Такой и должна быть мама.
Она поднимает голову, когда мы с Джейсоном входим в комнату, и ее лицо озаряет улыбка. Она встает и раскрывает объятия сыну:
– Хён Джун-а.
Джейсон обнимает ее.
– Привет, мам.
– А это Грейс? – Она одаривает меня улыбкой.
Я кланяюсь.
– Большое спасибо, что пригласили меня в свой дом.
– Добро пожаловать, – говорит она на великолепном английском.
– Знаешь, мам, у меня не было соседки лучше Грейс, – говорит Софи. – Мне даже кажется, что и Джейсону она нравится.
Лицо Джейсона каменеет, однако слабый румянец на щеках выдает его. Миссис Бэ смеется.
– Ну, значит, она замечательная девочка. – Она манит меня. – Проходи. Садись.
Я сажусь на диван и обнаруживаю, что он намного удобнее, чем я предполагала.
– Софи рассказала, что ты впервые в Сеуле, – говорит миссис Бэ. – Что ты думаешь?
– Потрясающий город! – отвечаю я. Из-за нервного напряжения мой голос звучит излишне восторженно. – Ну, я в том смысле, что я здесь всего час, но уже под впечатлением!
Выдохни, Грейс. Говори нормальным голосом. Это же не знакомство с твоей будущей свекровью.
– Я поведу ее на рынок, – говорит Софи. – Может, завтра.
Миссис Бэ откликается с большим энтузиазмом – моя мама никогда бы себе такого не позволила:
– О, там просто здорово!
Следующий час мы проводим в приятной беседе, и я ни одной минуты не чувствую неловкости. Миссис Бэ расспрашивает меня о Теннесси, о планах на колледж, задает тактичные вопросы о семье и не любопытствует излишне – за что я ей благодарна.
Перед ужином Софи показывает мне свою комнату – мою спальню на предстоящий месяц. Стены цвета фуксии увешаны гигантскими постерами с ее любимыми актерами, повсюду наклеены фигурки мультяшных героев. Такое впечатление, будто это комната восторженной малолетки, но почему-то этот стиль очень подходит Софи. Ее кровать, застланная пушистым розовым покрывалом, может вместить нас обоих. Я ставлю свой чемодан рядом с комодом.
Мы перебираемся на кухню, и я обнаруживаю, что к ужину миссис Бэ приготовила бибимбап: традиционное корейское блюдо из белого риса, жареных овощей и яиц с соусом чили. Я хорошо научилась есть палочками, поэтому вполне свободно чувствую себя за столом и не смущаюсь, однако мне не удается скрыть свой шок, когда после первого же укуса у меня во рту разгорается настоящий пожар.
Я принимаюсь глотать воду, а Софи хихикает.
– Остро? – спрашивает она.
Я кошусь на миссис Бэ, не желая ее обидеть.
– Нет, все здорово!
Мой рот продолжает гореть. Я подцепляю кусок капусты, политой красным соусом, пробую и понимаю, что она еще острее, чем бибимбап. Эти люди что, решили прикончить меня?
Выпив всю воду до дна, я спрашиваю:
– А что это?
– Кимчи, – отвечает Софи, указывая на капусту. – Вкусно, правда?
– Мм… да.
Да. Если тебе нравится это адское блюдо из прочесноченной и дико острой капусты. Запомнить и не забывать: в будущем держаться подальше от кимчи.
Сидящий рядом со мной Джейсон весело усмехается и, видя, что я дышу, приоткрыв рот, придвигает мне свой стакан с водой. Я разрываюсь между желанием обидеться на него за смех и обнять его, но ограничиваюсь тем, что опустошаю и его стакан.
После ужина мы ложимся спать. Кажется, будто путешествие длилось целую вечность, хотя на самом деле мы ехали всего несколько часов. Прошлой ночью я не спала, прокручивая в голове разговор с мамой. Наверное, она сейчас жалуется на меня отцу и шлет мне злые флюиды через Тихий океан. С нее станется.
Мой телефон жужжит, извещая, что пришло сообщение, и прерывает мои грустные размышления. Я открываю фото от Джейн. Она стоит позади мамы и жестом показывает, что ей хочется повеситься. Я читаю подпись: «убей меня… целый месяц без школы… одна, с нашей мамочкой… а ты развлекайся».
Мне смешно, но слова Джейн все же западают в душу. Нельзя допустить, чтобы переживания из-за маминого мнения отравили мне каникулы. Я в Сеуле, необыкновенном городе, и впереди Рождество. Настало время развлечений.
* * *На следующий день мы с Софи слоняемся по дому в пижамах. Джейсон отсутствует, и когда я спрашиваю о нем, Софи говорит:
– Ему пришлось поехать на студию, поговорить со своим менеджером о фильме. На днях начинаются съемки.
Она переключает каналы на телевизоре и останавливается на обозрении светских сплетен. Я ничего не понимаю, но догадываюсь, что откровенные фотографии звезд сопровождаются отнюдь не лестными комментариями.
На экране появляется фото «Эдема», и я подаюсь вперед.
– Софи, что они говорят?
Она пожимает плечами.
– Ничего существенного.
Теперь нам показывают видео, снятое, судя по всему, в подземном торговом центре, в Инчхоне. На нем Софи, я и ребята. На корейском телеэкране я выгляжу очень даже неплохо, взгляд немного затравленный, но наряд, я бы сказала, смотрится шикарно.
– Они пытаются вычислить, в какой школе учится Джейсон? – спрашиваю я.
– Ага, но пресса гадает об этом с августа. Хотя его появление в Инчхоне позволит им сузить поиски. – Она принимается грызть ноготь. – Невероятно, что никто из школы еще не слил информацию.
– Ну, может, администрация хорошенько пригрозила? Никто же не хочет, чтобы его исключили, если выяснится, что он проговорился.
– Наверное, – говорит она.
В телевизоре появляется «Эдем» на одном из концертов, и Софи хмурится.
– Что? – спрашиваю я. – Что они говорят?
Она закатывает глаза.
Рассказывают, что Йон Джэ ездил в Китай на каникулы и жил у своего отца в Пекине. Хотят раздуть из этого большую сенсацию, типа, что у группы проблемы и все в таком роде. А Йон Джэ просто хотел побыть с семьей.
Несмотря на это, Софи не видит в этом проблемы, я подозреваю, что в сюжете есть определенный смысл. Ведь среди парней чувствуется некоторое напряжение. Во всяком случае, между Джейсоном и Йон Джэ.
Парадная дверь открывается, и входит Джейсон. За ним влетает резкий порыв ветра. Чтобы защититься от холода, я зарываюсь в подушки на диване, подтягиваю колени к груди.
Джейсон плюхается на диван рядом со мной и тут же хмурится и тяжело вздыхает, видя, что идет по телевизору.
– Зачем вы смотрите эту муть?
– А тебе-то что? – спрашивает Софи.
– Все эти шоу врут напропалую и на своем вранье делают деньги. – На его лице появляется пренебрежительная гримаса. – А вы тратите на это время.
– Если тебе не нравится, иди куда-нибудь еще. – Затем Софи добавляет: – Кстати, чуть раньше они говорили о вас. Сказали, что у «Эдема» проблемы. Очевидно, вы, ребята, к январю развалитесь.
Она смеется, но Джейсон мрачнеет, и я не считаю возможным предаваться веселью. Я ловлю его взгляд, и он снова прячет свои эмоции под маской безразличия. Но поздно, я уже успела заметить его беспокойство.
– Какие планы на вечер? – спрашивает он, меняя тему. – Сегодня суббота. Ты не хочешь повести Грейс куда-нибудь повеселиться?
– Не переживай, мальчик-одуванчик, – отвечает Софи.
Я удивленно поднимаю брови.
– Мальчик-одуванчик?
Джейсон вздыхает и с изможденным видом откидывает голову на спинку дивана, а Софи лукаво улыбается.
– Это значит красавчик, – говорит она. – Тебе не кажется, что Джейсон – самый красивый из всех исполнителей?
Сохраняя на лице равнодушное выражение, Джейсон запускает в Софи подушкой. Она ловит ее и хохочет.
– Пошли, Грейс. – Она встает и потягивается. – Он прав. Пора. Давай одеваться.
Закутавшись в несколько слоев одежды и надев на голову вязаные наушники, выданные Софи, я возвращаюсь в гостиную. Джейсон все еще сидит на диване. Он оглядывает меня с ног до головы, и я опускаю взгляд. Его внимание вызывает у меня в душе причудливую смесь смущения и радости.
– Куда вы идете? – спрашивает он.
Софи, стоя перед зеркалом, поправляет волосы.
– На Кванчжан[31] – хочу, чтобы она попробовала настоящей корейской еды. До метро мы дойдем пешком.
– Ты с нами? – спрашиваю я у Джейсона.
Но Софи отвечает за него:
– Ему нельзя туда, там многолюдно. Фотографы будут весь вечер ходить за ним по пятам, а это, поверь мне, совсем не весело.
Я падаю духом и тут же принимаюсь уговаривать себя, что ничего страшного не произошло. И вообще, все только к лучшему. Если мы с ним появимся вместе, придется – опять – бегать от папарацци и он опять будет жаловаться на то, что поклонники портят ему жизнь.
Настроившись на холод, мы с Софи выходим из дома. Холод мгновенно вгрызается в мои пальцы, и я поспешно надеваю варежки. Софи смеется над моей неспособностью адаптироваться к промозглой погоде.
– Тебе там понравится, – говорит она. – Это не тусовочное место, но там лучшая еда во всем Сеуле. И рынок традиционный, не то что другие, поновее, так что ты в полной мере прочувствуешь Корею.
Я киваю, но не слушаю ее. Я не могу не задаваться вопросом, чем займется Джейсон, пока нас не будет дома, и хотел бы он или нет пойти вместе с нами.
Когда позади нас хлопает дверь и я слышу шаги на деревянной лестнице, во мне вспыхивает надежда. Я поворачиваюсь и вижу, как по дорожке к нам спешит Джейсон. Его лицо наполовину скрывает объемный шарф, руки засунуты в карманы кожаной куртки.
– Вам, девчонки, придется возвращаться в темноте, – говорит он. – Нельзя одним идти от метро. Нужно, чтобы кто-то отвез вас на Кванчжан. Я еду с вами.
Глава пятнадцатая
Софи не возражает, но все же смотрит на брата удивленно, потом переводит взгляд на меня и обратно на него. Я с трудом сдерживаю ликование, хотя внешне ничем не показываю, что мне хочется верещать от радости. Между прочим, моя реакция меня бесит. С каких это пор меня приводит в восторг перспектива погулять с Джейсоном?
Ну, иногда с ним весело, и он до безумия сексуален…
Ладно.
Может, я немножечко и запала на него.
Но я не влюблена в него, однозначно.
Мы с Софи забираемся на заднее сиденье той самой машины, в которой Ён Джо привез нас из аэропорта, Джейсон садится за руль. Софи приподнимается, тянется вперед и включает радио почти на максимальную громкость. Но я не жалуюсь.
Джейсон везет нас по узким улочкам, Софи подпевает радио во всю силу своих легких, а я погружаюсь в ощущение нереальности происходящего. Я будто грежу наяву. Смотрю в окно, вижу пятна света и людей. Наверное, я придаю всему слишком большое значение, но я не могу не испытывать благодарности – к Софи, к Джейсону, к их маме, так радушно принявшей меня. Я знаю, что моя мама никогда не позволила бы мне привезти с собой друзей, а папа рассказывал бы анекдоты про азиатов за спиной у Софи и Джейсона. Просто потому, что он такой.
Софи пихает меня плечом.
– Пой со мной!
И тут я соображаю, что из динамиков льется американская поп-музыка. Смеясь, я присоединяюсь к Софи. Я пою, подпуская как можно больше трагизма, и к тому моменту, когда песня заканчивается, обнаруживается, что Джейсон уже давно припарковал машину.
Мы все вылезаем, и Джейсон оплачивает парковку. Он подтягивает шарф повыше, так что остаются видны только глаза, и накидывает на голову вязаный капюшон, который полностью скрывает его волосы.
– Ты похож на террориста, – говорю я.
Он прищуривается, но молчит и идет рядом со мной так близко, что наши плечи соприкасаются.
Эта часть города оживленнее, люди ходят парами и компаниями. Уличные торговцы заманивают прохожих своей едой, проезжающие машины гудят тем, кто так и лезет под колеса.
Мы входим в здание с затемненной стеклянной крышей. Со стороны здание напоминает железнодорожный вокзал, но, оказавшись внутри, я понимаю, что это рынок. Павильоны стоят в несколько длинных рядов, в витринах выставлена традиционная корейская одежда и дорогие ткани. В воздухе чувствуется запах плесени, голоса отдаются эхом от высоких балок. Я останавливаюсь перед одним павильоном и щупаю синий шелк.
Джейсон останавливается рядом со мной.
– Нравится?
– Потрясающе, – восторженно говорю я. – Все ткани потрясающие.
– Этот рынок славится тканями. Главным образом, шелком.
К нам с вежливой улыбкой спешит продавщица, женщина средних лет с курчавыми волосами и в плотном черном пальто на выпирающем животе. Она кланяется и говорит:
– Аньён-хасийо.
– Здравствуйте. – Я кланяюсь в ответ.
Женщина протягивает мне край отреза, но я качаю головой.
– Нет, спасибо. – Видя непонимающее выражение у нее на лице, я говорю: – Анийо… гм… гвэнчанайо.
Джейсон помогает мне, говорит ей что-то по-корейски, и она кивает. У них завязывается беседа, а я стою рядом и слушаю поток слов. Женщина снова улыбается мне, затем ныряет под прилавок, который завален рулонами тканей, достает пол-ярда желтого шелка, вышитого белыми цветами, и протягивает мне.
– Что? О нет! Я не хочу ничего покупать. – Я отмахиваюсь, давая понять, что отклоняю ее предложение.
Она что-то говорит по-корейски, прикладывает ко мне ткань и слегка хмурится.
– Бери, – говорит Джейсон. – Она дарит его тебе.
Я неуверенно беру у нее шелк – на ощупь ткань прохладная и гладкая, как вода. Я кланяюсь, но не знаю, что еще сказать, поэтому поспешно произношу:
– Спасибо.
Я опускаю взгляд на ткань. Она прекрасна, но что мне с ней делать?
– Она сказала, что моя американская подружка очень красива, – говорит Джейсон.
– Что?
Вокруг его глаз собираются морщинки, и я понимаю, что он улыбается.
– Она спрашивала, не собираюсь ли я жениться на тебе ради американской визы.
Я бормочу что-то нечленораздельное – мой мозг не в состоянии справиться с роящимися в голове мыслями, не говоря уже о том, чтобы выдать полноценную фразу.
Джейсон пожимает плечами и с сарказмом продолжает:
– Но я сказал ей, что это ты отчаянно желаешь получить корейскую визу и ради этого встречаешься со мной.
Я прихожу в себя настолько, что даже шлепаю его по руке.
– Надо было сказать ей правду.
– Может быть, но тогда бы ты не получила в подарок этот шелк. Она настаивала, чтобы мы обязательно использовали его для свадебной церемонии – между прочим, мы женимся в июне.
Я краснею и отворачиваюсь. Софи разговаривает с продавщицей у соседнего павильона, и я устремляюсь к ней.
– Ну что, идем дальше? – Софи смотрит на шелк. – Ого! Потрясающе! Ты купила его?
Я слышу, как позади меня усмехается Джейсон, и отвечаю:
– Ну… типа того.
Мы переходим в следующий ряд, где торгуют самой разнообразной едой. Запахи поднимаются в воздух и смешиваются, образуя ни с чем не сравнимый аромат. Я узнаю только запахи рыбы, чеснока и грибов, но к ним добавляются запахи специй и еще каких-то ингредиентов, названий которых я не знаю.
В центре ряда на площадке рядами стоят столы с лавками. Все места заняты. Над столами, заставленными едой, на проводах висят голые лампочки. Из-за жара, идущего от плит, на этой площадке жарче, чем в других частях рынка. Все это сопровождается довольно громким гулом голосов.
Мы идем дальше. Еду готовят в основном женщины. К одним павильонам стоят длинные очереди, у других продавцы сами зазывают покупателей, предлагая прохожим попробовать их кушанья. Я кошусь на прилавок с рыбой, омарами и все еще извивающимися осьминогами. На следующем прилавке – различные виды специй, еще дальше – огромный выбор овощей.
Софи направляется к прилавку, перед которым стоит длинная очередь. Женщина-продавец жарит в масле толстые желтые блины с мясом и еще с чем-то, напоминающим кимчи.
– Ты должна попробовать вот это, – говорит Софи, когда мы встаем в хвост очереди. – Это называется биндаеттеок.
Софи заказывает три порции, и мы берем тарелки и садимся за стол. Джейсон садится напротив нас и оттягивает шарф от лица, чтобы можно было есть.
Я разламываю блинчик и беру половинку. После вчерашнего ужина, когда мой рот был объят пламенем, я с опаской воспринимаю корейскую еду.
– А из чего он? – спрашиваю я.