливает. С мамой, слава богу, не поссорились, Вадим удачно разрешил претензии устроителей того концерта, с которого я сбежала в Москву. Отчего я волнуюсь и почему у меня такое плохое настроение? Неужели мама права и мне пора приниматься за работу?!» Аля посмотрела в окно машины. День тихий, немного пасмурный, но без дождя. Казалось, солнце укрылось светлыми нестрашными тучками. Маленькая площадь была пуста, а по асфальту ветер гонял отцветшие семена липы. Водитель Женя курил неподалеку. Напротив, у киоска, торговавшего цветами, остановилась машина. Из машины вышла женщина небольшого роста, одетая по-спортивному, на голове у нее была бейсболка, на глазах темные очки. Вслед за ней выскочил огромный пес. Глядя на него, Аля улыбнулась – собака была некрасивой и смешной. К тому же совершенно непослушной. Женщина пыталась собаку привязать к дереву, но пес упирался лапами и даже на полшага не желал отойти от машины. Аля видела, как женщина уговаривает собаку, словно непослушного ребенка. Противостояние длилось совсем немного времени, а затем женщина достала из кармана куртки бублик. Аля отчетливо увидела, как у собаки, до этого совершенно сонной, вдруг открылись глаза, во всем теле появилась упругость, и ловким движением она выхватила кусочек бублика из рук женщины. Следующую порцию псина доедала, уже будучи привязанной. Женщина погладила пса, что-то ему сказала и скрылась в воротах больницы. Аля посмотрела на часы и пришла к выводу, что пора.
– Женя, я пошла, – окликнула она водителя и не спеша направилась к больничному входу.
Первый охранник встретил Алю с каменным лицом. И второй тоже не очень удивился. Правда, Аля подметила, что губы дернулись, а скулы как-то странно напряглись. То ли ухмыльнуться боялся, то ли сказать что-то хотел. Бессменная медсестра Олеся покраснела и с очень большой предупредительностью открыла дверь.
– Прошу, – произнесла она, и Аля могла поклясться, что изо рта Олеси показался раздвоенный змеиный язычок. Уж больно ядовито прозвучало приглашение. Аля вошла в палату и увидела Юру. Тот, весело смеясь, пытался из бумажного пакета выудить большой жирный беляш. В комнате стоял характерный запах лука и мяса.
– Привет! Что это ты делаешь? – спросила Аля и тут увидела укротительницу лохматого непослушного пса.
– Я?! – Юра обернулся, и Аля со сжавшимся сердцем узнала ту самую его улыбку. Улыбку беспечности и удовольствия. – Я ем беляш. Из магазина.
– Из палатки, – поправила женщина, – то есть степень риска оранжевая. Знаете, как в МЧС, – оранжевая угроза, красная…
– Судя по запаху, красная степень будет, когда ты проглотишь этот беляш, – сморщилась Аля.
– Что вы?! – Женщина уже сняла бейсболку и очки. – Я в этом месте покупаю уже давно. И всех знаю. Я объяснила, что это в больницу…
– Представляю, как они удивились. «В больницу!..»
– Я вас понимаю, – женщина совсем не обиделась на Алину язвительность, – конечно, в больницу возят все диетическое, домашнее, парное, отварное… Но Юра… простите, Юрий Алексеевич стал плохо есть. И я решила его немного порадовать. Он мне сказал, что любит беляши.
– Люблю, – кивнул Юрий Алексеевич с набитым ртом. Пока женщины соревновались, он решил все-таки съесть беляш. Ведь могут и отнять.
– Но я еще принесла кефир. Свежий. Немного батончиков. Очень вкусные, да вы, наверное, знаете. – Женщина улыбнулась Але.
– Нет, не знаю. Вернее, не помню. Я давно не ем батончики. И вообще сладкое. Мне нельзя.
– А-а-а, – женщина уважительно посмотрела на Алю и вернула уже взятый батончик в кулек, – диета?
– Диета, голос. Сахар и голос – враги. Точно так же, как холод и голос. Острое и голос.
Женщина внимательно посмотрела на Алю, а потом очаровательно улыбнулась.
– Вы – Алевтина Корсакова. Но на афишах вы – Аля. Я вас узнала. Мне очень нравится ваш голос. И вообще как вы поете. Мы с мамой слушали вас в Большом. Такое удовольствие получили.
– Спасибо. Я рада, что вам понравилось, – коротко улыбнулась Аля и вопросительно посмотрела на Юру.
– Аля, а это Катя, та самая, которая тогда на яхте спасла мне жизнь.
– Господи, Юра, больше так никогда не говорите! Мне очень неловко становится, – Катя покачала головой, – тем более что это не так. Спас вас Гектор.
– Кто? – Аля повернулась к Юре.
– Гектор. Собака… моя. Вы разве не читали об этой истории? – Катя опередила Юру.
– Э… нет, не читала. Я не читаю ничего, кроме книг. И не люблю смотреть телевизор. Компьютер для меня – это прежде всего почта. Юрину историю я знаю из первых уст, но про собаку мне пока ничего не сказали, – Аля с улыбкой посмотрела на Юру.
Катя смутилась:
– Ну, совершенно не обязательно все подробности излагать. Главное, Юра… Юрий Алексеевич остался жив. И даже поправляется.
– И даже уже ест беляши.
– Да. – Юрий Алексеевич тем временем закончил обследовать промасленный пакет и пришел к выводу, что там больше ничего нет. – Все? – он посмотрел на Катю. Та смешалась – взгляд раненого до смешного походил на взгляд Гектора, который выклянчивал бублик.
– Вам больше нельзя.
– Конечно, нельзя. Ведь ничего и нет больше. – Юра с комичным разочарованием скомкал пустой пакет.
– Ничего, я еще принесу. Только завтра. Или послезавтра. Как у меня получится, – пообещала Катя, а потом спохватилась: – Извините, я должна идти. У меня магазин без присмотра. Там такое может случиться…
– Катя, бросьте, собака здесь, у дерева привязана, – запротестовал Юра, – а значит, в магазине точно ничего не произойдет.
– А откуда ты знаешь, что привязана? – полюбопытствовала Аля.
– Ну, я видел. Ходил по палате – мне прописали движение. И в окно увидел.
– И все-таки до свидания! – Катя подошла к двери.
Юра что-то хотел сказать, пытаясь задержать Катю, но та уже вышла из палаты.
– Это ведь та самая, о которой писали все газеты? – Аля села в кресло.
– Ты же газеты не читаешь?
– Не читаю, но мне сказали, что писали.
– Не злись. Я пошутил про газеты. Да, та самая, о которой писали столько небылиц.
– Точно? – Аля улыбнулась. – Точно небылицы писали?
– Точно!
– А если подумать? – Тут Аля встала и подошла к Юре. – Если подумать, все ли окажется неправдой?
Она обняла его и прижалась.
– Что ты? – он попытался заглянуть ей в глаза. – Аля, перестань. Мы ведь с тобой начинаем все заново.
– Я не хотела бы заново. Я хотела – как раньше.
– Заново – это еще лучше, – нашелся Юра.
– Так, может быть? Мы не ошибаемся?
– Может, и ошибаемся, но видишь ли, если и ошибаемся, то вдвоем. Ты понимаешь разницу? Никто из нас не скажет другому: «Вот видишь, я же тебя предупреждал!» Если мы ошибемся, мы оба «потонем», а потому вынуждены будем спасать друг друга.
– Как это сложно…
– Ничего подобного. Это очень просто. Это надежно. А если к этому прибавить, что мы знаем друг друга как облупленных…
– Да, знаем… Ты меня так и любил? После развода?
– Не знаю. Наверное. Я не представлял, что может быть как-то иначе. Потом мне казалось, что ты передумаешь и вернешься. Потом я привык к этому состоянию – привык думать, что ты где-то рядом. Не географически, а так… понимаешь?
– Понимаю. А сейчас ты меня любишь?
– Не знаю. Только не пугайся моего ответа. Я говорю как есть. Но я не представляю другой жены, кроме тебя. Как ты считаешь, при таких вводных у нас шансы есть?
– Есть. «Противоестественное политическое образование» – это о нашей возможной семье, о нашем воссоединении.
– Даже догадываюсь, чьи это слова. Елена Семеновна?
– Угадал.
– Она имеет право на свой прогноз. Меня скоро выпишут. Буду дома учиться работать рукой. Вернее, пальцами. Хотя и запястье болит еще, и плечо. Буду гулять, пить витаминные сборы, а потом… Потом надо думать о работе. Аля, ты сможешь отменить хоть одни гастроли? Я не хотел бы в этом состоянии переезжать. Мне надо совсем немного времени. Жаль, что мы сейчас так все планируем, это ведь совсем не романтично, и женщинам это очень не нравится, я же понимаю, но увы. Врачи мне не советуют далеко уезжать, да и перемещаться вообще. Я не настаиваю, я просто спрашиваю. Может, Вадим как-то устроит это?
– Я поговорю с ним. И позвоню тебе.
– Спасибо. Я же понимаю, что это не очень просто для тебя.
– Можно что-нибудь придумать… Мы – странные?
– Нет, мы – нормальные. Мы не хотим растерять накопленное добро. И потом, если бы нам этого не хотелось, мы бы этого и не делали.
– Ты прав.
Аля и Юра сидели на широкой больничной постели. Юра здоровой рукой обнял Алю, а она, свернувшись клубком, уткнулась ему в грудь. За дверью было тихо – медсестра Олеся, несмотря на жесточайший приступ любопытства, беспокоить их не решалась.
– Юр, а тебе обязательно возвращаться на свою работу?
– Пока не знаю. Там видно будет. Я пойму по реакции людей. Но сейчас еще рано что-либо говорить. И следствие пока идет. Оно тоже может повлиять на ход событий.
– Как ты думаешь, кто это мог сделать?
– Аля, и ты туда же! Я не хочу на эту тему говорить. Всему свое время. Сначала надо выздороветь.
– Хорошо. Мне надо ехать.
– Не надо. Мы так хорошо сидим, будто нам шестнадцать лет.
– Нам намного больше. И это совершенно не имеет смысла скрывать. – Голос Али прозвучал грустно. Юра разжал объятья, она встала, поправила волосы. – Мне пора. Ты осторожней тут. Не объешься беляшей.
– Постараюсь. Ты не волнуйся. Завтра приедешь?
– Да, должна.
– Буду ждать.
Она вышла из палаты.
Он хотел было встать посмотреть в окно, увидеть, как она садится в машину, но почему-то раздумал. Он лег поверх больничного одеяла, удобнее устроил больную руку и прикрыл глаза. На человека, который возвращается в счастливое прошлое, Юрий совсем не был похож.
Аля вышла из больничных ворот и поискала глазами машину. Водитель Женя, отогнавший авто на больничную парковку, посигналил. В ответ на звук клаксона раздался лай. Аля обернулась и увидела Катю.
– Вы еще не уехали? – Аля вынуждена была заговорить.
– Нет. С Гектором не так все просто. Его сначала из машины не выгонишь, потом не затащишь. Вот, теперь гуляем. Надеюсь, после прогулки соизволим послушаться.
– Как вы с ним управляетесь?
– С трудом. И уже очень устала от него. Надеюсь, скоро заберут…
– Это не ваша собака?
– Нет, я просто взяла его на время.
– Это ваша профессия? – Аля не могла удержаться от расспросов – ведь это девушка, о которой трезвонили все газеты и к которой она вдруг приревновала. – Вы – собачья няня?
– Почему вы все так думаете? Я не вижу ничего неприличного в этой профессии, но меня удивляет, что никому не приходит в голову, что собаку можно взять просто так. Ну, для того, чтобы помочь человеку.
– А, это конечно. – Аля незаметно рассматривала девушку. Фигура так себе, немного приземистая, не худая, не толстая, а лицо симпатичное. Даже очень, когда говорит. Ну и, конечно, глаза. Как всегда в таких случаях, спасают положение глаза. Они – хорошие.
– Правда, я тоже не просто так взяла. Что уж тут. – Катя хотела было рассказать историю про яхту и собаку, но промолчала.
– Неважно, главное, что пес под присмотром. Тем более вы так хорошо справляетесь, – отмахнулась Аля. В истории покушения на Юру было столько загадочного, столько непонятного, что даже следователи, с которыми разговаривала Аля, разводили руками: «Такое стечение обстоятельств – все произошло в абсолютно пустынном месте. Все улики либо затонули, либо их затоптали, и вообще яхта ушла с места происшествия. Там концов практически не найти».
Но больше всего Алю волновало другое: «Неужели за все время круиза они даже не поцеловались? Это с Юриным темпераментом и желанием всех покорять? Что-то не очень верится. Надо ее разговорить. А она – девушка неглупая, образованная, наблюдательная. Кстати, может, и заметила что-нибудь?» Аля посмотрела по сторонам и предложила:
– Давайте зайдем куда-нибудь? Кофе выпьем. Поговорим.
– Что вы?! Мне собаку надо отвезти, она в машину без меня не сядет.
– А может, попробуем?
– Да? Ну ладно, у меня еще есть кусочек бублика…
– Бублик! Вы лучше бы ему Юрин беляш отдали. Все больше пользы было бы, – буркнула Аля, но потом извинилась: – Меня мама в детстве наказывала за такую еду. Говорила, что очень вредно. А я любила всякие пончики в сахарной пудре.
– Вы не думайте, я за домашнее здоровое питание. Мой сын Ваня тоже старается в рот всякую гадость запихнуть, я на него ругаюсь – в доме всегда есть домашняя еда. Но дети порой неуправляемы. А что касается беляша – он действительно вкусный, качественный. Юра просто уже несколько дней плохо ест. Вот я решила его порадовать.
– Понятно. Я хоть и ворчала – пахло вкусно.
– Ну, Гектор, подождешь меня еще немного?
Катя осторожно, стараясь не спугнуть вредного пса, двинулась к машине. Гектор, на всякий случай оглядываясь на новую знакомую, послушно влез на заднее сиденье.
– А окно вы откроете? – Аля посмотрела на розовый длинный язык, который тут же вывалился из пасти.
– Конечно. Я даже могу машину на сигнализацию не ставить. Эта псина – отличный сторож. Одного вида достаточно.
– Нет, вы все же закройте машину, а до кафе мы доедем на моей.
– Хорошо. А где вы ее оставили?
– А вон там, – Аля махнула рукой в сторону огромной черной машины и водителя Жени, который прохаживался под деревьями.
– А, это ваша… – Катя была удивлена, но потом вслух сама себе и все объяснила: – Конечно, вы же звезда, вам по статусу положено.
– Что вы! Не смущайте меня. Я, как и вы, не люблю излишнее внимание, – отмахнулась Аля, но все равно было заметно, что она польщена.
– Нет, не скажите, вы можете гордиться собой по полному праву. Я читала о вас. Вы с раннего возраста умели ставить себе правильные цели.
– Мне просто очень нравилось и нравится петь. Я себе не могу представить жизни без музыки и пения. А уж если делать, то делать это так, чтобы все завидовали.
– Вам завидуют, я больше чем уверена. Только вряд ли это главное.
– Не главное, но в этом тоже есть смысл.
– Не знаю, я сама никогда не завидую. И не хотела бы, чтобы завидовали мне.
Катя и Аля уже ехали в машине. Широкий кожаный салон, прохлада кондиционера, телевизор – Катя с особенным наслаждением устроилась в этом комфорте.
– Давайте только не очень далеко. За Гектора душа болит. Мне кажется, что он все понимает. Вот сейчас сидит и думает, что его бросили.
– Надо было его с собой в кафе взять. Ему бы там воду налили.
– Ой, так это были вы!
И Катя, и Аля воскликнули эту фразу одновременно. Каждая вспомнила историю с розовым тазиком, из которого по вине Гектора выплеснулась вода.