— Верно, — согласилась Катя. — Только если зачеркивать, будет грязно. Ну, ничего. Людмила Федоровна догадается.
И Катя стала писать дальше:
«А теперь и весь наш класс, весь отряд по звеньям, дал честное пионерское, что все у нас пойдет по-другому. И уж никто-никто не сможет сказать, что мы у Вас распустились. Дорогая Людмила Федоровна, честное пионерское — все будет хорошо!»
После сбора
Шагая через две ступеньки, Катя, радостная и взволнованная, поднималась по лестнице к себе домой.
«Только бы все были дома, — думала она. — Ужасно хочется все поскорей рассказать!»
А рассказать было о чем. Только что у них в отряде кончился сбор. Сначала говорили об успехах класса за всю четверть. Анна Сергеевна взяла слово и, раскрыв свою записную книжечку, стала подробно говорить о каждой своей ученице. Всем было интересно и даже немножко страшно слушать, как она разбирает, что у кого хорошо получается, что плохо и почему, какие у кого достоинства и какие недостатки. В общем, оказалось, что Надежда Ивановна была совершенно права. За каких-нибудь несколько недель Анна Сергеевна успела узнать класс так, как будто она преподавала в нем по крайней мере целый год. Катя даже вздрогнула от удивления, когда Анна Сергеевна сказала: «Ну вот, например, Катя Снегирева. Что ж, о ней можно сказать много хорошего. Она интересуется занятиями, работает не за страх, а за совесть. Видимо, много читает, но, к сожалению, у нее есть существенный недостаток: она очень любит витать в облаках…» Витать в облаках! Подумать только — точь-в-точь то же самое всегда говорила Людмила Федоровна! Сговорились они, что ли? В общем, Анна Сергеевна про всех сказала очень много важного и правильного. Девочки переглядывались. Некоторые очень смутились, а некоторые были рады.
Потом начались перевыборы. Стелла попросила, чтобы председателем выбрали кого-нибудь другого, а ее освободили. Во-первых, у нее, кроме школы, много занятий. «А во-вторых, — сказала она, и тут девочки очень удивились, — я для этого не подхожу. У меня ничего не выходит. Пусть кто-нибудь другой…» Настя и Валя почему-то переглянулись и разом посмотрели в Катину сторону. Катя даже смутилась — чего это они на нее смотрят? Но в это время Надежда Ивановна спросила, согласен ли отряд освободить Стеллу. Оказалось, что все согласны: «Ну, раз ей трудно, раз она не может, — пусть делает что-нибудь другое». — «Хорошо, — сказала Надежда Ивановна. — Кого же вы предлагаете на место Кузьминской? Только подумайте хорошенько, чтобы больше не ошибаться». — «Настю Егорову!» — сказала Катя. Но ее никто не услышал. Все разом заговорили: «Катю! Катю Снегиреву!» — «А еще кого? — спросила Оля. — Давайте записывать кандидатов». — «И записывать нечего! — сказала Настя. — Катю Снегиреву — и все!» И тридцать четыре пионерки как одна подняли руки. Только Катя сидела, опустив глаза и дергая обеими руками кончики кос. «Единогласно!» — сказала Надежда Ивановна.
…«Ох, сколько у меня теперь будет дела! Сколько будет дела!» — говорила себе Катя, перескакивая через ступеньки лестницы и перебирая рукой знакомые до последней зазубринки перила.
В это время чьи-то быстрые, легкие шаги послышались на верхней площадке и дробью простучали по ступенькам.
— Танечка! — крикнула Катя, узнав сестру по шагам. — А я уже председатель совета отряда! За меня все-все девочки голосовали, ну прямо все — до одной!
— Поздравляю! — бросила на ходу Таня и побежала дальше.
— Танечка! — крикнула ей вслед Катя, перегнувшись через перила. — А ты мне поможешь составить план сборов?
— Обязательно! — ответила снизу Таня.
— А сейчас ты куда?
— На край света.
— Нет, правда, куда?
— На Ленинские горы. На стройку университета. Беседу проводить.
— В университете?
— Нет, в поселке. В Черемушках, у строителей.
И дверь внизу хлопнула. Катя в несколько секунд добежала до своей площадки.
От нетерпения она нажала кнопку звонка с такой силой, что вдавила ее куда-то вглубь и уже не могла вытащить. Звонок заверещал как бешеный, ни на секунду не умолкая.
В передней послышались быстрые мамины шаги, бабушкино шарканье и Мишин крик:
— Это из нашего класса!
Дверь распахнулась.
— Что случилось? — спросила мама испуганно.
— Мамочка, меня выбрали в председатели совета отряда! Единогласно! Бабушка, у нас есть что-нибудь красненькое? Мне нужно пришить к рукаву вторую нашивку!
— А может быть, сперва руки помоешь и пообедаешь, председатель? — сказала укоризненно бабушка. — И звонок-то, звонок-то уймите! Ведь оглохнуть можно!
— Принеси-ка, Мишук, ножницы или отвертку, — сказала мама.
— Я и так вытащу, — ответил Миша. — Только мне без табуретки не достать.
Он притащил табуретку, вскарабкался на нее и очень ловко, с помощью тонкого гвоздика, высвободил застрявшую где-то в глубине розетки кнопку. Оказалось, что в карманах у него добрая дюжина гвоздей самых разных размеров.
— Ну и монтер! — удивилась бабушка.
— Настоящий электротехник, — согласилась с ней мама. — Только напрасно ты, Мишук, носишь гвозди в карманах. Неужели нет для них другого места?
Бабушка пошла греть Кате обед, так и не дослушав всех ее новостей. Это, пожалуй, немножко огорчило бы Катю, если бы не мама. Но мама до того заинтересовалась Катиными делами, что даже пошла с ней в ванную и, пока дочка мыла руки, расспрашивала ее обо всем подробно.
— А как же ваша Стелла Кузьминская? Неужели ее совсем отстранили?
— Что ты! Она сама отказалась, — ответила Катя. — Она теперь будет редактором. Ей, мамочка, подходит быть редактором, она читает много и пишет очень грамотно. И потом, нельзя же отталкивать человека!
— Ну конечно! — сказала мама.
— А на моем месте, — продолжала Катя, — теперь будет Лена Ипполитова. Ты помнишь ее? Такая серьезная девочка. В очках.
Мама кивнула головой.
— Она у нас раньше была редактором, — сказала Катя. — Но ей это трудно, потому что у нее зрение слабое. Поэтому на ее месте будет теперь Стелла, а Лена ей будет помогать. Она обещала.
— Вот и прекрасно, — сказала мама.
— И потом, мамочка, я уже знаю, какие у меня будут отметки в четверти. Только две четверки. По арифметике и по рукоделию. А то все — пятерки.
— Ну что ж, это неплохо, — сказала мама и поцеловала дочку в голову.
— Нет, мамочка, раньше это было хорошо, а теперь не очень-то. Как же — председатель совета отряда, и вдруг четверки! У Стеллы было круглое пять!
— Правильно! — сказала мама.
— По арифметике я непременно подтянусь. Буду каждый день решать по задаче и по два примера, если даже не задано, и подтянусь. А вот с рукоделием прямо не знаю, что делать… Нет, знаю!
Катя накинула на крючок полотенце, опрометью бросилась в кухню и чуть не столкнула с ног бабушку.
— Бусенька, ты мне поможешь подтянуться по рукоделию? У меня — четыре, а мне нужно непременно пять!
— Чего — пять? — спросила бабушка.
— Да не «чего», а просто пятерку. Ты же понимаешь, что председателю совета отряда надо учиться только на пять!
— А! Ну конечно, конечно, — сказала бабушка. — Что ж, найду тебе работу по рукоделию. Вот у меня кстати на кухонном полотенце петелька оторвалась. Пришей-ка!
Катя замахала руками:
— Да нет, что ты, бабушка! Какие там петельки! Мне нужно научиться вышивать болгарским крестом. А у меня так медленно выходит и так неаккуратно.
— А ты больше иголкой работай: петельку пришей, чулки заштопай, вот и будет аккуратно и быстро. А если по разу в неделю иголку в руки брать, так ничему и не научишься. Это дело такое — терпения требует.
Катя вздохнула.
«Всюду терпение да терпение! Прямо терпения нет».
Вечером, перед сном, Катя вытащила листок со своими старыми обязательствами и перечитала их. Ей казалось, что теперь придется все переделать, что все прежнее уже осталось где-то позади. Но нет! То, что Катя взяла на себя месяц тому назад, теперь стало только еще важнее и нужнее. Она приписала всего лишь одно — двенадцатое — обязательство:
12. Буду учиться на круглое пять.
Потом она вырвала еще один листок из подаренной Таней тетради и написала:
Что бы такое сделать, чтобы всем в отряде было интересно?
Но придумать интересные дела оказалось не так-то легко.
«Скорей бы Таня пришла. Она-то уж придумает!»
И тут Катя с досадой стукнула кулаком по столу: «Какая ж я глупая! Таня на Ленинские горы уехала, может быть, самого Андрея Артемова там увидит… Надо было попросить ее разузнать про этого мальчика, Сережу Решетникова. А вдруг за это время Артемов его нашел? Интересно, где теперь Сережа живет и у кого? И как это я все-таки опять забыла, что хотела искать его? Как это случилось, что опять забыла? Ах, да! Сначала папа приехал, потом надо было наладить все в классе, потом надо было писать письмо Людмиле Федоровне… А сегодня — опять такой необыкновенный день! Теперь дел у меня, конечно, прибавится еще больше. Как бы опять не забыть про Сережу! Нет-нет, теперь уж этого не будет. Вот бы разыскать его всем отрядом, самим разыскать, а потом с ним переписываться! Это было бы здорово!..»
И прежде чем лечь спать, Катя вывела на листке под длинным названием: «Что бы такое сделать, чтобы всем в отряде было интересно?» — две строчки:
Узнать, как разыскивают пропавших детей, и начать всем отрядом искать Сережу Решетникова.
Как разыскивают пропавших детей?
На другой день после уроков Анна Сергеевна задержалась в классе. Она разбирала ученические тетради в шкафу и не сразу обратила внимание на то, что в конце почти опустевшего уже класса собралось в кружок несколько ее учениц.
— В нашей стране дети не могут потеряться, — говорила Катя обступившим ее со всех сторон подругам. — Если Сережа жив, мы непременно его найдем!
Анна Сергеевна обернулась.
— Девочки, вы еще не ушли? — удивилась она. — Что вы шушукаетесь, как заговорщицы?
Но девочки только улыбались да переглядывались.
— Спроси ты!
— Нет, ты!
Анна Сергеевна положила в свой и без того полный портфель еще несколько тетрадей и, закрыв шкаф, подошла поближе.
— Ну что? — спросила она, глядя на девочек выжидающе. — Хотите о чем-нибудь спросить?
— Можно? — начала Катя. — Только это, Анна Сергеевна, не по предметам, а так… вообще.
— Ну, спрашивай «так вообще», — сказала, улыбнувшись, учительница.
— Анна Сергеевна, — начала опять Катя, — вы не знаете, как разыскивают детей?
Анна Сергеевна недоумевающе пожала плечами:
— Каких детей?
— Которые потерялись, — объяснила Настя. — То есть не то что совсем потерялись. Они, может быть, где-нибудь живут, но только неизвестно где…
Анна Сергеевна кивнула головой:
— Понимаю, понимаю. Во время войны было много детей, потерявших родителей, и родителей, потерявших детей. В Москве несколько лет назад был даже устроен отдел розыска — для того чтобы помочь родителям и детям найти друг друга.
Все помолчали.
— А вы не знаете, Анна Сергеевна, — озабоченно блеснув очками, спросила Лена Ипполитова, — где находится этот отдел?
— Как же, знаю, — ответила Анна Сергеевна, переводя внимательный взгляд с одной девочки на другую. — При управлении милиции Москвы. А почему вас это так интересует? Кто у вас потерялся?
— Один мальчик, — серьезно ответила Катя. — Только не у нас. Мы случайно про него узнали. Он сын одного замечательного героя, и нам очень хотелось бы его найти.
Анна Сергеевна кивнула головой.
— Я тоже искала детей, — задумчиво сказала она. — Мальчика и девочку.
— Каких детей? — спросила Валя Ёлкина.
— Племянников своих.
— А как их зовут?.. Сколько им лет?.. — заговорили девочки наперебой. — Где они пропали?
— Погодите, погодите, не все сразу, — сказала Анна Сергеевна. — Звали их Алик и Сонечка. А пропали они во время войны. Их мама, моя сестра, ехала с ними на пароходе из осажденной Одессы. Пароход разбомбили.
— Ой! — в один голос сказали Настя и Лена. — Утонули? Да?
— Наверно, утонули, — тихо сказала Анна Сергеевна.
— Ну, а тетеньку вы искали? — спросила еще тише Настя. — То есть вашу сестру?
Анна Сергеевна легонько похлопала Настю по плечу:
— Искала, конечно.
— И нашли?
— Нет.
— Никого-никого?
Анна Сергеевна чуть улыбнулась:
— Нет, нельзя сказать, чтобы совсем никого. Алика нашла. Только не того…
Девочки с удивлением смотрели на нее:
— Не того? Как же это? Другого, значит?
— Да, другого. Я узнала в сорок пятом году, что в одном детском доме, в городе Орехово-Зуеве, живет Алик Тарасов, шести лет. Ну, конечно, собралась и сразу же поехала.
— Значит, вашего племянника так и звали — Алик Тарасов? — спросила Катя. — И было ему тогда как раз шесть лет?
— В том-то и дело, — сказала Анна Сергеевна. — Если бы он был жив, ему было бы в то время как раз шесть лет… Приезжаю, вижу — славный мальчуган. Беленький, сероглазый, а наш был черный, как жучок.
— Чужой мальчик, — сказала Аня, грустно покачав головой.
— Да, был чужой, а стал свой. Очень я его полюбила. Каждый праздник к нему езжу, а иногда и он ко мне приезжает. Зовет меня «тетя Аня». Пишет мне письма.
— Как родной племянник, — сказала Настя.
— Совсем как родной. Да я и всех ребят в этом детском доме знаю теперь. Отличные ребята… Вот будут у нас зимние каникулы — может быть, и съездим к ним на елку.
— Ой, правда? — закричали все сразу. — Можно туда поехать? Они недалеко живут?
— Как сказать… Три часа езды все-таки.
— На поезде?
— Да, по железной дороге… Ну, пора по домам. Скоро вторая смена придет.
И в самом деле, дверь отворилась, и на пороге показалась уборщица, тетя Поля, с ведром и щеткой.
— Вот засиделись-то! — сказала она нараспев. — Вот заучились-то! Ну идите — отдыхайте. А то всю науку себе заберете, другим ничего не останется.
Подарки
Сбросив с одной ноги туфлю и просунув ногу под ремень щетки, Таня натирала пол. Паркет уже сверкал, как зеркало. В нем отражались окно, край шкафа и ножки стола, но Таня все терла и терла.
Надев очки, бабушка посыпала сахарной пудрой и толченым орехом свой особенный, самый праздничный пирог.
На диване лежали накрахмаленные, легкие и пышные, как взбитые сливки, тюлевые занавески.
— Таня, — говорила Катя, — уже блестит. Так блестит, что лучше нельзя. Хватит! Давай лучше повесим вместе занавески, не будем дожидаться маму. Она придет, а у нас уже все готово. Ну давай, Танечка!
— А ведь это идея! — сказала Таня и, надев вторую туфлю, побежала в переднюю за лесенкой.
Через раскрытые форточки вливался с улицы свежий осенний воздух. Вымытые стекла так и сияли. В них даже неизвестно отчего появился какой-то радужный блеск.
Таня легко взобралась на стремянку.
— Ну-ка, подавай, — сказала она, — да смотри осторожней.
Катя взяла обеими руками легкий алюминиевый карниз, с которого спускалась на кольцах шуршащая занавеска. Кольца сами собой скользили по круглому карнизу и нежно позванивали.
— Выше держи, выше! — закричала Таня. — Не волочи по полу!
Катя приподнялась на цыпочки и вытянула руки как только могла, а Таня, нагнувшись, приняла карниз у Кати из рук и навесила его на крючки.
— Так будет ровно? — спросила она.
— Нет, немножко криво, — ответила Катя. — Справа надо приподнять. Еще чуточку выше. А теперь чуточку ниже. Вот так, кажется, совсем ровно… Ой, Танечка, до чего стало красиво!
Катя даже в ладоши захлопала.
— Давай скорей нарядим и второе окно. А то оно как будто ободранное… Бабушка! Бабуся! Бабулечка! Да оторвись ты на минутку от своего пирога, посмотри, какая красота! Ах, как я люблю убирать квартиру перед праздником!
Бабушка оглянулась и посмотрела поверх очков сперва на занавески, а потом на Катю.
— Красота-то красота, — сказала она, — а только хорошо, кабы ты, Катенька, любила порядок не только перед праздником, а и по будням.