Павлик до сих пор дулся на Людмилу и сказал:
– Шла бы ты отсюда! Никакого толку не получится. Ты толстая и будешь мешать.
– Зато я сильная, – возразила Людмила. – А ты хлюпик.
– Тихо! – сердитым шёпотом предупредил Алька, и его послушались.
Путь через двор показался длинным-длинным. Длиннее, чем от дома до кинотеатра "Спутник", потому что ноги двигались очень уж медленно. А когда охотники вышли из-за дома, ноги почти совсем остановились.
Стало ещё темнее, и чудовища почти не было видно, только светлая лапа проглядывала в тёмных лопухах. "При-клю-че-ни-е, при-клю-че-ни-е", – глухо стучал экскаватор.
– Ура! – хрипло крикнул Алька и побежал к забору.
И все охотники тоже побежали, и Павлик тоже, кажется, крикнул "ура" тонким голосом. Альке стало весело, только глаза почему-то сами собой закрылись. И у других, наверно, тоже закрылись. Потом Алька почувствовал коленями жёсткие листья репейника и повалился животом в ломкую высокую траву. И все повалились тоже, а середина сетки накрыла чудовище.
Они лежали и ждали страшных рывков и рычания. Но было тихо.
Может быть, чудовище не проснулось?
Алька открыл один глаз и увидел что-то тёмное и расплывчатое. Это был просто лопух. Алька хотел открыть второй глаз. Но тут ему под локоть попал какой-то очень острый камешек. Алька дёрнул рукой и угодил в крапиву. Это была не простая крапива, а самая жгучая, с тёмными узкими листьями, – собачья. Она жалится даже сквозь рубашку. А если локоть голый, то даже мёртвый, наверно, вскочит!
А ведь Алька-то был не мёртвый. И, конечно, вскочил. И увидел, что никакого чудовища нет.
– Вставайте, – уныло сказал Алька.
В траве лежал свернувшийся полосатый матрац, а из-под него торчало старое берёзовое полено.
Когда все поднялись и освободили матрац из-под сетки, упругая трава снова выпрямилась и начала вздрагивать. И стало казаться, что матрац живой: он тихо колыхался в траве. Алька понял, что всё это из-за экскаватора, от которого дрожала земля.
– Это нашей соседки матрац, – сказал Юрчик и виновато вздохнул. – Она его на забор повесила, чтобы пыль выбивать палкой. А он, значит, упал…
– Вот из тебя бы пыль палкой…-мрачно произнесла Людмила.
– Надо отнести сетку, – сказал Павлик.
– Никто её и здесь не украдёт, – отмахнулась Женька.
Всё вокруг ещё больше потемнело. И большое облако уже не было похоже на светлую серебряную гору из сказки. Оно расплывалось в сумерках.
Всё сделалось обыкновенным и неинтересным.
Алька вспомнил, что день закончен. Ничего хорошего сегодня уже не случится. Не будет никаких тайн, зовущих на опасную охоту. Даже обыкновенной игры в лунки не будет, а придётся идти домой. Ужинать. Мыть ноги. Спать…
Злая досада заскребла Альке горло. Прищурившись, он глянул на Юрчика. Драться Альке не хотелось, но рука его как-то сама размахнулась и сильно хлопнула Юрчика по голове. Алька почувствовал, как под ладонью подмялись волоски на Юркином затылке, а голова послушно качнулась вперёд, будто у деревянной лошадки.
Юрчик ничего не сказал, даже не обернулся. Он тихонько пошёл с опущенной головой от ребят, и одна сандалия у него хлюпала и скребла, потому что был оторван ремешок.
Алька взглянул на ребят. Они смотрели вслед Юрчику, а потом Женька отвернулась и неуверенно сказала:
– Так и надо ему…
– Аида домой, – хмуро предложил Валерка.
И они пошли. Поодиночке, будто жили в разных домах.
Алька шёл всё тише и тише. Он остался во дворе один. Почему-то всё думалось о Юрчике. Алька знал, что Юрчик жаловаться не будет. Он вообще никогда не жалуется. Но это Альку не радовало.
Он остановился, потоптался на месте, а потом ноги сами повернули назад, к забору. Всё скорей и скорей.
Алька с разбегу проскочил колючие заросли, подтянулся на досках и через две секунды был в соседнем дворе.
Юрчик сидел на крыльце; его майка белела в сумерках, как маленький парус.
Алька нерешительно подошёл сбоку.
Юрчик нагнулся низко-низко. Голову опустил ниже колен. Может быть, он плакал?
– Ты чего… сидишь? – пробормотал Алька.
– Сандалия порвалась. Ремешок… – вздохнул Юрчик. – Бабушка утром пришила, а он опять… Никак не приделаю.
Он не плакал. И он не удивился, что рядом появился Алька.
Всё-таки хорошо, что иногда отрываются ремешки.
– Давай, – деловито сказал Алька.
Он сел рядом и сдёрнул с ноги Юрчика сандалию. Потом нащупал в кармане моток медной проволоки. Эта проволока давно мешала ему, царапала ногу, и он собирался её выбросить. Хорошо, что не выбросил. В другом кармане Алька отыскал гвоздь – вместо шила.
– Сейчас… Всё будет, как надо.
Уже совсем стемнело, и Альке пришлось работать на ощупь. Но всё равно он ловко действовал проволокой и гвоздём. Дело было привычное: ведь и у него часто отрывались ремешки.
Юрчик сидел, привалившись к Алькиному плечу. Он шевельнулся и вздохнул так, что у Альки на виске торчком встали волосы. И тихонько сказал:
– Я ведь не знал, что оно не настоящее… Чудовище…
– Конечно, не знал, – ответил Алька сквозь зубы, потому что перекусывал проволоку. – А если бы настоящее, мы бы ему… дали…
– Ага, – прошептал Юрчик. Он доверчиво сопел и тепло дышал Альке в щёку. Наверно, так же дышал Белый Оленёнок, когда засыпал под боком у большого доброго медведя.
Алька наконец откусил и выплюнул проволочную нитку.
– Всё, – солидно сказал он. -. Закончен ремонт. Ну-ка, давай твою лапу…
Ночные поезда
Алька вернулся домой поздно, потому что они с Валеркой до самого вечера шили из старого сапога футбольный мяч. Алька вошёл в комнату и услышал, как папа говорит:
– По-моему, он приедет утром, в девять часов. Есть такой поезд.
– Не мог уж телеграмму потолковей дать,– возмущённо дёрнула плечом Марина.
– Кто приезжает?-поинтересовался Алька.
– Не суйся, когда старшие говорят, – отрезала Марина.
Алька сделал вид, будто Марины вообще нет на свете.
– Мама, кто приезжает? – снова спросил он.
– Сын дяди Юры, – ответила мама. – Твой двоюродный брат Игорь.
– Брат?
Алька знал, что у него есть разные там дяди и тётки, двоюродные братья и сестры. Но все они жили где-то далеко, и, по правде сказать, Альке было всё равно, есть они или нет. Но теперь Алька заволновался:
– Брат? А двоюродный– это всё равно настоящий?
– Ещё бы! – сказал папа.
– А он большой, этот Игорь?
Папа сказал:
– До потолка.
А мама махнула рукой:
– А-а… Он ещё мальчишка совсем…
Мальчишки не бывают до потолка. Значит, папа Альку разыгрывал. Он это любил.
А у Альки появилось сразу десять вопросов. Зачем едет Игорь? Откуда? Надолго ли? И самое главное: сколько ему лет? Конечно, он старше Альки. И это очень хорошо…
Если у вас нет старшего брата, вы знаете, как это плохо. Надо, например, смастерить из старой тачки автомобиль, а помочь никто не может. А когда Витька Капустин, длинный такой и вредный, обещает закинуть тебя на крышу, как быть? Разве что пустишь в него куском кирпича и сразу мчишься домой. А если бы старший брат был, домой мчался бы сам Витька.
Всю свою жизнь Алька мечтал о старшем брате, потому что от Марины толку всё равно никакого нет. Только придирается всё время.
Впрочем, сегодня Алька решил с Мариной не ссориться. Он хотел у неё кое-что спросить. Но когда вопросов много, их трудно задавать по порядку. И вместо того чтобы узнать, сколько лет Игорю, Алька спросил:
– Маринка, ты меня возьмёшь завтра Игоря встречать?
– Посмотрим,-сказала Марина. "Не возьмёт", – понял Алька. Она всегда говорила "посмотрим", когда хотела отвязаться.
– Ну, Марина… – Алька потянул её за рукав.
– Я сказала: посмотрим завтра, – повторила Марина. – Отстань!
– Заноза длинная, – отойдя подальше, сказал Алька. – Всем расскажу, что ты в Котьку Василевского влюбилась…
За это Альку прогнали спать. Уже из другой комнаты он услышал, как папа доказывал:
– Может быть, он ещё раньше приедет. Ночным поездом. Очень может быть.
И Алька задумался. Разве мальчишки ездят в поездах ночью?
Алька часто думал о ночных поездах. Поздно вечером, лёжа в кровати, он слушал их голоса. Синие сумерки заливали окна. Вспыхивала в них цепочка далёких заводских огней, а тень от тумбочки с цветком делалась похожей на медвежонка с воздушным шаром.
И тогда наступала тишина. Она была спокойная и прозрачная, как синяя вода в весенних, оставшихся от снега озерках. Сквозь эту тишину слышался стук часов.
И вдруг, как чуть заметная волна, возникал где-то гул далёкого-далёкого поезда. Он постепенно нарастал, и Алька знал уже, что вот-вот раздастся негромкий голос тепловоза. Будто поезд зовёт друзей, заскучав на длинном пути.
Гул колёс нарастал а потом таял вдали.
Некоторое время слышалась только перекличка маневровых паровозов на станции. Затем снова звучали вдали голоса стремительных составов.
Жизнь ночных поездов казалась Альке таинственной и беспокойной. Это была взрослая жизнь.
Алька помнил, как давно-давно он с папой возвращался домой из леса. Папа нёс маленького Альку на плечах. Уже совсем стемнело. Они сели отдохнуть на склоне высокой насыпи. Небо было тёмно-синим, а деревья тёмно-серыми. Пахло тёплой землёй и травами. Стояла тишина. Вдруг чуть-чуть вздрогнула насыпь, и Алька услышал нарастающий шум. Этот шум надвигался со страшной быстротой. Алька вскрикнул и вскочил. Папа едва успел схватить его.
– Глупыш! Это же поезд идёт.
Поезд пронёсся над ними, по гребню насыпи. Промелькнули слепящие фары паровоза, быстро пролетели тёмные силуэты вагонов с жёлтой цепочкой окон. И почти сразу шум утих, и перестала дрожать земля. И тогда Алька прошептал:
– Он… зачем так?
– Не бойся, – сказал папа. – Поезд торопится. Поезда всегда торопятся.
– Куда?
– В разные стороны. Этот идёт к самому океану.
Алька снова спросил:
– Зачем?
И правда, почему они так мчатся, спешат куда-то среди ночи?
– Ты смешной, малыш, – сказал папа. – Люди едут. У каждого свои дела. Придёт время, поедешь и ты.
Алька долго молчал.
– Я не боюсь, – сказал он наконец.
С тех пор Алька привык слушать голоса ночных поездов. Будто это ему, Альке, что-то кричали далёкие тепловозы. Но он ещё не понимал, о чём они кричат. Только всё равно ему было радостно и немного тревожно. Так бывает, когда ждёшь что-то хорошее, но не знаешь точно, случится оно или нет.
А иногда Альке вдруг казалось, что гудки звучат печально, будто поезда прощаются с городом навсегда…
В эту ночь он очень долго не спал. Вверху, за потолком, однообразно гудело пианино. Эта музыка называлась "гаммы". Играла соседка. Соседке было двадцать лет, и её звали Вера. Но Алька про себя называл её Верухой. Взрослые говорили, что Вера красивая. Может быть, она и была красивая, но Альке она не нравилась. Он не любил Веруху за то, что по вечерам она часто мешала ему. Гаммы разгоняли тишину. Комната становилась теснее, потому что не было слышно поездов…
Алька незаметно заснул. А проснулся он от голосов за дверью.
– Боже мой, громадный-то какой стал! – восклицала мама.
А папа повторял только одно слово:
– Молодец… Молодец…
Кто-то отвечал им негромко и, как показалось Альке, густым басом. Алька не мог разобрать слов. Он встал и открыл дверь.
Посреди комнаты стоял высокий парень со светлыми курчавыми волосами и кустиками мохнатых бровей. Рядом с парнем стоял потрёпанный чемодан.
"Вот тебе и мальчишка…" – подумал Алька.
Алька не очень огорчился. Он просто не мог сейчас ни огорчаться, ни радоваться как следует, потому что в нём ещё крепко сидел сон, даже глаза слипались. Но всё-таки он насупился.
– А! Вот и герой наш встал, – весело заговорил папа. – Тем лучше. Мы его переселим на раскладушку, а ты, Игорь, ложись на диван.
– Ну что вы!.. – смущённо пробасил Игорь. – Зачем беспокоить малыша…
– Не спорь, пожалуйста, – сказала мама и ушла за простынями.
А папа пошёл в кухню включить чайник.
Игорь остался посреди комнаты и глядел на щупленького мальчишку с растрёпанной после сна головой и надутыми губами.
Алька стоял на пороге, съёжившись и сунув ладони под мышки. Он был похож на аистёнка, потому что поджал одну ногу, чтобы почесать о косяк колено.
– Здравствуй, – сказал Игорь и протянул громадную ладонь.
Алька, не глядя, подал руку, сжатую в кулак.
– Сильно не жмите, – хмуро сказал он. – У меня ладонь иголками истыкана. Мы мяч из сапога шили.
– Понятно,-кивнул Игорь. Они помолчали.
Алька поднял голову. Лицо у Игоря было серьёзное и даже немного грустное. А глаза добрые.
– Вы ложитесь на диван,– сказал Алька. – Мне же охота тоже поспать на раскладушке. И не говорите, что я малыш.
– Не буду,-согласился Игорь.-Я это не потому говорил, что ты совсем маленький, а потому, что ты помоложе. Так получилось… И знаешь, не говори мне "вы". Мы ведь братья.
Следующие два дня Алька всё время был рядом с Игорем. Марина сказала, что он "ходит как пришитый".
– Не мешай Игорю, – велела мама.
– Он не мешает, – сказал Игорь. – Он поможет мне вытащить книги из чемодана. Хорошо?
Понятно, Алька сказал, что хорошо. Они расставляли на этажерке книги, и Алька рассказывал, какой здесь замечательный город.
– А за городом река есть, – сказал между прочим Алька.
– Угу, – ответил Игорь.
– Там на лодках катаются, – равнодушным голосом сообщил Алька и стал разглядывать корешок скучной серой книжки.
– Надо бы починить этажерку. Шатается, – заметил Игорь.
Алька сел на пол, обхватил колени и вздохнул.
– Послушай, – сказал он, глядя снизу вверх, – ну, поедем, а?
– Так бы и говорил, – усмехнулся Игорь. – Ладно, посмотрим.
Что такое "посмотрим", Алька хорошо знал. Поэтому у него сразу испортилось настроение.
После обеда, когда мама снова ушла в поликлинику, папа уехал на завод, а к Марине пришёл Костя Василевский, Игорь сказал:
– Туда на автобусе надо ехать?
– Куда? – удивился Алька.
– Что значит "куда"? Сам ведь говорил. На водную станцию…
Они шагали через солнечный двор, и Альке даже хотелось петь песни. Но он, конечно, не пел. Он только крикнул соседской девчонке Женьке:
– Мы пошли плавать на лодке!
…В понедельник Игорь пошёл устраиваться на работу. Он приехал, чтобы работать в редакции газеты.
– Что ты из угла в угол слоняешься? – глядя на Альку, возмущалась Марина.-То домой тебя не дозовёшься, а то…
Алька не слушал. Ему не хотелось на улицу. Алька ждал Игоря и каждую минуту смотрел на часы. Он удивлялся, как это раньше жизнь казалась хорошей и весёлой, хотя Игорь был далеко-далеко.
Игорь пришёл поздно, в восемь часов.
– Я ждал, ждал… – тихо сказал Алька. – Ты где был?
– Работа у нас така-а-я, – пропел Игорь и схватил Альку в охапку.
– Плохая работа? – спросил Алька, болтая ногами.
– Хорошая.
Когда ужинали, Игорь сказал:
– Сегодня насчёт общежития договорился. Мама, папа и Марина разом переглянулись.
– Вот придумал… – пробормотала Марина. Папа поставил стакан с чаем, снял зачем-то очки и начал стучать по столу костяшками пальцев.
– А мы думали, – сказал он наконец, – думали, что ты у нас… Не понравилось, что ли?
– Что вы! – тихо проговорил Игорь, и Алька увидел, что он даже покраснел. – Я ведь боялся, что мешать буду…
– Нечего тебе делать в общежитии, – рассудила мама. – Вот женишься, может быть, тогда и квартиру дадут. – И мама почему-то посмотрела на потолок, за которым гудели надоедливые гаммы.
Алька облегчённо передохнул.
Но всё-таки мамины слова Альку обеспокоили. Когда ложились спать, он забрался к Игорю на диван.
– Слушай… – спросил Алька. – А ты скоро женишься?
– Ну вот! – Кустики бровей у Игоря смешно полезли вверх. – Тебе это кто сказал?