– Вырубите этот чертов свет! – крикнул предводитель. – Я ни черта не вижу…
– Руки вверх! – снова крикнул Жмуркин. – Сопротивление бесполезно!
– Я сейчас позвоню куда следует, – предводитель полез за телефоном. – Вам быстро про сопротивление объяснят!
Молчун перехватил его за локоть.
– Чего?
Молчун молча сунул руку за пазуху и так же молча вытащил пистолет.
– У него пистолет! – прошептал Витька. – Сейчас стрелять будет!
– Ты что? – изумился предводитель. – Это же пушка…
Молчун стал целиться. Целился он долго и старательно, со вкусом и даже с удовольствием. Выстрелил.
Жмуркин свалился со своего места в башне прямо на Витьку.
Пуля резанула по кожуху прожектора. Жмуркин ойкнул.
– Тише вы, – зашептал Витька. – А то как начнет еще по нам стрелять…
– Да пусть стреляет, – сказал Генка. – У нас броня. Пусть хоть застреляется…
Молчун выстрелил снова. Звякнуло расколовшееся стекло. Но лампа осталась цела.
– Хорош палить, – сказал предводитель. – Всех собак перебудишь…
Молчун опустил пистолет.
– Если выскочить и побежать – он не попадет, – сказал Жмуркин. – Много у него еще осталось патронов?
– Смотря какой пистолет. – Генка тер руки. – От пяти до двадцати. Почти до двадцати. Если метко стреляет, только так попадет. Но мне кажется, у него пневматический пистолет – слишком уж глухо как-то звучит. Но он, кстати, тоже больно бьет, до крови.
– Что делать будем? – спросил Витька. – Ждать? До утра ждать?
– Сейчас этот будет звонить по телефону, – сказал Генка. – И приедут их дружбаны. А у их дружбанов будет уже не пистолет, а пулемет. И в танке нам не отсидеться.
– Ну, ладно, – Жмуркин встал. – Сейчас мы их сделаем.
Жмуркин полез в башню. Сверху снова посыпался какой-то мусор, потом что-то зажужжало, заскрипело, залязгало, и Витька почувствовал, как башня стала медленно вращаться.
– Молодец! – Генка оттолкнул Витьку и тоже сунулся в башню.
Залязгало сильней и громче, Жмуркин и Генка старались вовсю, вращая штурвалы наводки. Витька прилип к смотровой щели.
Башня быстро повернулась в сторону застрявших в смоле мужчин. Орудие опустилось, ствол уперся в расхитителей. От среза пушки до ближайшего мужика было меньше метра.
– Руки! – заорал Жмуркин. – Быстро подняли руки, иначе стреляем!
– Чем стрелять-то будете, щенки? – усмехнулся главный расхититель.
– Тут снарядов полно! – крикнул Генка. – Они в пятьдесят четвертом тут все снаряды оставили! Так, на всякий случай. Снаряд!
Генка поглядел вниз. Витька развел руками. Генка схватил какой-то ключ и звякнул им по казенной части орудия.
– Прицел пятнадцать, трубка двадцать! – рявкнул Генка.
– Есть! – подыграл Жмуркин. – Осколочные – с красными головками?
– С красными, – Генка снова стукнул по орудию. – Заряжай!
Витька наблюдал за застрявшими мужиками. Они обменивались взглядами и пытались подавать друг другу знаки.
– Считаю до трех, потом стреляю, – сказал Жмуркин. – Поднимайте руки! А этот, пистолетчик, пусть бросит свою пушку. Раз…
Металлоискатели переглянулись.
– Два! – считал Жмуркин.
Мужики подняли руки, а тот, что был с пистолетом, выкинул оружие.
– И телефоны! – сказал Жмуркин. – Выбросьте телефоны!
Предводитель кивнул. Мужики выкинули свои мобильники на песок.
– Давай, Витька, выгребайся наружу, – приказал Генка. – Собери телефоны, пистолет подними. Только маску не забудь.
Витька обозвал Жмуркина дураком, натянул заячью маску и вылез наружу.
Ночь оказалась на удивление холодной, изо рта валил пар, а броня, казалось, прилипает к ладоням.
– Эй, паренек, – позвал предводитель, – вы бы эту хрень заканчивали, а? Пошутили и будет…
Витька не ответил. Он обошел вокруг ямы, собрал телефоны и рассовал их по карманам. Пистолет Витька поднял осторожно, двумя пальцами, сунул поглубже в карман.
– Парень, кинь нам какую-нибудь доску, – попросил второй расхититель. – Мы домой поедем…
– Вы не поедете домой, – сказал Витька. – Вас будут судить.
– Да не будут нас судить, – засмеялся предводитель. – А тебя, зайчик, и дружков твоих в танке мы найдем. Пожалеете тогда. Ой как пожалеете. Родители ваши будут всю жизнь бабки выплачивать…
– Сейчас стрельну! – пообещал из танка Жмуркин. – Эй, зайчик, залезай обратно, поговорим.
Витька вернулся в танк. Внутри было тепло, пахло железом и потом. Хорошо. Жмуркин зажег фонарик.
– Телефоны давай, – сказал он.
Витька передал ему телефоны.
– А пистолет? – спросил Генка.
Витька передал пистолет.
– Пневматический, – Генка разглядывал оружие. – Австрийский, дорогой.
– До рассвета еще два часа, – сказал Жмуркин. – Надо поспать…
– А эти? Что с этими будет?
– Утром посмотрим. – И Жмуркин стал устраиваться.
– Мне утром надо домой сбегать, – сказал Витька. – Я матери обещал в собес сходить, там очереди…
– Витька, – зевнул Жмуркин, – тебе это не скучно? Собесы, мракобесы, послушание… Ты уже взрослый человек. Возьми судьбу в свои руки… Завтра выходной, какой собес? И вообще, не мешай мне спать, сегодня была удачная ночь…
– Ладно… – произнес Витька.
Но Витька не уснул. Мешал неожиданно расхрапевшийся Жмуркин. И Генка тоже помешал – он выложил пистолет на какой-то железный ящичек, и оружие упрямо смотрело на Витьку, отчего тому казалось, что пистолет вот-вот выстрелит, это тоже сну не способствовало. И еще не способствовали сну расхитители цветметов, всю ночь они тихо переговаривались, громко бранили ребят и даже грозили Уголовным кодексом. Лишь под утро жулики успокоились и замолчали.
Как только рассвело, Витька вылез из танка и побежал домой.
Родители спали. Витька осторожно проскользнул в свою комнату и прокемарил до девяти. Затем он сбегал в собес, убедился, что тот закрыт, позавтракал бутербродом и вернулся на улицу Победителей.
Улицу Победителей Витька не узнал. По опилковым колеям катили разнообразные машины, по деревянным тротуарам шагал народ, в основном пожилые люди, но встречались и довольно молодые, даже подростки. Все спешили по направлению к памятнику.
Витька подумал, что такого количества народа улица Победителей не видела с момента самой Победы. Жители окрестных домов выглядывали из окон, выходили на улицу, а некоторые даже присоединялись к идущим в сторону площади людям. Некоторых бабулек Витька помнил, они грозились тогда его взбучить.
К самой площади Витька пробился с трудом, народ и машины сгрудились вокруг памятника, люди смеялись и о чем-то спорили. Витька заметил машину местного телевидения, корреспондентов газет с фотоаппаратами, диджея популярной радиостанции и нескольких мелких чиновников из городской администрации.
Возле въезда на площадь в землю был врыт столб с большим фанерным щитом. На щите крупными черными буквами было написано:
ОНИ ХОТЕЛИ РАЗРУШИТЬ
ПАМЯТНИК ВОИНАМ-ГЕРОЯМ.
Похитители цветных металлов уже не стояли в луже. Они опустились в смолу и сидели, ссутулившись и спрятав под куртками головы.
Под щитом прямо на земле стоял ящик с разноцветным серпантином. На ящике косая надпись черным фломастером: «Кинь в засранцев!» Многие подходили к ящику, доставали серпантин и кидали в мужиков. Те уже изрядно перепачкались в густой вязкой смоле, и узкие ленты облепили их со всех сторон. Металлоискатели стали похожи на черные елки. Малыши смеялись, а взрослые фотографировались на фоне такого чуда.
Генка стоял рядом с танком и рассказывал что-то байкеру Соболю и другому парню в байкерском прикиде. Еще несколько мрачных бородатых байкеров в кожаных штанах и жилетках стояли вокруг лужи и насмешливо наблюдали за перемазанными расхитителями металла.
Жмуркин давал интервью городской телерадиокомпании:
– Злоумышленники прознали о том, что мы вместе с товарищами из городского байкерского клуба восстановили бронзовую плиту на памятнике. Они хотели совершить зловещее преступление. Группа единомышленников решила остановить негодяев. Операция «Темнота» была блестяще осуществлена сегодня ночью…
Витька усмехнулся про себя. Жмуркин продолжал в своем репертуаре:
– Хочу сказать одно – если государство не может позаботиться о памяти своих героев, эту обязанность берет на себя общество. Эту обязанность берем на себя мы!
Жмуркин поприветствовал журналистов сцепленными над головой руками и отвернулся от камеры.
Витька подошел к своим друзьям.
– Смахивает на «Тимура и его команду», – проговорил Витька и указал на табличку.
– На что смахивает? – не понял Генка.
– На одну древнюю книжку, – пояснил Жмуркин. – Ее никто не читает уже сто лет. А может, двести.
– Зря, – сказал Витька. – Хорошая книжка. Познавательная. Много полезной информации…
– Это все уже устарело. Во-первых. А во-вторых, если ты намекаешь на сцену запирания хулиганов в каком-то там сарае, то у нас совсем другое. Хулиганы воровали яблоки, у нас не хулиганы, у нас настоящие преступники. Они не яблоки решили украсть, они ценность настоящую хотели украсть. Они хотели украсть память. Я обзвонил все газеты и СМИ нашего города, кстати, по их телефонам…
– Да уймись ты, – сказал Витька. – Хорош ерунду молоть.
Но к Жмуркину уже подошел репортер областной газеты с фотоаппаратом. Жмуркин благосклонно кивнул, он купался в лучах славы, и Витька вдруг подумал, что Жмуркину сейчас очень бы пошло влезть на белого коня. И раздавать интервью с него.
– Что вы планируете делать дальше? – спросил корреспондент. – С этими негодяями?
– Ничего, – ответил Жмуркин. – Мы их отпускаем. В преддверии праздника Победы надлежит проявлять милость к поверженным врагам. Эй, Генка, кинь им веревку!
Журналисты насторожили свои камеры. Генка свесился в люк танка, вытянул веревку и швырнул несчастным. Другой конец Генка кинул байкерам. Те с шутками, но с трудом вытащили из смолы металлоискателей, погрузили в их собственный грузовик и повезли в город на профилактическую беседу.
Жмуркин не удержался, забрался на гусеницу, свистнул, дождался, пока все камеры опять повернутся в его сторону, и толкнул речь.
– Товарищи! – сказал Жмуркин. – Я надеюсь, этот случай станет жестоким уроком всем темным личностям! Пусть те, у кого не осталось ни грамма совести, помнят о том, что и на них найдется управа! Пусть они помнят, что в следующий раз вместо безобидной смолы мы нальем в яму напалм…
Генка сдернул Жмуркина вниз.
– Все, – сказал Генка. – На сегодня все. Приходите завтра. Завтра будет открытие памятника. А сейчас нам надо закончить…
Но народ не спешил расходиться. Кто-то стал носить воду и поливать кустики можжевельника, кто-то убирал мусор, кто-то подошел поближе к танку и просто разглядывал машину. Одна женщина плакала.
Ребята смотрели на все это и не знали, что делать.
– Надо гравия привезти, – неуверенно сказал Генка. – Яма к завтрашнему дню должна быть засыпана…
И едва он это сказал, как с улицы Победителей подкатил самосвал со щебнем. Из кабины выскочил улыбающийся Алексей Алексеевич.
– Привет! – бодро крикнул он. – Чего, ребята, лица такие у вас кислые?
– Всю ночь не спали, – зевнул Генка. – Охраняли…
– Устали, – улыбнулся Алексей Алексеевич. – В вашем возрасте быстро устаешь, организм молодой. Идите домой, отдыхайте. Мы тут сами все закончим.
Алексей Алексеевич махнул рукой, и водитель засыпал яму со смолой щебнем. Откуда-то появились лопаты и носилки, люди стали таскать щебень и заравнивать им все ямы и рытвины на площади.
– Идите, идите, – Алексей Алексеевич натянул пупырчатые резиновые перчатки. – Надо спать.
– Спать, – сказал Генка. – Теперь идем спать.
Глава 11
Улица Победителей
– С праздником, – сказал Витька.
Отец оторвался от бесплатной рекламной газеты – в последнее время он вдруг решил заняться разведением на балконе грибов-вешенок и искал объявления о продаже специальной грибной рассады.
– С каким праздником-то? – спросил отец.
– С Днем Победы. – Витька уселся за стол.
Отец бросил газету на пол и посмотрел на календарь.
– Действительно… Девятое мая… День Победы.
Отец как-то сразу подобрался. Снова посмотрел на календарь, заварил чай.
– Мой дедушка, ну, твой прадед, он с войны вернулся без руки. И притащил с собой «маузер». А прабабке не сказал, спрятал на сеновале. Она как-то раз пошла корову доить и наткнулась на этот «маузер», испугалась и кинула его в печь. А мы потом полдня прятались – патроны в печи рвались…
Отец помолчал, вспоминая свое послевоенное детство.
– А орденов у прадеда твоего была целая куча. Он выпить любил, а как он выпьет – мы к нему лезем: дедушка, дай медальку, дедушка, дай медальку. Все мальчишки тогда выпрашивали у отцов медальки, принято так было. Дед добрый был, мне каждый раз какую-нибудь медальку или орден выдавал. А они тяжелые были, удобные, мы ими в расшибалку играли. Растерялось все, конечно…
Отец налил в стакан чая и стал громко пить.
– Ну, и к чему все это? – спросил Витька.
– Что – к чему?
– К чему это ты мне рассказал?
– К чему? К тому, что вы, молодое поколение, ничего не хотите знать. Занимаетесь всякой ерундой, ни о чем не думаете, ни о чем не помните…
– А вы помните? – спросил Витька.
– Чего?
– Вы помните?
Отец не ответил. Витька хмыкнул, стянул из холодильника гнилое молдавское яблоко и направился на улицу Победителей.
За ночь город подготовился к празднику. На углах домов появились трехцветные флаги, на фасадах административных зданий – фанерные и пластиковые гвоздики и стилизованные изображения ордена Победы. Кое-где встречались даже увеличенные фотографии маршала Жукова на коне и без оного. Народу на улицах было немного, основные мероприятия в этом году намечались на вторую половину дня. Возле городского Вечного огня, в месте, где обычно собирались ветераны в День Победы, еще никого не было, только одинокий фотограф с мраморным догом да старушка, торгующая гвоздиками. Витька купил у нее три цветка.
Жмуркин и Генка ждали его в начале улицы Победителей. Оба были одеты в костюмы, Генка в костюме смотрелся весьма комично, костюм был ему мал, видимо прошлогодний, отчего Генка походил на обряженный в пиджак и короткие шортики воздушный шарик. Жмуркину костюм, напротив, шел, и Витька подумал, что, если бы не прыщи на лбу, Жмуркина можно было бы даже назвать аристократом. Сам Витька в костюм обрядиться не догадался, натянул свитер и джинсы. Генка пожал Витьке руку, Жмуркин строго кивнул. Витька молча протянул им по гвоздике, и они пошагали к памятнику.
Жмуркин был молчалив, за всю дорогу он не сказал ни слова. Генка тоже. Сначала Витька решил было, что Жмуркин и Генка поругались, но по тому, как Генка сжимал гвоздику, и по тому, как у Жмуркина дергалась нижняя губа, Витька догадался, что его друзья просто волнуются.
Витька тоже немного волновался. Эту ночь памятник был без охраны, а обиженные расхитители вполне могли отомстить.
Но все было в порядке. Черный танк стоял на своем постаменте. Буквы золотились на солнце, звезды блестели рубиновой краской, обода катков выкрашены в белый цвет. Ограда была цела. Посаженные деревца прижились.
– Слава богу! – выдохнул Генка. – Все на месте.
Жмуркин вытер лоб.
– Я думаю, больше сюда никто не сунется, – сказал появившийся будто ниоткуда Алексей Алексеевич. – Мэр после телепередачи обещал взять все городские памятники под личный контроль. А он дядька серьезный. Да и Соболь со своими ребятами позаботятся. Кстати, посмотрите-ка вон туда. – Алексей Алексеевич указал тростью вверх.
Витька поглядел. На столбе, под маленьким жестяным козырьком, чернел глазок видеокамеры.
– Теперь на пульте общегородского наблюдения есть и этот памятник, – сказал Алексей Алексеевич. – Так что, если кто покусится, сразу наряд приедет. Теперь можно не беспокоиться.
– А мы и не беспокоимся, – сказал Жмуркин.
Жмуркин направился к памятнику.
Остановился перед столбиком фамилий. В руке большая красная гвоздика. Алексей Алексеевич стоял справа от Жмуркина, Генка и Витька слева. Алексей Алексеевич в мундире, на груди целая куча орденов и медалей, Витька сумел опознать орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Генка оглядел награды и восхищенно показал Витьке два больших пальца.