Но моя история связана не с этой находкой. С другой.
Однажды среди мусора я заметил плоский осколок с картинкой. Осколок был с мою ладонь, а на картинке – зеленовато-синий кораблик. Он занимал всю площадь неровной фаянсовой плитки. Старинный кораблик – с надутыми, как пузыри, парусами, длинными флагами и высокой кормой. Как я думаю теперь, это был кусочек старинного блюда из Голландии или Германии.
Откололся от блюда кораблик так удачно, что уцелел почти полностью. Не было лишь кусочка кормы и уголка заднего треугольного паруса.
Естественно, я увидел в этой находке особый смысл. Намек на будущие приключения и путешествия. И понял, что грешно будет просто полюбоваться на кораблик и спрятать в ящик со всякими мелкими игрушками.
А что делать? Первая мысль была – заключить в рамку и повесить на стену. А вторая – кораблику требуется простор…
Был кораблик похож на те, что я видел в книжках по Колумба и Магеллана, которые брал в ближней детской библиотеке на улице Луначарского. Были в тех книжках и карты – с такими же корабликами и с лучистыми компасными звездами…
Ура! Я сделаю такую вот карту, а кораблик станет ее главной деталью!
Поскольку нарисован кораблик на фаянсе, я и всю карту сделаю фаянсовой. Выложу ее из кусочков битой посуды! Я слышал про мозаики из разноцветных камней, украшавшие стены музеев и станций метро. Вот и у меня будет такая же, только поменьше.
Опыт создания мозаичных картин у меня уже был. Правда, очень давний, дошкольный. Он был тоже связан со свалкой. Вернее, с помойкой, которую я любовно описал однажды в своем литературном дневнике, когда повествовал о родной улице Герцена. Вот он, этот отрывок. При нынешней технике это очень удобно – нажал пару кнопок, и нужный текст перескакивает из старого файла в новый…
«…В дальнем углу двора, поодаль от дощатой уборной находилась помойка. Этакий большущий ящик, похожий на домик, у которого снят один скат крыши. Но помои туда лили редко, обычно выбрасывали всякий сухой мусор. Так что правильнее это сооружение было именовать мусорным ящиком. Но все говорили “помойка”.
Место это для нас, ребятишек, было крайне притягательное. На помойке можно было найти массу интересных вещей. Разбитые патефонные пластинки, которые так интересно запускать в воздух. Треугольные флаконы от одеколона “Даиси” с кавказской красавицей на этикетке. Пузырьки и ампулы из-под лекарств. Этикетки от шоколадок, которые кое-кто из жильцов получал в “литерных” пайках. Разные пуговицы, пряжки, ложки со сломанными черенками, рюмки без ножек (девчонки ставили их как медицинские банки, когда играли в больницу), рваные грелки (резина годилась для рогаток), разломанные будильники, перегоревшие лампочки (гранаты!) и еще множество всяких неожиданных предметов.
Особенно много было битой фаянсовой посуды.
Среди дошкольного населения двора (когда мне было лет пять) началось однажды увлечение посудными осколками. Мы собирали на помойке кусочки тарелок, чашек и блюдец с золотыми и разноцветными ободками, с рисунками цветов, с пестрыми узорами. Тут имели место своего рода эстетические критерии: чем богаче, ярче рисунок, тем больше ценился осколок.
Девочки этими осколками играли, как кукольной посудой, мальчишки составляли из них коллекции. Шел азартный торг и обмен.
Я собрал довольно богатую коллекцию, держал ее под крыльцом в большой железной коробке (ржавой форме для выпечки хлеба). Почему не дома, а в тайнике, не знаю, не помню. Возможно, ради пущей романтики.
Коварная Галка Петрова (сестра рыжего Тольки, которая была старше его на год) разнюхала тайник и похитила мои сокровища. Причем после этого из своего окна на втором этаже дразнила меня и показывала самые красивые осколки.
Я безутешно ревел. Мама меня утешала. Она говорила, что принесет мне с работы, из военкоматского «женотдела», красивые зеленые осколки от абажура настольной лампы, которая разбилась в кабинете военкома. Этот подполковник по фамилии Панченко якобы так грохнул кулаком по столу, рассердившись на подчиненных, что лампа со звоном полетела на пол.
Я утешился. Сообразил, что зеленые осколки (каких еще ни у кого не было) можно будет обменять на всякие другие.
Но мама осколки почему-то не принесла, а я про них вскоре забыл: увлечение “посудными” коллекциями стремительно пошло на убыль и сменилось другим – воздушными змеями…»
В дневнике я поленился написать, что любимым моим занятием было складывать картины из разноцветных осколков. Потому я так и горевал, когда Галка сперла коллекцию.
И вот теперь, с корабликом в руках, я снова думал о фаянсовых мозаиках.
Прикинув масштаб работ, я понял, что одному управиться будет нелегко. И решил привлечь своего приятеля, одноклассника Альку Головкина. Алька был большим любителем книг, вроде меня, и человеком с воображением.
Услыхав про мои планы, он тут же загорелся «карточной» идеей. Но внес нотку практицизма:
– Сделаем карту, и куда ее потом?
Я понял, что у Альки в этом деле должен быть свой интерес.
– Пусть висит у нас на стенке по очереди! Неделю у тебя, неделю у меня.
– А потом отнесем в школу! Будет выставка летних заданий, Вера Ивановна говорила! Может первое место займем! Или хоть пятерки по географии заработаем!.
Я одобрил эту мысль. Алька сбегал домой и скоро вернулся с большущим железным противнем. Он тащил его, выгнувшись назад и стукая коленками по гулкой жести.
– Во! Нашел в кладовке! На нем будем карту складывать!
– А дома тебе разрешили?
– Да бабушка про эту штуку и не помнит!
– Ой… – усомнился я.
Алькина бабушка была еще крепка умом и здоровьем. По-моему, она ничего не забывала. Была она Альке не родная, а какая-то троюродная или даже просто соседка, но родители вручили ей все полномочия для Алькиного воспитания и с этим следовало считаться.
– Да ни фига, – сказал мой интеллигентный приятель.
Ну и ладно. В конце концов, это его проблемы…
Усевшись на теплом от солнца крылечке, мы принялись разглядывать карты из новенького учебника географии для пятого класса – такие нам недавно продали в школьной библиотеке. Какую карту выбрать для мозаики? Карта полушарий, конечно, не годилось, много с ней возни. И я, и Алька понимали, что главное в нашей работе – не географическая, а декоративная часть: кораблик, пестрые розы ветров и все такое прочее. А что там будет на карте, не столь уж важно. Потолковали, поспорили и выбрали Черное море. Мы недавно прочитали книгу Сергея Григорьева «Малахов курган» (я – уже второй раз) и романтика первой Севастопольской обороны крепко сидела в нас. Тем более, что героем книги был мальчик Венька, наш ровесник…
Но для моря надо было много синих осколков, а на свалках попадались в основном белые или пестрые. К счастью, однажды мы наткнулись в логу на большой синий кувшин с пробитым донышком. Его должно был хватить, особенно, если сделать обрамление моря из белых осколков, которые должны были изобразить береговой прибой.
Для морских берегов и окружающей суши годились осколки от горшков и кринок разных коричневых оттенков (не фаянс, но тоже блестят). На лесные массивы мы собирались пустить осколки большой зеленой кружки (ее мы тоже нашли на свалке) и старой сахарницы, которую я раскокал дома, бессовестно свалив вину на двухлетнего брата…
Для подготовки к работе мы собирались на втором этаже тети-Полиного сарая. Раньше здесь располагался сеновал, но в ту пору коровы у тети Поли не было и от сена сохранился лишь запах теплой травяной трухи. Мне он, конечно же, казался запахом заморских земель. По углам валялись гнутые стулья с тисненой кожей рваных сидений, висели на стене мятые абажуры и рамы от картин, блестел никелированный ободок на диске граммофона (кстати, вполне исправного), торчало из хлама колесо древней прялки, похожее на штурвал. В общем, обстановка была самая подходящая, романтичная. Солнце врезалось в зеленоватый сумрак сквозь щели в досках плоскими желтыми пластинами. Разноцветные кусочки фаянса сверкали, как драгоценности.
Мы наметили мелом на железе контуры карты и для начала выложили в верхнем левом углу разноцветную компасную звезду с восемью лучами. Мы ошибочно считали, что это роза ветров. Рисунок мы скопировали с книжки про Севастополь.
Полюбовавшись звездой, стали думать, как закрепить кусочки мозаики на железе. Попробовали сырой глиной, но она высыхала и отваливалась.
– Нужен вар, – сообразил Алька.
Мы отправились через мост на левый, низкий берег Туры, в район, который называется «Зарека». Там во дворах, а то и прямо у воды лежало немало дощатых лодок местных жителей. Щели в лодках обычно заливали черным липучим варом.
Побродив по песку и среди штабелей сырых сосновых бревен, мы нашли подходящую перевернутую лодку. Начали ползать по днищу на четвереньках и отдирать ленты засохшего вара. Но очень скоро кто-то бдительный (с перепугу мы не поняли кто) заорал на нас, пришлось уносить ноги.
Но в конце концов нам повезло. В одном дворе мы увидели щетинистого седого дядьку, который конопатил новую лодку и заливал конопатку разогретым на керосинке варом. Подкатились к нему с вежливой просьбой. Дядька оказался хороший. Предложил отлить для нас порцию вара в консервную банку. Но мы предпочли взять «сухим пайком». Завернули в лопух несколько твердых, похожих на каменный уголь комков. Вежливо сказали «большое спасибо» и двинулись дугой, далеко обходя место, где едва не были пойманы при пиратских действиях.
Через мост шли не торопясь. Доски настила были горячими от солнца. Сквозь щели далеко внизу была видна желтоватая вода. Старый деревянный мост поскрипывал всеми сваями и балками, когда по нему шли груженые «ЗИСы» и полуторки. Казалось, он может рассыпаться в любой миг, но мы верили, что это случится потом, когда нас тут не будет.
…Мост и в самом деле рассыпался, но гораздо позже, в семидесятых годах. Развалился он сам по себе, будучи почти пустым. По словам очевидцев, по нему в тот момент проезжал только одинокий мотоциклист. Говорят, он уцелел…
С моста открывался вид на зеленые откосы правого берега и на соборы старинного монастыря. Эта картина вдруг сделала поворот в моих мыслях о карте.
– Алька! А если на выставке скажут: «Почему у вас Черное море? Вы что, плавали по нему?» Давай лучше сделаем карту нашего города!
– Чокнулся, да? Сколько улиц надо выкладывать! Запутаемся на фиг!
– А мы не нынешний город сделаем, а тот, когда его только начали! Выложим Туру, лог и крепость с башнями и стенами. Из коричневых осколков получится во как!
– А кораблик тогда зачем? По Туре корабли на плавали.
– Еще как плавали! Купцы всякие. Аж до самого Ледовитого океана и даже в Англию. Мне дядя Боря рассказывал!
Мой дядюшка и правда не раз просвещал меня на предмет тюменского прошлого.
Алька, однако, не поверил. Сказал, что мне напекло голову.
– Тебе самому напекло… ниже спины… А почему тогда на старом гербе Тюмени корабль?
– Это тебе тоже твой дядя сказал?
– Я сам видел! В музее!
Алька, видать, в музее не бывал. А я был не раз – и с мамой, и один. Особенно мне нравился там громадный скелет мамонта. Но сейчас о скелете говорить было не к месту.
– Там такой железный щит, а на нем корабль! И написано, что герб Тюмени!
– Врешь!
– На что спорим?
– На что хочешь!
– Если есть корабль, отдашь свой ножик со штопором!
– А если нету, отдашь свой наган!
– Сказал тоже! Твой ножик против нагана – сопля на палочке!
– Значит, забоялся?
– Ладно, айда! – Я же знал, что выиграю.
Музей был недалеко от моста, на горке. Белое двухэтажное здание с высоким крыльцом и колоннами (бывшая городская дума). На фронтоне – черный циферблат курантов (которые в те годы не шли). Над курантами – деревянная, весьма затейливой архитектуры пожарная вышка. Над ее балконом блестела медная каска дежурного.
Мы спрятали вар в траве газона и поднялись по ступеням. Полутемный вестибюль встретил нас ласковой (просто спасительной!) прохладой. Менее ласковой оказалась седая сухопарая контролерша:
– И куда это вы собрались, такие красавчики?
Мы и правда были «красавчики». В обвисших сатиновых трусах, замызганных майках, с черными после лазанья по лодке коленями и семенами сорняков в отросших челках.
– Мы… посмотреть… – робко сообщил я. – Разве нельзя?
– Вот как. Для «посмотреть» надо брать билеты…
Мы переглянулись. У нас в карманах, конечно, не было ни копейки. Да и карманов-то не было.
– Но говорили же по радио, что для школьников в каникулы бесплатно! – брякнул я наобум, с нахальством отчаянья. И оказалось, что попал почти в точку.
– Бесплатно, это если экскурсия.
– А мы экскурсия! – заявил Алька, снимая с майки и пряча в кулаке репейный шарик. – Мы… для школьного задания.
– Оно и видно, что экскурсия, – вздохнула билетерша. – Судя по всему, до музея побывали в шахте… Ладно, идите уж. И чтобы руками ничего ни-ни…
Мы клятвенно пообещали, что ни единым мизинчиком… И конечно потрогали и пушку времен Ермака, и кольчуги, и широкий кривой бердыш на черном древке, и длинное кремневое ружье семнадцатого века. Благо, что никого кругом не было. Пусто, гулко, прохладно.
…Кстати, меня всегда поражали эти перестраховочные музейные правила: ничего нельзя касаться. Помню, как веселились в Москве ребята из «Каравеллы», когда пришли однажды в Музей армии. Недалеко от крыльца музея стоял на специальных рельсах настоящий стальной бронепоезд (может быть, и сейчас стоит, куда ему деваться). И вот, перед этой броневой махиной на специальной железной стоечке торчала табличка: «Экспонаты руками не трогать»…
Итак, мы с Алькой полюбовались оружием.
– А теперь смотри, – торжествующим шепотом сказал я. И развернул Альку за тощие, с облезлым загаром плечи.
Тяжелый щит с темной потрескавшейся краской висел напротив окна.
Алька посопел. Потом надулся и сказал:
– А корабль без паруса. Значит, не настоящий.
– Как не настоящий! С мачтой же! А зачем же мачта, если не для паруса? Просто его тут еще не подняли!.. Да не пыхти, не нужен мне твой ножик, только не спорь больше.
– А что это за фиговина сверху, над кораблем? – сказал повеселевший Алька.
– Гляди, тут же написано. «Герб Тобольской губернии, воинская пирамида с оружием…» Потому что Тюмень тогда была в Тобольской области. А теперь наоборот.
– Никакого оружия не видать, – пробурчал Алька, чтобы сохранить остатки самолюбия. – Ну, ладно… А этот герб будем делать на карте?
– Если ты считаешь, что надо… – решил я уступить часть инициативы приятелю. Чтобы он не расстраивался.
– Наверно, надо. В школе скажут: молодцы, любите свой город…
На следующий день мы пришли в музей снова. На этот раз в брюках и в чистых ковбойках.. Алька даже повязал пионерский галстук. Я галстука не нашел, зато надел новенькие сандалии, а за ремешок на штанах сунул толстую чистую тетрадку – для исторических рисунков и записей. Было жарко в длинных «шкерах» и плотных рубашках, зато в таком виде мы были вполне «экскурсия», и билетерша пропустила нас без спора. По-моему, даже преисполнилась некоторым уважением.
Мы срисовали в тетрадь схему первой тюменской крепости, что когда-то стояла на стрелке Туры и Тюменки. Схема была проста – одна стена и башнями с юго-восточной стороны. С других сторон избушки города были защищены обрывами реки и лога.
Мы убедились, что чисто географическая часть карты не принесет нам больших трудностей. Выложим синий, с пенными волнами изгиб Туры, коричнево-зеленые контуры оврагов, сделаем белый фон, а на нем – герб, розу ветров и фигурную надпись. Кораблик же пустим прямо по реке – пусть плывет к океану…
Для начала мы стали выкладывать звезду. Фаянсовые осколки на каплях вара прилипали к железу хорошо. Вар, насадив комочками на проволоку, мы разогревали на свечке. При этом не забывали поглядывать сверху на двор. Если бы тетя Поля увидела, как мы жжем свечку на сеновале, подняла бы крик, что спалим все хозяйство (и, это я понимаю теперь, не без основания).