История любви одного парня (ЛП) - Кристина Лорен 11 стр.


– Нет. Кажется, я просто забыл.

– Ты забыл про выпускной? Таннер. Это наш выпускной класс.

Я ворчу, пожимая плечами. Оставив мой шкаф в покое, она садится на край кровати рядом

со мной. Ее ноги обнажены, а моя футболка достает ей до середины бедра. В такие моменты, как

этот, я понимаю, насколько проще была бы моя жизнь, если бы я испытывал к ней все то, что

испытываю к Себастиану.

– Уверен, что никого не хочешь пригласить? Сашу? А Джемму?

Я морщу нос.

– Они обе мормонки.

Ох, какая ирония.

– Да, но они классные мормонки.

Я подтягиваю ее ближе.

– Давай представим как это будет, до того как примем решение. Я еще не потерял

надежды на то, что Эрик наконец– то соберется и сделает тебя порядочной женщиной. Как ты

говорила, это наш выпускной класс. Разве ты не хочешь, чтобы это стало большим событием?

– Я не хочу….– она начинает нерешительно, но я перетягиваю ее на себя, а затем

скручиваю в шар и щекочу. Отэм смеется, визжит и обзывает меня по разному, и только когда

Хейли начинает колотить в мою стену, а папа орет нам «потише», я, наконец– то, отодвигаюсь,

довольный тем, что тема выпускного забыта.

***

Жить здесь становится легче, когда сменяется время года и дни становятся длиннее. Кроме

внезапных походов или катания на лыжах, никто из нас не выходит на улицу по несколько

месяцев. И это оставляет мне, как буйно– помешанному в тюрьме, слишком много времени для

размышлений. К середине февраля меня настолько тошнит от своей комнаты, дома и школы, что

когда наступает первый, по– настоящему теплый день, я готов заниматься чем угодно и так долго,

пока это происходит на улице.

Снег сходит с тротуаров чуточку больше с каждым днем, пока не остается несколько

участков на лужайке.

Папа оставил мне грузовик с прицепом и список дел на сегодня с моим именем на

холодильнике утром в субботу. Я буксирую нашу яхту от торца дома к подъездной дорожке и

снимаю брезент. Мокрицы засеменили прочь; она заплесневела и потемнела внутри, и я изучаю

объем работы, который ожидает меня впереди. Мы не сможем использовать ее по– настоящему

еще несколько месяцев, но она нуждается в серьезном внимании и заботе.

На подъездной дорожке повсюду лужицы из подтаявшего снега. От уличного масла и

неразберихи из веток и листьев все это выглядит отвратительно, но я знаю, к чему все это ведет: к

солнцу и свежему воздуху и запаху барбекю на протяжении выходных. Мы отдаем сидения на

перетяжку и меняем ковровое покрытие в этом апреле, поэтому я начинаю вырывать старое

барахло вместе с клеем. Я не могу охарактеризовать эту работу, как приятную, но поскольку у

меня нет настоящей работы, а бензин сам себя не покупает, я выполняю то, что просит мой отец.

Я избавляюсь ото всего, что необходимо, раскладываю еще один брезент на траву, чтобы

облегчить транспортировку. Я только успеваю достать водительское сидение, когда слышу легкий

скрип тормозов, слышу, как шины останавливаются на дорожке позади меня.

Я оборачиваюсь, чтобы встретиться с Себастианом, который стоит рядом с велосипедом и

жмурится на солнце.

Я не видел его вне пределов занятий две недели, и это вызывает странную боль,

проходящую сквозь меня. Распрямившись, я подхожу к краю палубы.

– Привет.

– Привет, – отвечает он, улыбаясь. – Что ты там делаешь?

– Похоже, зарабатываю себе на жизнь. Но уверен, что ты называешь это «служением» –

произношу я, используя руки для воздушных кавычек.

Он смеется, а у меня сжимается желудок.

– Служение – в большей степени, – кавычки пальцами. – «помощь другим», и в меньшей

степени, – еще кавычки, – «ремонт причудливый папиной яхты», но все в порядке.

Черт возьми, он издевается надо мной. Я показываю на бардак у своих ног, усеивающий

брезент.

– Видишь этот ужас? Он не причудливый.

Он всматривается в бок яхты.

– Продолжай повторять себе это.

Опустившись на колени, я приближаюсь своим лицом к его до расстояния в несколько

сантиметров.

– Хотя, что здесь делаешь ты?

– Я проводил урок по соседству. Решил заехать.

– Значит, ты учишься, пишешь, работаешь наставником и занимаешься репетиторством? Я

лентяй.

– И не забывай обо всех служениях в церкви, – отступив назад, он отводит взгляд, пылая

щеками. – Но, если честно, я не совсем был поблизости.

Моему мозгу требуется минута, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, и когда точки

наконец соединяются, понимаю – он приехал сюда специально, чтобы увидеться со мной – и чуть

ли не отпрыгиваю в сторону и хватаюсь за него.

И естественно я этого не делаю. Я вижу по тому, как он сжимает руль, что ему не совсем

комфортно после признания, и внезапная надежда расцветает внутри меня. Именно так мы

проявляем себя: крошечные вспышки дискомфорта, реакции, которые мы не можем скрыть. В

некотором роде именно поэтому здесь так ужасно жить и надежно хранить информацию о моей

ориентации за закрытыми дверями дома. Вне пределов дома, я могу выдать себя, по подергиванию

губ на слово «педик», уставившись на кого– то слишком долго, позволив приятелю обнять себя и

сделать это неправильно.

Или просто нервничать из– за того, что он захотел заехать.

Возможно, я просто проецирую это, возможно, просто вижу это в собственной надежде, но

все равно, я хочу слезть, аккуратно оторвать его руки от руля и взять их в свои.

Но вместо этого я выдавливаю шутку.

– Замечу, что ты не отрицал часть с ленью. Теперь я понял, какой ты.

Линия его плеч расслабляется, и он отпускает руль.

– В том смысле, что я не хотел ничего такого сказать, но…

– Может, прекратишь отвлекать меня и поднимешься, чтобы помочь.

Себастиан отбрасывает свой велосипед на траву и выскальзывает из куртки, удивляя меня,

когда легко запрыгивает в прицеп и на корму.

– Вот, теперь ты поймешь, что такое служение.

Я понимаю, что у меня есть шутка о «служении», но умудряюсь сдержать ее при себе.

Уперев руки в бока, Себастиан оглядывается.

– Что нужно сделать?

– Мне нужно снять сидения и сорвать старое ковровое покрытие. Ох, и отскоблить весь

клей. Спорим, что ты теперь сожалеешь, что такой хороший человек, – я протягиваю ему свои

перчатки и позволяю себе три секунды попялиться на него. Он не морщится, нет и намека на

неуместность. Он тоже в последнее время находился на улице. Его кожа теплого оттенка загара.

– Тебе не обязательно давать мне перчатки, – он отталкивает их в сторону.

– Кажется, была еще пара в гараже.

Себастиан соглашается, и я спрыгиваю вниз, пользуясь секундой, чтобы вдохнуть, пока

медленно иду к гаражу и обратно к яхте. Если я прислушаюсь к совету мамы, то это будет

идеальной возможностью, чтобы изложить границы всего, и прояснить, что несмотря на то, что

он знает обо мне, что больше никто не знает, ничего между нами двумя никогда не произойдет

Скоро, говорю себе. Я все скажу ему скоро. Наверное.

Нам удается вытащить второе переднее сидение, вместе со скамейкой, и даже не смотря на

то, что сейчас около шестнадцати градусов – рекорд для этого времени года – мы оба истекаем

потом к тому времени, как занимаемся ковровым покрытием.

– Итак, не пойми неправильно, – произносит он, – но почему твой отец заставляет тебя

заниматься этим, вместо того, чтобы….ну, не знаю… – он виновато склоняет голову, и бросает

взгляд на мой дом. – ….заплатить кому– то?

Я следую за его взглядом на дом. Наш район, пожалуй, самый красивый в этой части

Прово. У домов изогнутые подъездные дорожки и большие лужайки. У каждого есть готовый

цокольный этаж, и у большинства из нас есть законный этаж над нашими гаражами. Это правда,

что мои родители зарабатывают хорошие деньги, но они не расточительны.

– Мама экономит каждую копейку везде, где может. Ее причины: Она уже позволила папе

купить яхту. Она не собирается позволять ему кого– то нанимать, чтобы обслуживать ее.

– Очень похоже на мою маму, – Себастиан усиливает хватку на конкретном трудно

подающемся участке ковра и тянет. Соответствующими рывками он снимается небольшими

четвертями. – Та часть про сохранение каждой копейки, – уточняет он. – Ее девиз: «используй,

носи, работай с этим или обойдись без него».

– Умоляю, никогда не рассказывай моей маме об этом. Она напечатает его себе на

футболке.

Или на наклейке на бампер.

Когда ковровое покрытие наконец– то сорвано, Себастиан распрямляется и отбрасывает

его в сторону, где он приземляется на брезент со шлепком и шлейфом пыли. Тыльной стороной

своей руки он вытирает свой лоб.

Кажется практически преступным то, как мне с усилием приходится отвести взгляд от его

торса.

Оглядевшись вокруг, он изучает разруху.

– И все же. Старая или нет, это очень красивая яхта.

– Угу, – я тоже выпрямляюсь, слезаю на подъездную дорожку. Родители еще не

вернулись, и пригласить его в дом кажется соблазнительно преступным.

– Хочешь попить чего– нибудь?

– Конечно.

Себастиан следует за мной через гараж внутрь дома. На кухне я открываю холодильник,

благодарный охлажденному воздуху на своем лице, и изучаю, что у нас есть. Папа в больнице, а

мама и Хейли уехали по магазинам.

Я признателен за это, но и резко осознаю, что мы одни.

– У нас есть лимонад, кола, диетическая кола, витаминизированная вода, кокосовая вода…

– Кокосовая вода?

– Маме нравится пить ее после тренировок. Лично мне кажется, что на вкус она, как

разбавленный солнцезащитный крем.

Себастиан встает за мной, чтобы заглянуть в холодильник, и у меня перехватывает

дыхание в легких.

– Удивительное, что они не складывают его в упаковки, – когда он смеется, я чувствую,

как смех проходит по его груди.

Я не в порядке.

Он прочищает горло.

– Витаминизированную воду.

Я вытаскиваю две бутылки и протягиваю ему одну, прижимая вторую к своему лицу, когда

он отворачивается ко мне спиной.

– Твой отец – врач? – спрашивает он, разглядывая все вокруг. А я наблюдаю, как он

откручивает крышку и прикладывает бутылку к своим губам для большого глотка. Мое сердце

синхронно бьется с каждым его глотком…

…раз

…два

…три

и абсолютно уверен, что не дышу, пока он не заканчивает.

– Угу, в «Долине Юта», – я оборачиваюсь к холодильнику, надеясь, что мой голос не

надломился. – Хочешь поесть чего– нибудь?

Себастиан подходит ко мне.

– Да. Не возражаешь, если я помою руки?

– Ага, отличная мысль.

Мы стоим у раковины бок о бок, намыливая свои руки и ополаскивая их под краном. Наши

локти сталкиваются друг с другом, и когда тянусь через него за полотенцем, мое бедро врезается в

его. Это всего лишь бедра, но в моей голове все переходит к тазовым косточкам напротив друг

друга к тому, что трется между ними в мгновение ока. Мое извращение никак иначе –

оперативное.

Понимая, что я не могу просто так стоять здесь у раковины и думать о его бедрах, я

протягиваю ему полотенце и возвращаюсь к холодильнику.

– Сэндвичей будет достаточно?

– Да, спасибо.

Я достаю ветчину и сыр и все что еще могу найти и выцепляю пару тарелок и ножей из

посудомойки. Себастиан занимает место за одним из кухонных стульев. Я толкаю по столешнице

к нему хлеб.

– Итак, как продвигается проект? – он разворачивает пакет, выкладывая хлеб на тарелки.

– Проект?

Он смеется, наклоняясь вперед, чтобы встретиться с моими глазами.

– Ну, помнишь, книга? Для занятий, на которые ты ходишь?

– А книга, точно, – ветчина запакована, поэтому ей требуется немного моего внимания,

чтобы открыть ее, что означает – у меня есть, по меньшей мере, десять секунд задержки. И этого

все равно недостаточно. – Все хорошо.

Он приподнимает бровь, удивленно.

– Хорошо?

Все, что я в последнее время писал, было о тебе, но все классно. Нет необходимости

создавать неловкость между нами.

– Угу, – отвечаю, пожимая плечами, не в состоянии придумать что– то более

выразительное под тяжестью его внимания. – У меня довольно неплохой результат.

Себастиан отрывает лист латука от кочана и аккуратно кладет его в середину своего куска

хлеба.

– Ты позволишь мне прочитать дальше?

– Да, конечно, – вру я.

– Сейчас?

Мой ответ выходит слишком резким:

– Нет пока. Нет.

– Ты можешь зайти после учебы на следующей неделе, и мы могли бы просмотреть ее.

Полный рот воды, кажется, застревает в моем горле. Я сглатываю с усилием.

– Серьезно?

– Конечно. Как насчет пятницы?

У меня есть практически неделя, чтобы отредактировать книгу.

– Хорошо.

– Принесешь первые несколько глав, – его глаза мерцают.

У меня только пять дней, чтобы перебрать свою книгу. Сменить имена, как минимум.

Может, разнести эту книгу на вариант дневника и романа.

Господи, дай мне сил.

Мы едим в тишине несколько минут, передавая упаковку чипсов туда и обратно, и

наконец, щелкаем парочкой колы с кофеином – как возмутительно! – когда Себастиан встает и

подходит к фотографии на холодильнике.

– Классный снимок, – произносит он, склоняясь ближе, чтобы лучше рассмотреть. – Где

это? Это здание безумное.

Это мой снимок летом после десятого класса. Я стою перед возвышающейся, искусно

спроектированной церковью.

– Это Собор Святого Семейства в Барселоне.

Себастиан переводит на меня взгляд широко– распахнутых глаз.

– Ты был в Барселоне?

– У папы был большая конференция, и он взял нас собой. Это было очень круто, –

останавливаясь позади него, я тянусь через его плечо и прикасаюсь к кусочку снимка. – Он по

разному выглядит с каждой стороны. Там, где стою я, это фасад страсти, и он проще, чем все

остальные. А вот в этих башнях, – я указываю на каменные сферы, которые, кажется,

простираются в облака. – Ты можешь подняться наверх.

– У тебя такое лицо, – он смеется. – Как будто ты знаешь что– то, чего не знает человек,

который снимал.

Я опускаю на него взгляд, так близко, что могу разглядеть веснушки с одной стороны его

носа, то, как его ресницы практически задевают щеки, когда он моргает. Я хочу ему рассказать,

что целовался с парнем в том путешествии, только со вторым парнем за свою жизнь. Его звали

Дэкс, и он приезжал со своими родителями. Мы ускользали с ужинов с другими врачами и их

семьями, и целовались до тех пор, пока не немели наши губы.

Поэтому да, я знаю то, чего не знает человек, который снимает. И я рассказал маме и папе

о Дэксе несколько месяцев спустя.

Я хочу сказать Себастиану, что он прав, только если посмотреть на его реакцию, когда я

объясню почему.

– У меня есть небольшая фобия насчет высоты, – произношу вместо этого. – И мне чуть

плохо не стало, когда родители сказали, что взяли билеты на подъем наверх.

Приподняв подбородок, он смотрит на меня.

– Ты пошел?

– Да, пошел. Кажется, я держал маму за руку всю дорогу, но сделал это. Возможно,

поэтому я выгляжу немного гордым.

Себастиан отступает в сторону, усаживаясь обратно за островок.

– Мы однажды проехали сорок миль до Нефий, – произносит он. – Думаю, можно с

уверенностью сказать, что тебе повезло.

Я давлюсь смехом.

– Нефий – классно звучит.

Назад Дальше