А потому и не понимала, как же он мог сомневаться в моем решении.
Я улыбнулась. Он вопросительно поднял бровь.
— Я просто… — поспешила пояснить я. — Не знаю. Почему ты сомневался, что я соглашусь? Неужели думал, что я выберу академию? Смерть и войну?
Он хмыкнул, но я почувствовала какой-то чужой холод в этой ухмылке.
— А дело только в этом?
— А в чем еще? — недоумевая, спросила я.
Он хмыкнул снова и быстро сменил тему. Я не поняла, что же произошло, но, помнив его ухмылку, спрашивать не решилась.
========== 20. ==========
К сентябрю Ханс стал проводить дни в своем кабинете постоянно. Я не могла нарадоваться этому — теперь мы сидели в одной комнате, и я украдкой смотрела на него, наслаждаясь тем, что он занят и не видит моих взглядов. Или делает вид, что не видит. Мне нравилось проводить время так: я помогала Урсуле и выполняла мелкие поручения Ханса, а в обеденный перерыв мы с ним ходили гулять, пусть недолго и недалеко, но вместе. Мне было приятно, что ради меня он каждый день выкраивает полчаса личного времени, и я любила каждый такой момент, стараясь насладиться полностью и запомнить каждую секунду.
В конце августа я получила свою первую зарплату. Хотя я, наивная, вообще была готова работать у Ханса просто так. Честно, мысль о деньгах совсем не приходила мне в голову, наверное, потому, что я привыкла жить за счет Ханса. В момент, когда я получила несколько купюр в свои руки, мне стало стыдно, и я тут же подумала о том, что должна сделать ему подарок. Конечно, это никак не могло возместить все его силы и средства, что он потратил на меня, но я хотела показать, что он дорог мне, что я тоже могу сделать ему приятное. Хотя я сомневалась, что могу угадать с подарком, но желание хотя бы попытаться было куда сильнее сомнений.
В один из дней я уговорила Урсулу вызвать меня под каким-нибудь предлогом из кабинета и прикрыть мое отсутствие. Я собиралась сходить в магазинчик, который находился совсем рядом. Я заметила его во время одной из наших прогулок — внимание привлекла яркая витрина и красивая, резная вырезка. На окне было написано, что здесь можно приобрести сувениры, и я поэтому запомнило это место, ведь рядом мне не попадались больше сувенирные лавки.
Урсула с радостью согласилась мне помочь. Поинтересовалась, зачем же мне нужно отлучиться, потому что друзей у меня не было, а что же еще меня могло ждать за пределами конторы? Я не хотела говорить, хотела устроить сюрприз, но вместе с тем — мне нужен был совет. Я совсем не знала, что ему дарить, но отчаянно желала, чтобы подарок понравился. Поэтому и выложила все Урсуле, стараясь говорить тихо, чтобы Ханс не услышал.
Она улыбнулась будто бы особенной улыбкой, будто бы догадывалась о чем-то, что мне было недоступно, но вслух только посоветовала купить ему красивый портсигар. Она сказала, что на действительно дорогой мне не хватит, но на простой — вполне, и назвала адрес магазинчика, в котором как раз можно было найти что-то подходящее. Как раз то местечко, которое я видела во время наших прогулок.
Как мы и договаривались, Урсула вызвала меня после обеда. Сегодня мы с Хансом не ходили гулять, потому что у него образовались дела, но я не расстраивалась, потому что помогала Урсуле в ее небольшой приемной.
Она зашла за мной в три часа дня и сказала, что нам с ней срочно нужно уйти. Ханс удивленно посмотрел на нее. Она совершенно спокойно ответила, что нам нужно в канцелярский магазин, потому что она вдруг вспомнила, что забыла рассказать мне о тонкостях выбора бумаги и чернил. Я молча слушала ее объяснение и боялась, что Ханс не поверит или не отпустит, но тот только кивнул и снова вернулся к документам.
Урсула улыбнулась мне, и мы вышли из конторы с ней вместе.
— Я подумала, что ты будешь не против компании, — сказала она. — К тому же я могу помочь с выбором. Или ты в этом разбираешься?
— Откуда бы? — рассмеялась в ответ я, полная благодарности ей за то, что мне не придется стоять в магазине под внимательным взглядом продавца и мучиться о того, что я не могу выбрать.
Следующие сорок минут — мы старались делать все очень быстро, чтобы вернуться на работу как можно скорее, — прошли очень весело. Портсигар мы выбрали почти сразу, остановившись на просто сером варианте на пружине. Мне даже хватило на него своей небольшой зарплаты, хотя денег осталось совсем немного. Но это было неважно, ведь главное — чтобы Хансу понравилось.
После магазина мы быстро вернулись на работу. Я шла и радовалась последним лучикам летнего солнца, смеялась, обсуждая какие-то забавные мелочи с Урсулой, и честно наслаждалась тем, как проходит моя жизнь. Потому что это было лучше, чем бесконечные тренировки и косые взгляды в лагере, лучше, чем постоянное ощущение оружия в своих руках. Лучше, чем стоящая перед глазами картина умирающего от моей же пули человека.
Зайдя в кабинет, я наткнулась на хитрый взгляд Ханса. Могла ли Урсула рассказать ему о том, что я собираюсь сделать сюрприз? Могла ли она выдать мою тайну? Или, может, она поделилась с ним своими подозрениями насчет меня? Я ведь запомнила ее странную улыбку.
Я не знала, чего ожидать. Поэтому просто замерла в дверях.
— Что случилось? — спросила я. Ханс ничего не ответил. — Просто ты так странно смотришь. Я где-то ошиблась? Может, что-то не так сделала?
Ханс продолжал молчать. Я начинала волноваться. В тишине я прошла на свое место и села, подумав о том, как хорошо, что я решила оставить подарок у Урсулы в приемной.
— Знаешь, это пугает, — снова сказала я. Потому что, да, это действительно пугало. Я переживала, что же я сделала не так и что я упустила.
Ханс рассмеялся, легко и весело. В другой бы момент я с радостью поддержала его веселье, но не сейчас.
— Извини, если напугал, — произнес он. — Задумался просто.
Я только покачала головой, пытаясь унять непонятно откуда взявшуюся дрожь. Чего я боялась? Что же так сильно меня волновало?
Ответ прозвучал в моей голове неожиданно ясно: того, что он догадается о моих чувствах. Узнает каким-нибудь образом, что я в него влюблена, и посмеется надо мной, выставив полной дурой. Наверное, даже окажется прав. Но менее страшно от этого не становилось.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Ханс. Я кивнула и робко улыбнулась, надеясь, что этот ответ его устроит. По тому, что он промолчал, я решила, что расспрос закончен.
Но в машине все продолжилось. Я прижимала к себе свою небольшую сумочку, которой Урсула снабдила меня еще в начале работы. Сейчас внутри лежал завернутый в красивую бумагу портсигар, и я не выпускала ее ни на минуту.
— У тебя точно ничего не случилось? — поинтересовался Ханс по дороге домой.
— Нет. С чего ты взял? — я попыталась ответить как можно спокойнее, но ему, наверное, что-то не понравилось в моем тоне, потому что он повернулся ко мне и пристально на меня посмотрел.
— Сегодня днем ты была сама не своя. Ничего не хочешь мне рассказать?
Рассказать мне, конечно, хотелось, но я боялась. Теперь, когда я знала, что в ближайшее время мы не перестанем видеться, я не могла набраться смелости и признаться ему во всем. А потом продолжала скрывать свои эмоции и чувства, стараясь не переступать грань дозволенного просто, по сути, выращенному им подростку. Пусть мы были знакомы совсем немного, пусть — он сделал для меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. И я справедливо считала, что он действительно вырастил меня.
— Твой взгляд меня напугал, — нашлась я с ответом.
— В каком плане?
— Я очень боюсь сделать что-то не так, — откровенно начала рассказывать я. И это правда было так. — Боюсь разочаровать тебя и заставить думать, что ты ошибся, решив оставить меня здесь и взяв к себе. Я очень этого не хочу, понимаешь? А ты так смотрел. Подозрительно. Будто я где-то ошиблась, будто…
Он легко коснулся моей руки своей, и я вздрогнула, замерев на середине фразы.
— Извини, пожалуйста, — искренне произнес он. — Я правда не хотел, чтобы ты беспокоилась из-за этого. Но с чего ты взяла, что я когда-нибудь разочаруюсь в тебе? Почему ты так решила?
Честно — я не хотела об этом говорить. Ответов на эти вопросы не было даже у меня самой, разве что только самый очевидный — я боялась потерять его и лишиться единственного человека, которому я была, надеюсь, дорога. Это казалось мне эгоистичным, а еще — слишком очевидно выдающим мое истинное отношение к Хансу. Поэтому я не хотела открываться — просто не была готова.
— Потому что люди меняются, а всем угодить нельзя, — сказала я, придумав достойный ответ.
— Я тебя ведь все равно не оставлю.
Я усмехнулась и отвернулась к окну, надеясь, что Ханс не увидит того, как заблестели мои глаза от слез, потому что я хотела верить, что он не оставит. Хотела и боялась одновременно.
Больше он ничего не спрашивал, продолжая по-прежнему держать меня за руку.
Вечером мы сели ужином, и я решила, что сейчас — самое подходящее время, чтобы подарить ему портсигар. Я отошла под предлогом того, что мне нужно в ванную, а вернулась — держа в руках сверток, который смущенно протянула Хансу.
— У нас в ванной раздают подарки? — рассмеялся он, принимая подарок. Я не ответила, смиренно ожидая его реакции, и он принялся аккуратно убирать бумагу.
Я замерла в ожидании. Мне так сильно хотелось, чтобы ему понравилось, что я, мне казалось, даже дышала через раз, боясь его спугнуть или отвлечь.
Наконец, он развернул портсигар и поднял на меня удивленный взгляд.
— Это подарок, — поспешила пояснить я. — Тебе. Просто ты так много для меня делаешь и сделал, я не знала, как тебя отблагодарить. И вот решила…
Я не знала, что ему сказать. Любое слово сейчас ощущалось, как глупое, никому не нужное оправдание. И я замолчала, уставившись на свои колени.
— Это очень приятно, — раздался голос Ханса. Я продолжала буравить взглядом ноги, не рискуя посмотреть на него. — Почему ты решила подарить именно портсигар?
Вопрос сбил меня с толку. И я все-таки взглянула на Ханса.
— Не знаю, — честно ответила я. — Просто подумала, что он будет тебе полезен. И, если честно, ничего другого как-то в голову не пришло.
Он улыбнулся — тепло и солнечно, так, как я любила больше всего. У меня внутри все застыло.
— Тебе не нравится? — шепотом спросила я. Голос пропал от страха. И, наверное, со стороны я смотрелась до ужаса жалко.
— С ума сошла? — рассмеялся Ханс. — Мне очень нравится. Спасибо тебе. И да, ты права. Он будет мне полезен, хотя я стараюсь курить как можно реже.
Это я заметила сама. Я редко видела, чтобы Ханс курил, очень редко, и думала, что он просто старается не делать этого при мне.
Я испытывала странные чувства по поводу его реакции. Казалось, что я ждала чего-то другого, каких-то других слов, но, наверное, дело было во мне. И найти этому причину я не могла.
— Честно, — снова сказал Ханс. — Слышишь? Я совершенно искренне говорю, что мне нравится твой подарок.
Я кивнула и постаралась улыбнуться.
Разговоры у нас в тот вечер не заладились, и я рано заснула, потому что у меня разболелась голова. Наверное, сказывалось нервное напряжение из-за того, что я так долго и так много всего таила в себе.
Но утром все стало как раньше, и я поспешила выбросить дурные мысли из головы.
========== 21. ==========
На мой шестнадцатый День рождения Ханс подарил мне то, о чем говорил еще пару лет назад, —дубленку. Я только рассмеялась, получив объемный сверток и примерив вещь. Конечно, она мне подошла. Ханс никогда не промахивался с выбором подарков для меня. Но мне действительно было смешно — неужели он все это время помнил о дубленке?
— Ты такая забавная, — сказал он, когда мы ели праздничный торт. Я удивленно переспросила, что он имеет в виду. — Не знаю. Просто ты как будто не удивлена подарку.
Я рассмеялась еще громче.
— Я не знаю, помнишь ли ты, — объяснила я, — но на первое наше Рождество ты спрашивал, можешь ли подарить мне дубленку. Я тогда отказалась. А ты все равно это сделал.
Ханс рассмеялся вместе со мной.
— Не могу придумать, что тебе на это ответить, — улыбаясь, сказал он. А потом вдруг заметно погрустнел. — Знаешь, наверное, если бы я мог, я бы подарил тебе намного больше.
Я почувствовала, что краснею.
— Ты и так делаешь для меня очень многое, Ханс. Я никогда не смогу отблагодарить тебя так, как этого заслуживаешь.
Он покачал головой, не соглашаясь с моими словами, но не спеша ничего говорить в ответ. Я молчала тоже. Ковырялась в торте, занятая своими мыслями.
Зачем он это делает? Я пыталась понять, что же он хочет, к чему, в конце концов, все должно прийти, но ответа не было. Мне очень хотелось попросить его перестать — перестать быть таким хорошим, добрым, внимательным. Перестать быть таким невозможным, потому что я умирала от того, что происходило внутри меня. Но вместе с тем — не могла ни о чем просить его, ведь я любила его именно таким. И это убивало меня. Я хотела определенности и — совершенно точно — не хотела чувствовать к нему ничего, потому что понимала, что это только усложнит все, может, даже испортит жизнь не только мне — себя мне жалко не было, — но и ему. И в последнюю очередь я хотела проблем Хансу.
Я задумчиво посмотрела на него, но он смотрел в другую сторону и не заметил моего взгляда. Я смотрела и пыталась запомнить его, будто никогда раньше не видела, разглядывала его, будто пытаясь что-то найти. И впервые обнаружила у него в волосах светлую прядь — седую прядь. Она была едва заметной, просто отблеск серебра, который можно было бы принять за игру света, но я рассмотрела внимательно. Это была седина.
Мне в голову пришла неожиданная мысль — я ведь по-прежнему ничего о Хансе не знаю. Ни о возрасте, ни о семье, ни о том, кто он вообще такой. Даже его чертов день рождения не знаю! Осознание этого меня неожиданно разозлило, но я поспешила взять себя в руки. Я могла бы расценить это как недоверие, но было ли мне действительно какое-то дело до этого? Разве мне мешало это? Ведь кем бы Ханс ни был, я всегда была ему дорога. И я это знала. Чем бы он ни занимался, мне он не причинил никакой боли и от него я всегда видела только хорошее отношение и к себе, и к окружающим его людям.
Возможно, и не было нужды открываться передо мной. Хотя это казалось нечестным — ведь обо мне он знает больше, чем все.
Это странное осознание больно кольнуло где-то внутри, но я решила отогнать его подальше и, по возможности, об этом не думать.
Укладываясь спать, я все-таки смогла нормально поблагодарить его за подарок.
— Спасибо тебе, — сказала я ему. — И за дубленку, и за сам праздник. Когда-нибудь я смогу сделать для тебя что-нибудь такое же хорошее.
Он усмехнулся.
— Просто оставайся рядом, — будто бы обреченно сказал Ханс и, не дождавшись моего ответа, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
С тех пор, как я переехала к нему, мы спали раздельно. И мне жутко не хватало его теплых, уютных объятий, но я не могла просить его о таком — выдала бы себя сразу же, не успев договорить фразу.
И поэтому я полночи провалялась без сна, ворочаясь с боку на бок, не в силах выбросить его слова из головы. Я окончательно перестала понимать, что же он пытается сказать, когда произносит что-то настолько расплывчатое. И это меня пугало, потому что терять Ханса я не хотела. Ни за что.
========== 22. ==========
Осенью в стране было особенно неспокойно. Даже на улицах чувствовалось напряжение, казалось, что вот-вот разразится буря. Воздух звенел от недосказанностей, небо выглядело слишком серым и тяжелым. И даже ветер звучал иначе, навевая тоску.
Все будто замерло в ожидании чего-то неизвестного, но пугающего. Чего-то, что точно должно было изменить все. Чего-то, о чем было страшно подумать, но о чем каждый, так или иначе, догадывался.
Но пока что было тихо. Слишком тихо. Слишком боязно.
Я боялась тоже. По стране волнами катились аресты по разным причинам, но чаще всего главным было происхождение, корни, имена, национальности. Я напрягалась каждый раз, читая в газете новую сводку новостей или слыша что-то такое по радио. Потому что мои родители приехали из России. И плевать, что фамилия была исконно немецкая, а в России у меня никого не было. Вряд ли бы этот факт остановил кого-нибудь, если бы решили меня арестовать.