– Это вышло действительно быстро, – сказала я.
Пэрис выглядела обиженной.
– Но Юлиус этому радуется, верно, Юлиус? – спросила она. Это звучало почти умоляюще.
– Сойдёт, – ответил Юлиус.
– Я не радуюсь, потому что я точно знаю, что нас ждёт, – сказал Лоренц. – Адские дни и адские ночи. Крик, вонь и все эти детские вещи. Годами нельзя оставить дом, а за ужином единственная тема для разговора – это пищеварение ребёнка. Но Пэрис обязательно хочет испытать это на себе. И непременно сразу, не сходя с места.
– Мне уже тридцать три года, – сказала Пэрис. – Сколько ещё, как ты считаешь, я должна ждать?
Лоренц пожал плечами. Он бы из тех счастливых мужчин, которые с каждой новой морщиной приобретают более выразительный вид. Но ни выразительный вид, ни седые виски не делали его моложе. Он был, во всяком случае, достаточно взрослый, чтобы знать, что может произойти, если не предохраняться.
– Пэрис абсолютно права, – сказала я. – Если не сейчас, то когда?
– Вообще никогда, – ответил Лоренц. – Ведь наша жизнь, такая, как она есть, совершенно удовлетворительна.
– Тебе хорошо говорить, у тебя уже есть дети, – заметила Пэрис. В её глазах стояли слёзы.
– Пожалуйста, – сказал Лоренц, щедро поведя рукой в сторону Нелли и Юлиуса. – Мои дети – это твои дети.
Юлиус незаметно прижался ко мне.
– Это нечто другое, ты же знаешь, – сказала Пэрис. – Я люблю твоих детей, но это будут всегда дети твои и Констанцы. Этот ребёнок, – она положила ладонь на свою маечку от Версаче, – будет нашим ребёнком, ребёнком Лоренца и Пэрис.
– И он будет точно так же какаться в пелёнки, как все остальные дети, – сказал Лоренц.
– Ах, ты… – произнесла Пэрис.
– Это время тоже пройдёт, Лоренц, – вмешалась я. – Кроме того, ты можешь поступать так же, как с Нелли и Юлиусом, предоставляя смену пелёнок другим.
– Можешь быть в этом уверена, – заверил меня Лоренц.
– Тебя послушать, так можно подумать, что Пэрис специально перестала глотать противозачаточные, – заметила я.
– Да, действительно, – сказала Пэрис, по-прежнему держа руку на животе.
– На каком ты месяце? – невольно спросила я.
– Ах, ещё в самом начале, – ответила Пэрис. – В прошлый вторник у меня должны были быть месячные. А в пятницу я сделала тест.
– Может быть, проблема решится сама собой, – заметила Нелли.
– Нелли! – с упрёком произнесла я.
– Но это так и есть, – сказала Нелли. – Мими потеряла своего ребёнка гораздо позже. Это часто случается. Я посмотрела в интернете.
– Но это не значит, что это случится с Пэрис, – возразила я.
– Завтра я иду к гинекологу, – сказала Пэрис. – Лоренц не хочет идти со мной.
– Завтра я работаю, – ответил Лоренц.
– Хотя ты сможешь впервые увидеть, как бьётся сердце твоего ребёнка, – драматично заявила Пэрис. В её глазах опять стояли слёзы. Ох эти гормоны.
Лоренц вздохнул.
– Видишь, уже начинается! Потом ты запишешь меня на курсы подготовки к родам, где мужчинам пристёгивают гигантские груди и животы, чтобы они знали, как себя чувствуют женщины.
– Я такого никогда не сделаю, ты это знаешь совершенно точно! – Пэрис всхлипнула.
Мне стало её жаль.
– Мне пойти с тобой к врачу? – спросила я. – У меня завтра есть время.
Пэрис тут же перестала всхлипывать и сияюще улыбнулась мне.
– Ты это сделаешь? Ох, это было бы прекрасно. Спасибо, Констанца, это действительно много для меня значит. – Она повернулась к Лоренцу. – Констанца думает, как я, Лоренц: мы большая семья и держимся вместе. Привыкай к этому.
* * *– Я ни в коем случае не буду ездить каждые выходные к папе и изображать бэбиситтера, – сказала Нелли. – Зарубите это себе на носу.
– Ни один разумный человек не захочет иметь тебя бэбиситтером, – ответила я. – А сейчас сделай одолжение и веди себя прилично. – Мы стояли на пороге Антонова дома и ждали, пока нам откроют дверь. Меня немного удивило, что дом Антона такой скромный. К его часам и ягуару скорей подходила бы вилла с коваными воротами и километровым въездом. Но у него был простой двухэтажный дом из красного кирпича с белыми окнами, каких было много в этой части города.
Нам открыла дверь Эмили. Она была одета земляничкой и выглядела очень миленькой с шапочкой из листьев на голове.
– Привет, Эмили, – сказала я.
Эмили ничего не ответила. Она грациозно развернулась на каблучках.
– Зато она не захлопнула у нас перед носом дверь, – заметила я.
– Какой фрукт, – сказала Нелли и с любопытством огляделась. – Должна сказать, что я слегка разочарована. Я думала, что Армани-Антон живёт по крайней мере в замке и держит дворецкого.
– Н-да, – сказала я, оглядывая прихожую и лестницу. – Вот так люди и обманываются. Правда, это может быть настоящий клевер.
– Нет, это, к сожалению, просто тиснение, – сказал Антон, появившийся в прихожей вместе запахом жареного. – Как здорово, что вы пришли. Вы нашли, где запарковаться? Иногда это действительно сложно.
– Не для велосипедов, – немного мрачно ответила Нелли. Она бы охотно приняла предложение Ронни прихватить нас с собой, но Юлиус настоял на том, чтобы мы поехали на велосипеде.
– Ах да, я всё время забываю, что ты не водишь автомобиль, – сказал Антон.
Я нервно улыбнулась ему. Он был по-прежнему без галстука. Зато в фартуке. На фартуке значилось «Daddy's cooking».
– Проходите, – сказал он. – Все остальные уже здесь. – Он повёл нас в просторную гостиную, соединённую с кухней. Здесь всё выглядело более похожим на то, как я себе представляла его жильё: блестящая сталь, скомбинированная с редкими акцентами тёмного полированного дерева, огромная современная газовая плита, на которой громоздился вок и множество кастрюль, у противоположной стены – серебристый монструозный холодильник, один из тех американских суперагрегатов, которые умеют охлаждать, замораживать, измельчать лёд, массировать и проявлять плёнки. За огромным обеденным столом сидели остальные гости: Мими и Ронни, рядом с ними женщина, в которой я узнала секретаря Антоновой канцелярии, полный пожилой мужчина в очках и мускулистый, загорелый молодой человек, чьи выгоревшие волосы падали ему на глаза. Рядом с ним сидела Труди, одетая в сверкающий оранжевый мешок с глубоким вырезом, который она приобрела во время своей Бхадва-фазы (тогда она пару месяцев звалась Хаш-крк-что-то-такое, это было имя и фамилия одновременно) и с повязкой на лбу, на которой коралловыми жемчужинами было вышито слово «Peace». Рядом с Труди сидел модно одетый мужчина с бородой и причёской ёжиком. В торце стола на детском сиденье царила земляничка. Я заметила, что когда Антон приобнял меня одной рукой, у меня вспотели ладони.
– Всем, кто ещё не знаком: это Констанца Бауэр, – сказал Антон. – А это Нелли и Юлиус.
– Вишневски, – добавила Нелли. Она охотно подчёркивала, что у неё отличная от моей фамилия. Юлиус снова вцепился в мои ноги.
Антон показал на полного мужчину в очках.
– Это мой друг и партнёр Элмар Янссен, лучший юрист-экономист Германии, это Аннелена Мёллер, как ты уже знаешь. – Аннелена Мёллер была секретарём канцелярии, которую я для простоты звала «Деревянные очки» из за её несколько своеобразных очков. Деревянные очки и Элмар Янссен дружески улыбнулись, когда я протянула им руку.
– Это мой брат Йоханнес Альслебен, – продолжал Антон, показывая на светловолосого спортсмена. – Он только что вернулся из Южной Африки.
– Ох, – сказала я. – С серфинга?
Йоханнес с улыбкой кивнул, но Антон сказал:
– Нет, с деловой поездки. У моего отца там собственность. Мими, Труди и Ронни вы знаете, А это Петер Зюльцмауль, друг Труди.
– Зюльцерманн, – поправил бородач, протягивая мне руку. У него была не настоящая борода, а современная обритая бородка, которая росла на подбородке и под нижней губой. С ней сочетались короткие бакенбарды, которые кустились на щеках. Утреннее бритьё вокруг такой бороды должно длиться часами. В мочке его правого уха поблескивала серёжка, маленькое колечко. – А ты, значит, Констанца. Много о тебе слышал.
– А я думала, что вы пришли не разговаривать, – сказала я. Почему он так долго трясёт мою руку?
Петер засмеялся.
– Как я вижу, моя слава опережает меня.
И тут он мне ещё и подмигнул! Я кинула на Труди взгляд, который должен был ей сказать, что я очень сожалею о Фёдоре и Хайни, который рейки, но она смотрела только на Петера.
Я села на свободный стул напротив них рядом с Мими. Нелли села рядом со мной, а Юлиус выбрал себе место между Ронни и Эмили в торце стола.
– Первое блюдо сейчас будет готово, – сказал Антон, вернувшись к своим кастрюлям.
– Многие европейцы плохо переносят тайскую кухню, – тихо сказала Эмили Юлиусу. – Я надеюсь, что тебя не стошнит опять.
– Я не ропеец, – стал защищаться Юлиус.
– А вот и да, – ответила Эмили.
– А вот и нет!
– Европейцы – это люди, которые живут в Европе, – сказал Ронни Юлиусу. – Мы все европейцы.
– Я нет, – резко возразила Эмили. – Я на четверть азиатка. В Азии уже были города, когда люди здесь всё ещё жили в пещерах.
– А вот и нет! – сказал Юлиус.
– А вот и да! – ответила Эмили.
Я заставила Нелли поменяться с Юлиусом местами. Если дети всё время будут ругаться, то пусть по крайней мере с более содержательными диалогами, чем «А вот и нет!» и «А вот и да!». Нелли в этом отношении была более креативной, на это я могла положиться.
Я всё ещё нервничала. Я хотела любой ценой произвести хорошее впечатление на друзей Антона и его брата, раз уж я не нашла общего языка с его матерью и дочерью. Нельзя недооценивать влияния хороших друзей и родственников на развитие отношений.
Позже я не могла понять, почему я, несмотря на это соображение, наклонилась к Антонову партнёру и сообщила ему, что он напоминает мне нашу таксу дома на Пеллворме.
Эта информация несколько сбила его с толку.
– В самом деле? – вежливо спросил он.
– Я имею ввиду, не внешне, – торопливо ответила я. – Нет вообще никакого сходства между вами и псом, в самом деле нет. – Глупым образом в этот момент я увидела, что это не так: за очками у мужчины были тёплые, карие, преданные собачьи глаза, такие же, как у Элмара, нашей таксы дома на Пеллворме. И его каштановые волосы разделял прямой пробор, точно такой же, как у Элмара. А сейчас он наклонил голову на бок, точно как наш Элмар, когда он просит вкусненького. Я почувствовала, что сильно краснею и что меня душит истеричный смех. Я была почти не в состоянии закончить фразу: – Это только из-за имени, его тоже зовут Элмар.
– В самом деле? – снова спросил Элмар.
Я кивнула. Смех грозил придушить меня. Я попробовала подумать о чём-нибудь очень печальном, но я не могла отвести глаз от Элмара. По какой-то причине наша такса с очками Антонова партнёра всё время стояла у меня перед глазами.
Но когда он поднял нос в воздухе и, принюхавшись, сказал:
– Пахнет действительно замечательно, Антон, – тут уж я не удержалась и прыснула.
– Я рада, что не только я нахожу Трудино платье забавным, – сказала Мими и протянула мне салфетку.
Я благодарно прижала её к губам.
– Что такого забавного в моём платье? – спросила Труди. – Мне сегодня захотелось оранжевого. Я одеваюсь всегда в соответствии с моим настроением. Ты тоже должна попробовать, Мими.
Мими, одетая в чёрное прилегающее платье, улыбнулась.
– Но я точно так и делаю, – сказала она.
– Прекрати, – заметил Ронни. – Твой цинизм не все понимают.
Волны смеха, сотрясающие моё тело, постепенно утихли. Я промакнула салфеткой набежавшие от смеха слёзы и попыталась не смотреть на Элмара. Я сползу под стол, если он почешет себя за ухом.
– Я нахожу, что этот цвет чудесно идёт Труди, – сказал Петер, украдкой заглядывая в Трудино декольте. Труди кокетливо улыбнулась.
– Жена Петера тоже предпочитает чёрное, верно, Петер? – сказала Мими. – Особенно теперь.
– Ты же не знаешь жены Петера, – заметил Ронни, извинительно улыбаясь Петеру. – Она сейчас немного… э-э-э…
– Разумеется, я её знаю, – ответила Мими. – Сабина Цигенвайдт-Зюльцерманн. Мы вместе учились. Поэтому перестань обращаться со мной, как с душевнобольной, Ронни. –Она тоже извинительно улыбнулась Петеру.– К сожалению, он относится к мужчинам, которые плохо переносят, когда профессионально жена успешнее, чем он. Когда я первого числа выйду на работу, он автоматически попадёт в абсолютно жалкий разряд. Но вы знаете это, верно, Петер? Сабина зарабатывает более чем вдвое больше вас, что, вероятно, является причиной вашего кризиса среднего возраста.
– Всё зависит от того, как идут мои дела, – сказал Петер. – У меня свободная профессия. Тут возможны большие колебания.
– Что? – воскликнула я, наконец сообразив. – Сабина Двойное имя из снобистской организации матерей? Это жена Петера?
– Да, – ответила Мими. – Мир тесен.
– Непостижимо. – Я пригляделась к Петеру. Если убрать бороду и дать ему соску, то сходство с Карстой действительно появится. – То есть вы отец Карсты и Ви-как это её зовут?
– Вибеке. Да, логически это можно заключить, – сказал Петер самодовольно.
Я по-прежнему не могла в это поверить. Ну не может быть мир так тесен. Труди была мне практически как сестра, и если она останется с Петером, то он, так сказать, тоже станет членом семьи. Как и Сабина с обоими детьми. Что за ужасное представление. Если так пойдёт и дальше, то мы скоро образуем самую большую смешанную семью Европы: я, Антон, мои и Антона дети, Антонова бывшая жена, Лоренц и Пэрис с ребёнком, Труди, Петер, Сабина, Карста и Ви-как-её-там. Мне надо спросить Антона, есть ли у его бывшей жены кто-то новый и есть ли у него дети или его бывшая жена связана с кем-нибудь ещё. Если да, то мы попадём в книгу рекордов Гинесса.
Антон великолепно готовил, но разговор за столом тем не менее был напряжённым. Это потому, что за этим довольно небольшим столом собралось больше кризисных кругов, чем на всём Ближнем Востоке. Мими и Ронни, обычно почти до скуки гармоничная пара, обменивались язвительными замечаниями, в промежутках между которыми Мими отпускала реплики в сторону Труди и Петера или флиртовала с Йоханнесом. Петер, в свою очередь, без стеснения ощупывал Труди и во всё горло разъяснял, что во всех браках наступает момент, когда расставание является самым умным решением. Тем самым он развязал бурную дискуссию. Как оказалось, Элмара (на которого я по-прежнему не могла смотреть, не давясь от смеха) только что бросила жена, и было очевидно, что Деревянные очки хочет его утешить, но не смеет, потому что Элмар по-прежнему надеется, что его жена к нему вернётся. Он сказал, что проблемы, которые человек не может решить в своих первых отношениях, останутся нерешёнными и в следующих отношениях. Ронни был такого же мнения. Он сказал, что брак заключается навечно, и надо работать над тем, чтобы он держался вечно. Если появляются проблемы, от них не стоит просто убегать. Мими считала тезы и Элмара, и Ронни полнейшей чепухой.
– Если я – это к примеру – вышла замуж за плаксивого маменькиного сынка, – заявила она, – то я вряд ли привнесу эту проблему в следующие отношения, если я выйду замуж за круглого сироту, верно?
На что Ронни ответил, что Мими надо срочно подумать о своей проблеме, учитывая людей, потому что не каждый мужчина, периодически контактирующий со своей матерью, является плаксивым маменькиным сынком. – Только к примеру, – добавил он.
Тут Мими забыла, что они говорят только о примерах, и сказала:
– Но ты – плаксивый маменькин сынок, мой дорогой.
Антон сумел помешать эскалации разговора, подав десерт.
И сразу же за этим он преподнёс мне сюрприз: пакет в зелёной бумаге, обвитый голубой лентой.
– Подарок? – неизобретательно спросила я. – Мне?
– Разверни! – Антон выжидательно посмотрел на меня.
Я развязала ленточку и развернула бумагу.
– Шахматы! – вскричала я. Я надеялась, что в моём голосе не было отчаяния.
– Чёрные фигуры из ореха, белые из ясеня. Ручная работа. – Антон радостно улыбался мне. – Ты ведь сказала, что у тебя дома нет шахмат.