— Солнышко, сядь ближе к мамочке и папе, — сказал фотограф, но я не обратила на его слова внимания. И мама тоже. Скорее всего, она сейчас думает, что чем я дальше, тем легче меня будет потом отрезать.
Мистер Леденец играет на аккордеоне и поет разные малышачьи песенки, а мисс Карамель и мисс Сладкая Вата играют со всеми в игру «Завяжи желтую ленточку». Конфетка далека от происходящего: больше всего на свете ей хочется открыть подарки.
Фотограф сделал уйму снимков: Конфетка на коленях возле дерева с подарками, Конфетка с одной коробкой в руках, с другой. Особое внимание было уделено огромным коробкам в блестящей обертке, обмотанным метрами ленты. Одна коробка размером с Конфетку, а вторая еще больше.
Мама решила, что последнего гостя не ждем и сходящая с ума от нетерпения Конфетка может наконец распаковать подарки. Куклы, медвежата, книжки с картинками, украшения — подарки маленьких гостей. Маргарет и Джон подарили набор для приготовления торта и передничек. Злючка преподнесла большую коробку шоколадных конфет. Роуз Мэй — серебряный браслет с миниатюрными подвесками. Клаудия — большой набор цветных карандашей и альбом для рисования. Конфетке этот подарок не глянулся, так что, возможно, я возьму его себе. На мой подарок она тоже почти не взглянула — я купила ей большую книгу волшебных сказок с целой кучей нарисованных замков и златовласых принцесс. Ас подарил ей игрушечный трактор и тут же начал сам с ним играть.
Наконец, Конфетка открыла мамин подарок: это большая красивая кукла ростом с Конфетку, с настоящими светлыми волосами, до жути на нее похожая, и наряд на ней точно такой же, как на Конфетке.
— Смотри, дорогая! Ее сделали похожей на тебя, она твоя близняшка! Правда, милая? Ты можешь сама делать ей прически и переодевать. У нее и другие наряды есть! Я заказала эту куклу в Америке, мастер делает кукол для взрослых женщин, но я знала, что ты будешь заботиться о ней и беречь. Ты правда будешь, Конфетка, да?
— Да, мамочка, это самая-самая прекрасная кукла на земле! — ответила Конфетка.
Она красиво позирует рядом с куклой, целует ее в лоб, гладит по волосам, демонстрирует ее платья, а фотограф щелкает затвором и мигает вспышкой. Потом Конфетка разрешила остальным девочкам по очереди пройтись с куклой по комнате.
Теперь мамина очередь фотографироваться. Все три улыбающиеся златовласки вместе, словно загадка в детском журнале «Кто из них настоящая куколка?».
Я тоже заулыбалась, невольно вспомнив свой шестой день рождения. Почему мне не подарили куклу в полный рост, похожую на меня? Понятно почему. Представить страшно: огромная неуклюжая кудрявая кукла с некрасивыми зубами. Кому она понравится?
Конфетка открыла последний, самый большой подарок, папин. Подарок слишком тяжелый, и поднять его она не может. Папа помог ей его распаковать. Из коробки показался розовый уголок, потом маленькие стеклянные баночки.
Это кондитерский магазин, личный магазин Конфетки. Так и выведено красивыми буквами на вывеске. Магазин очень большой, и Конфетка легко поместилась за прилавком, присев на розовый стульчик. Здесь же на прилавке крошечные старомодные весы, чтобы взвешивать сладости, и кассовый аппарат, куда класть деньги. Все это игрушечное, но конфеты в банках настоящие: разноцветные цукаты цвета радуги, мятные леденцы, шоколадные тянучки, мармелад, конфетные ассорти…
— Папочка, какой потрясающий подарок! — воскликнула Конфетка, захлопав в ладоши. — Ты должен прийти в мой магазин и стать первым покупателем!
Папа страшно обрадовался, но сначала посмотрел вопросительно на Роуз Мэй: имеет ли он право сфотографироваться на корточках, покупая конфеты у своей маленькой дочери. Роуз Мэй одобрительно кивнула, и папа послушно исполнил роль покупателя, а фотографы засверкали вспышками. Конфетка раздала всем гостям сладости, и сделала это обворожительно, как и подобает настоящей Принцессе Дня Рождения.
Я услышала, как мама и папа перешептываются:
— Почему ты мне об этом не сказал?
— Я говорил тебе, я сказал, что хочу купить ей магазин.
— Да, но ты не сказал, что это кондитерский магазин с настоящими конфетами. Она теперь до тошноты ими будет объедаться, если за ней не следить, и испортит свои идеальные зубки.
— Господи боже, Сюзи, ты сама придумала эту основную конфетную тему для праздника: тут куда ни наступи — одни сплошные конфеты!
— Да, но это всего лишь декорация. И дети их не едят.
— Улыбнись, а? Пусть Конфетка порадуется. Столько слов только потому, что ей больше понравился магазин, а не кукла.
— Ей понравилась эта кукла. Это теперь ее фамильная вещь.
Фотограф собирает всех для большой семейной фотографии перед кондитерским магазином.
— Дэнни, Сюзи!
Роуз Мэй качает головой с таким видом, будто она взрослая, а они непослушные двухлетки, беспрестанно при этом улыбаясь, как бы говоря: для праздничных фотографий изображаем Счастье.
Папа улыбается, мама улыбается, и оба быстро и послушно поспешили к магазину Конфетки. Ас уже там, запустил руки в банки, обсасывает и облизывает все, что там имеется.
Фотограф кивком головы приглашает меня присоединиться к Счастливому Семейству, но меня спас звонок в дверь. Это прибыли наконец последние запоздавшие гости. Я выбежала в холл и распахнула перед ними дверь.
И застыла с открытым ртом, позабыв про свои ужасные зубы. За порогом маленькая некрасивая девочка с хвостиками, младше Конфетки, лет трех-четырех. Девочка с волнением смотрит на меня, на ее голове грязное одеяло, которое скрывает лицо, как хиджаб. Молодая женщина рядом с ней с раздражением стянула с нее одеяло:
— Ну же, Пандора, уже можно снять, мы пришли на праздник.
— Нет, тетя Лиз, мне оно еще нужно, — заспорила Пандора.
Я узнала эту тетю. Светлые волосы, облегающие джинсы, крошечный топ. Короткое модное каре, темные тени, длинные накладные ресницы и очень большой ярко-красный рот. Большеротиха, девушка с премьеры фильма про «Милки Стар», явилась как злая фея на день рождения Спящей Красавицы.
Жуткий ее рот улыбается, и она делает шаг мне навстречу:
— Привет, кажется, ты Солнце, старшая дочка. Твой отец пригласил нас на день рождения. А это моя маленькая племянница, Пандора. Прости за опоздание, мы искали это ее дурацкое одеяло…
Она шагнула в дом на высоченных туфлях с ремешками и следом втащила Пандору. Я не успела их остановить. Застыла как идиотка, вместо того чтобы вышвырнуть их на улицу и захлопнуть дверь, — ведь я знаю, что сейчас случится, знаю, знаю. Плетусь вслед за ними по холлу, смотрю, как они идут в переполненную гостиную, как Лиз Большеротиха затаскивает Пандору следом, и вот они уже внутри, а я осталась в дверях, и у меня перехватило дыхание.
Папа мельком глянул на них и кивнул, Клаудия предложила Пандоре руку, фотограф засверкал вспышкой. Мама присела рядом с Конфеткой и улыбнулась, и на минуту мне показалось, что все будет хорошо. Пандора будет веселиться со всеми остальными. Большеротиха растворится с бокалом шампанского в толпе других мам и нянечек на том конце гостиной. Но вот мама повернулась в их сторону. Внимательно смотрит. Встает, щеки у нее пунцовые.
— Сюзи, — предупреждает Роуз Мэй, глядя на журналистов и фотографа из «Привет, звезды!».
Но мама вообще ее не слышит.
— Кто тебя позвал? — прошипела она.
Большеротиха не двинулась с места и посмотрела на папу.
— Пошла отсюда! — завизжала мама, и все чуть не подпрыгнули.
Кто-то из девочек заплакал.
— Пошла отсюда вон со своим поганым мышонком!
Пандора тоже заплакала, спрятав лицо в одеяле, и я спешу за ними обратно в холл.
— Не плачь, Пандора, ты ни в чем не виновата, — бессвязно проговорила я.
Возле лестницы лежит кучка наших новых медведей, вытащенных из коробок. Я схватила свою панду:
— Вот, возьми с собой домой в подарок.
Я успела, пока ее тащили к машине, сунуть ей в руки панду.
ГЛАВА 11
ДОЛЯ
— Где моя маленькая звезда сцены? — крикнула мама, открывая входную дверь.
Я ничего не ответила.
— Доля?
Мама вошла в гостиную и остановилась:
— Доля, что случилось?
— Ничего, все в порядке, — пробормотала я в ответ.
— Глупенькая, что сидишь сгорбившись? Обними меня! Разве ты не рада, что я рано вернулась домой? Луэлла просто ангел — согласилась зайти к моим двум последним старушкам.
Я неловко встала и разрешила себя обнять, хоть мне не хочется. Я боюсь, что от объятий только сильней разревусь. Ей не терпится расспросить о сегодняшнем концерте, но в то же время она видит, что что-то не так.
— Рассказывай все, родная, — тихо сказала мама. И вдруг она вздрогнула: — Что с твоей курткой? Ее украли?
— Вон она, на стуле висит.
— Тогда что случилось?
— Ничегошеньки.
— Ты нервничаешь перед вторым концертом? Не волнуйся, дорогая. Как только выйдешь на сцену и начнешь петь, сразу перестанешь.
— Не перестану.
— А я буду с наслаждением смотреть твое выступление.
— Нет, не будешь. Я не выйду сегодня на сцену.
— Что?
— Мам, не надо на меня так смотреть. Я не буду сегодня петь. Ничего не случилось, давай забудем об этом идиотском концерте и выпьем чаю.
И я пошла на кухню ставить чайник.
— Кто сказал, что ты не будешь выступать?
— Я сказала.
— Ты спела?
— Да.
— И?
— И ничего.
— Милая моя, ты забыла слова?
Я с укоризной посмотрела на нее.
— Доля, я так не могу! Рассказывай, что случилось! У тебя сорвался голос? Ты не смогла допеть? Дорогая, я жду подробностей!
Я поставила две чашки и две тарелки на стол. Мама принесла белую коробку. Я заглянула внутрь. Пирожное с розовым кремом и клубничкой наверху. Это из дорогой французской пекарни возле рынка. Мы часто останавливались возле витрины и играли в игру «кто бы что выбрал». Я каждый раз думаю-думаю и выбираю пирожное с клубникой.
Клубника размывается, пирожное плывет волнами. Я заплакала, хотя сдерживалась изо всех сил.
— Я не стала победительницей, мама, — прошептала я.
— Не страшно, дорогая. Как будто это имеет значение, — храбро сказала мама. — И кто же победил?
— Девчонка одна, Ангелина.
— Какое красивое имя.
— Зато сама она не очень.
— Но поет хорошо?
— Она не пела — танцевала.
— Значит, ты заняла второе место?
— Нет. Я вообще никакое место не заняла. И это нечестно! — Я разрыдалась в голос, как маленькая. — Мама, я хорошо спела, я знаю, но мне никто из ребят не поставил высоких оценок, потому что я новенькая, и не вхожу ни в какую банду, и меня не любят.
Я реву все громче и все ужасней, даже сопли потекли. Я закрыла лицо от стыда.
— Милая, как жаль. Ужасно. Глупо. Они нарочно ставили низкие оценки? Как же тогда мистер Робертс подбирал жюри? Что он за учитель такой, если не может справиться с детьми? И что за подлые и гнусные дети такие, если нарочно занижали баллы?
Мама пытается держать себя в руках, но, готовя чай, чашки на стол ставит с грохотом.
— Я не уверена, что они снизили мне оценку, потому что они плохие. Может, все дело в том, что я плохо пела.
— Чушь собачья, ты прекрасно поешь.
— Да, но ты моя мама, ясное дело, что ты так скажешь.
— Так скажет каждый, кто услышит тебя на концерте.
— Никто меня не услышит. Я не буду петь. Бессмысленно. Будет то же самое. И это просто ужасно. Они друг друга толкали в бок и смеялись надо мной, а Ангелина мне такое сказала…
— Вот поэтому и надо идти на концерт с высоко поднятой головой. Ты споешь песню и вложишь в нее всю душу. И мне совершенно плевать на то, как они за тебя проголосуют. Ты споешь песню с твоим именем. Я хочу, чтобы ты спела ее для меня, Доля. Она столько для меня значит. Пожалуйста.
Мама посмотрела на меня большими глазами и так сильно сжала мою руку, что я не смогла вырваться.
— Пожалуйста, — повторила она. — Это такая малость. Ты же знаешь, что я всегда тебе разрешаю делать то, что тебе нравится. Но сейчас в первый раз прошу тебя исполнить мою просьбу, я тебя просто умоляю.
— Мама, хватит. Ладно.
— Ура! — торжествующе сказала мама, вытерла мне слезы и пальчиком коснулась моего носа, словно мне три года.
— Мама!
— Все, пьем чай, а ты ешь свое пирожное. И только попробуй скажи, что не хочешь есть. Оно стоит кучу денег.
— Я съем, но только ты тоже попробуешь.
— Я откушу кусочек. А потом приму ванну и переоденусь. Как ты думаешь, моя голубая блузка хорошо на мне сидит или у нее слишком глубокий вырез?
— Мам, не важно. Какой-то паршивый концерт, и я выступлю паршиво, это будет не вечер, а сплошная пытка. Мне все равно, что ты наденешь. Хоть в мусорный пакет нарядись. Можешь в него спрятаться с головой, чтобы никто не понял, что ты имеешь отношение к девочке, которая так плохо поет.
Мама надела голубую блузку. Вырез и правда смотрится глубоким. Раньше она носила ее со специальным поддерживающим лифчиком, было очень привлекательно. Но сейчас подчеркивать уже нечего. Ключицы торчат, даже ребра видны. Мама подпоясала свои лучшие джинсы, но они ей все равно так велики, что чуть не сваливаются.
— Мама, сколько ты сбросила?
— Пару кило.
— Не ври. Какие пару кило? Пару десятков кило.
— Нет, конечно. И хватит на меня смотреть как на дуру. Я всегда была худенькой, — сказала мама.
— Но не такой же. Тебе надо к врачу.
— Господи боже, зачем? Я в отличной форме, энергия через край, работаю на трех работах. Ничего со мной не случилось.
Она сказала это слишком быстро, запинаясь, будто сама боится, что это не так.
— Мам, давай уговор, — сказала я, коснувшись ее костлявых плечиков. — Я согласна стать посмешищем на сцене и спеть на концерте, но только если ты обещаешь сходить к врачу.
— Говорю же тебе, ничего не случилось. Даже если что-то не так, что сделает врач?
— Он даст тебе лекарства, или назначит лечение, или направит тебя в больницу на операцию, — ответила я дрожащим голосом.
— Ладно, ладно, но в больницу я не лягу. Как мы тогда будем жить?
И тут до меня дошло. Я поняла, почему она так страстно хотела, чтобы я встретилась с отцом и подружилась с Луэллой. Все это время мама волновалась, что будет со мной, если она серьезно больна. Если… если…
— Завтра же идем к врачу, обещаешь? Что бы с тобой ни случилось, мы справимся, ты поправишься, слышишь? Это сделка. Или я откажусь от выступления. Кстати, сделка для тебя на редкость выгодная. Только подумай, мне два часа слоняться за кулисами в ожидании своей очереди, потом выйду, опозорюсь и послушаю, как судьи будут меня распекать за халтуру. А тебе всего-навсего надо заглянуть на десять минут в медицинский центр на консультацию.
Ну что, по рукам?
Я протянула маме руку. И мы крепко обнялись, потому что обе боимся. На концерт мне плевать. Волнует меня только мама. Я будто только увидела, что вот уже несколько месяцев что-то не так. Словно очнулась от сна посреди ночи. Когда-то давно мне часто снился сон, будто в шкафу кто-то прячется. Лежа в кровати, я думала, что слышу его дыхание, но наутро все забывала, открывала шкаф, брала обувь не задумываясь. Мамина болезнь — как этот незнакомец в шкафу. Я столько месяцев не открывала ему дверь, а теперь вот он, пожалуйста, жуткая улыбка, большой нож в руках, нацеленный на маму.
По дороге в школу мы идем взявшись за руки. Мама выбрала самый короткий маршрут, и я сперва растерялась. Она-то не знает, на что способны Плоские и Быстрые. А расскажу ей — она еще сильнее будет волноваться. Но сейчас мы вместе, и если кто-то из парней поднимет на мою маму руку, я его убью — серьезно, без шуток.
Быстрые сидят на лестнице, Плоские сплевывают с балкона на верхнем этаже, но никто из них не обращает на нас внимания. Плоские слишком заняты, мамы, папы и целая толпа бабушек с младшими детьми торопятся в одном направлении — в школу.
Мама толкает меня в бок:
— Это все твоя аудитория, крошка.
— Мам, не надо!
Ангелина вышагивает с целым выводком своих родных и друзей — тети, двоюродные сестры, кого там только нет, — наверное, ей пришлось много что отдать в обмен на лишние билеты.