Да.
Я могу. И должен.
Моя нога начинает дергаться от нового приступа паники.
Кажется, Отем ничего не замечает.
— Тебе нужно пригласить Сашу на выпускной.
— Опять этот выпускной, — сунув кончик большого пальца в рот, я покусываю ноготь. — Не уверен, что хочу пойти.
— Что? Ты должен пойти.
— Но я не хочу.
Одди пинает меня.
— Кстати… Меня пригласил Эрик.
Повернувшись, я таращусь на нее.
— Что-что? И почему я ничего об этом не знал?
— Понятия не имею. Я написала про это в Инстаграме.
— То есть теперь мы вот как обмениваемся новостями? Через посты в соцсетях? — я достаю телефон. И правда, у нее в ленте фотография ее гаража, обклеенного стикерами в форме слова «Выпускной?».
Невероятно креативно, Эрик.
— Пригласи Сашу. И мы пойдем все вместе.
Мое дыхание застревает в горле. Я беру ее за руку.
— Я не могу, Одди.
Она пытается скрыть расстройство. От этого я чувствую себя и хорошо, и ужасно.
Ну, то есть, Себастьян совершенно точно не пошел бы со мной. Но сейчас мое сердце принадлежит ему, и до тех пор, пока он не решит, что с ним делать, забрать его назад я не могу.
Отем смотрит на меня, и несколько следующих секунд мы странным образом синхронно дышим.
Высвободив руку, я хватаю еще одну морковку — на этот раз без чувства вины.
— Спасибо.
Отем встает, оставляет мне доесть ее ланч и целует меня в макушку.
— Мне нужно успеть пересечься с миссис Поло до шестого урока. Пиши, если что.
Кивнув, я наблюдаю, как Одди исчезает в здании, а потом беру свой телефон. После нескольких вариантов останавливаюсь на этом:
«Как прошли выходные?»
Себастьян тут же начинает что-то писать в ответ. Кровь по моим жилам несется со слишком большой скоростью.
Точки на экране то появляются, то исчезают, и я уже ожидаю целую диссертацию про футбол и переезды из Прово в Орем, но через пять минут получаю лишь:
«Хорошо! :(»
Он подшучивает, что ли?
Я смотрю на экран. Стук моего сердца уже не просто отдается в горле — оно словно пульсирует в каждом органе, заполняя все пустоты тела. Если закрою глаза, я его услышу.
И я никак не могу придумать, что ответить.
Так что отсылаю эмодзи с поднятым вверх большим пальцем и убираю телефон в сторону.
Съев еще четыре морковки, решаю проверить входящие.
Себастьян прислал гору, а спустя несколько минут еще два сообщения:
«В эти выходные из Солт-Лейк-Сити к нам приезжают мои дедушка с бабушкой.Мама сказала пригласить тебя на ужин. Наверное, для тебя это звучит ужасно, но они милые».
«И я бы хотел, чтобы ты пришел».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мне кажется, в приглашении Себастьяна скрыт какой-то секретный код. Возможно, так он напоминает мне о необходимости нам обоим быть осторожными. Или же это его единственный способ выразить свою тревогу из-за моей книги, ведь потенциально она может ему устроить аутинг. Потому что, ну, серьезно, ничто более ярко не могло продемонстрировать мне разницу между нашими жизнями, чем мой приход к Себастьяну домой; даже он сам заметил, как завороженно я таращился по сторонам.
Плюс ко всему это наше приключение в горах… Мы целовались, и это был не случайный чмок, а поцелуи с языком, прикосновениями и далеко идущими намерениями. Я даже вспоминать о них не могу без ощущения жара по всему телу, как от горячей ванны. Пока мы шли назад по тропе, Себастьян не мог на меня посмотреть, чтобы не покраснеть при этом. В какое же безумие превратится ужин?
Что он творит?
Я стою в комнате и придирчиво разглядываю себя в зеркало. Одежда новая и хотя бы подходит по размеру — за последние несколько лет я вырос так сильно, что почти все стало коротковато: и рукава, и штанины брюк. Я перемерил семь вариантов одежды, а поскольку недавно сделал новую стрижку, выгляжу вроде бы неплохо. Меня беспокоит, что в рубашке «Квиксильвер» с коротким рукавом я кажусь чересчур небрежным. С другой стороны, в рубашке с длинным рукавом и галстуке я выглядел бы слишком самоуверенно, будто пришел на свидание или на знакомство с родителями своей половинки.
Что, конечно же, не соответствует действительности. По крайней мере, я так не думаю…
— Так что, вы как бы… теперь встречаетесь?
Прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, Хейли окидывает меня оценивающим взглядом.
Я снова смотрю в зеркало.
— Черт его знает.
Неодобрительно поцокав языком, сестра идет к кровати и неуклюже плюхается на нее.
— Твоя манера выражаться им не понравится.
Я снова тихо чертыхаюсь, потому что, блин, она права. Мне следует следить за своим языком.
— Ты не знаешь, вместе вы или нет, но идешь на ужин с его семьей? Странно.
— Откуда ты про это знаешь?
— Если это должно было остаться в тайне, тебе не стоило так громко обсуждать это с мамой и папой посреди дома.
— Это не совсем тайна, но…
Но все-таки тайна.
Хейли кивает. Ей явно не требуется мое пояснение, и видеть ее не сконцентрированной на самой себе приятно. Когда мы решили сюда переехать, родители посадили сестру на стул и ясно дали понять, что ее осмотрительность крайне важна. Даже я заметил панику мамы, когда она говорила Хейли, что если та (например, от злости) кому-нибудь обо мне расскажет, то последствия будут катастрофическими. Потому что люди не настолько понимающие и принимающие, как мы. Особенно в Прово.
Наклонившись поднять разбросанные вещи, я вспоминаю, что Хейли учится вместе с Лиззи.
— Сегодня я увижусь с Лиззи. Передам ей от тебя привет.
Хейли морщит нос.
Со смехом я раскладываю футболки обратно по ящикам и вешаю в шкаф все остальное.
— Ты удивишься, но они все такие.
Застонав, она перекатывается на спину.
— Она постоянно улыбается и здоровается со всеми подряд.
— Какой кошмар.
— Как кого-то может радовать быть мормоном? — в словах Хейли я сейчас впервые слышу всю нашу предвзятость. — Я бы сама себя за такое поколотила.
Я мало общался с Лиззи, но чувствую острую потребность встать на ее защиту.
— Ты говоришь как необразованная тупица.
Увидев лежащий на ночном столике заряжающийся телефон, она берет его и вводит пароль.
— Спорим, ее радость поутихла бы, узнай она, что ты хочешь залезть в штаны к ее брату?
— Заткнись, Хейли.
— А что? Думаешь, они все равно пригласили бы тебя на ужин, если бы узнали? Для них ты дьявол, пытающийся заманить их сына в ад.
— Вообще-то, в ад они не верят, — протянув руку за телефоном, говорю я. — Так что не говори ерунду.
— Это тебя Себастьян уже учит мормонизму?
— Это мама говорила. Я просто пытаюсь узнать его получше, а значит, мне надо понимать, во что он верит.
Но Хейли умеет смотреть сквозь мое лицемерие.
— Да-да, о чем и речь. Он уже говорил тебе, что мормоны, конечно же, вот-вот одобрят гей-браки? Или что готовы признать конверсионную терапию ужасной ошибкой? — с сарказмом интересуется она. — Никаким чудесным образом Себастьян не поймет, что ты нравишься ему больше Бога, Иисуса или Джозефа Смита. Все это плохая идея.
Ее слова бьют по самому больному. Я выхватываю у нее свой телефон.
— Ну ты и стерва.
***
Даже во второй раз дом Себастьяна все так же пугает. Уже по фасаду можно все понять о семье, которая здесь живет. Дом белый и аккуратный, поддерживаемый в чистоте, но не чрезмерно. Выглядит гостеприимно и уютно, но при этом я словно могу его испортить: оставить где-нибудь отпечатки своих пальцев… например, на коже их старшего сына.
Внедорожник Бразеров стоит внутри незакрытого гаража, а на подъездной дорожке припаркован новый Лексус. Видимо, он принадлежит дедушке с бабушкой Себастьяна. Проходя мимо, я смотрю на свое отражение в пассажирском окне, и моя нервозность усиливается вдвое. Как мне выдержать ужин в обществе самой добропорядочной семьи в Прово, не показав себя при этом влюбленным по уши, коим, собственно, я и являюсь?
Может, Хейли действительно была права: это действительно плохая идея.
Собравшись с духом, я звоню в дверь. Звук эхом проносится по дому, после чего слышится голос Себастьяна:
— Я открою!
В груди стремительно нарастает волнение.
Дверь распахивается, и от одного его появления мне становится нечем дышать. После занятий я Себастьяна не видел — а тогда все было неловко и немногословно. И в тот раз он на меня даже не взглянул, но сейчас все наоборот. Каждый нейрон, который отвечал за беспокойство, стоит ли мне сейчас здесь находиться, растворяется в сером веществе мозга.
Закрыв за собой дверь, Себастьян выходит на крыльцо. На нем брюки и белоснежная рубашка с расстегнутым воротничком. Тот открывает вид на гладкую шею, ключицы и верх груди, большая часть которой скрыта. У меня текут слюнки.
Интересно, у него был галстук? Который он снял ради меня?
— Спасибо, что пришел, — говорит Себастьян.
Сердце бьется отчаянно быстро, а при попытке как-то ослабить это напряжение возникает чувство, будто между ребер всадили нож. Мне хочется как можно скорее сказать ему, что я планирую переписать всю книгу, но вместо этого из меня вырывается:
— Спасибо, что пригласил.
— Ага, — говорит он и, сделав шаг вперед, показывает на дверь. — Все это, скорее всего, окажется довольно скучным мероприятием. Решил предупредить заранее. И заранее прошу прощения, если они начнут говорить про церковные дела, — Себастьян проводит рукой по волосам, и я тут же вспоминаю, какие они были на ощупь во время нашей прогулки. — Удержаться они не смогут.
— Да ладно. Ты только взгляни на меня: я просто обожаю разговоры про церковные дела.
Себастьян смеется.
— Даже не сомневаюсь, — глубоко вздохнув, он приглаживает волосы, поправляет рубашку и поворачивает дверную ручку.
Я останавливаю его, положив руку ему на плечо.
— Ситуация действительно странная, или это только мне так кажется?
Я отдаю себе отчет, что пытаюсь поймать хоть какой-то намек на то, помнит ли Себастьян, чем мы занимались, и понравилось ли это ему.
Прозвучавший ответ компенсирует все тревоги недели.
— Не только тебе, — его взгляд встречается с моим, а на лице появляется самая потрясающая улыбка, какую я только видел. Ни на одном висящем внутри семейном портрете Себастьян так не улыбается.
Повинуясь импульсу, вдруг говорю:
— Я решил заново начать книгу.
Себастьян смотрит на меня с искренним удивлением.
— Правда?
— Да, — отвечаю я, тяжело сглатывая и почти задыхаясь от ускорившегося пульса. — Я не могу перестать думать о… Обо всем… но понимаю, что не смогу тогда сдать книгу, — живот скручивает от беспокойства из-за необходимости начать книгу по-новой и одновременно от радости его видеть. Из-за этой нервозности легко врать. — И я уже успел кое-что написать.
Кажется, он хотел услышать именно это, и выражение его лица мгновенно светлеет.
— Это хорошо. Я могу тебе помочь, — в течение нескольких секунд Себастьян смотрит на мой рот, но потом поднимает взгляд. — Готов?
Когда я киваю, он открывает дверь и подбадривающе смотрит на меня, после чего мы заходим в дом.
Внутри пахнет свежевыпеченным хлебом и жареной индейкой, а из-за прохладной погоды окна слегка запотели. Я иду вслед за Себастьяном мимо небольшой главной гостиной — привет тебе снова, фотография семнадцатилетнего Себастьяна, привет всем вам, Иисусы, привет и тебе, жестокая надпись на табличке, — к некоему объединенному пространству, где в одном конце семейная комната, а в другом кухня.
Там сидит мужчина — как я понимаю, отец Себастьяна — и смотрит телевизор.
Увидев нас, он встает. Епископ Бразер выше Себастьяна сантиметров на пять, но у него такого же цвета волосы и такая же расслабленная манера держаться. Даже не знаю, кого я ожидал увидеть — кого-то более пугающего, наверное, — но он застает меня врасплох, протягивая руку для пожатия и улыбаясь точно такой же улыбкой, как у сына.
— Ты, наверное, Таннер, — ярко-голубые глаза отца Себастьяна светятся радостью. — Я много о тебе слышал.
Он… Что он сейчас сказал?
Я неуверенно кошусь в сторону Себастьяна, который демонстративно смотрит в сторону.
— Да, сэр, — отвечаю я и тут же поправляюсь: — То есть епископ Бразер.
Он смеется и кладет руку мне на плечо.
— Я только в церкви епископ Бразер. Зови меня Дэн.
Мой отец ни за что бы не одобрил, что я называю по имени кого-то из родителей своих друзей, но спорить не решаюсь.
— Хорошо. Спасибо, мистер… Дэн.
По лестнице спускается пожилой мужчина. Его темные волосы вьются у ушей, но несмотря на строгость костюма и начинающие седеть виски, он выглядит моложе и даже немного по-хулигански.
— Аарону требовалась помощь с лего. А когда он спросил, как мне удалось сообразить, что нужно делать, я упомянул про свой диплом инженера. Теперь Аарон тоже хочет пойти учиться на инженера, чтобы строить из лего всю свою жизнь. Должно получиться, как мне кажется.
Себастьян подходит ко мне.
— Дед, это Таннер. Мой друг с Семинара.
На меня внимательно смотрят уже такие знакомые ярко-голубые глаза.
— Еще один писатель! — восклицает он и протягивает руку. — Я Эйб Бразер.
— Приятно познакомиться, сэр, — отвечаю я. — И это Себастьян писатель. Я же больше похож на мартышку, которую допустили к клавиатуре.
Дэн с его отцом смеются, а Себастьян смотрит на меня, нахмурив брови.
— Неправда.
Я сквозь смех бормочу что-то вроде «Ну ладно, как скажешь». Потому как, если честно, сам факт, что я могу писать лишь о происходящем день за днем, а потом даю ему прочитать урезанную версию глав, до сих пор довольно унизителен.
На кухне Себастьян знакомит меня со своей бабушкой Джуди, которая интересуется, поблизости ли я живу. Наверное, это завуалированный вопрос, из какого я прихода.
— Он живет недалеко от загородного клуба, — отвечает за меня Себастьян и спрашивает, надо ли чем-нибудь помочь. В ответ звучит отказ, и тогда Себастьян говорит, что в таком случае мы пойдем поработаем над моей рукописью.
Мою кожу словно окатывает ледяной водой.
— Хорошо, дорогой, — отвечает его мама. — Ужин будет готов минут через пятнадцать. Скажи сестрам, чтобы шли мыть руки, ладно?
Кивнув, Себастьян ведет меня по коридору.
— Я не взял с собой новую рукопись, — шепчу я, пока мы поднимаемся по лестнице. Мне стоит немалых усилий держать взгляд опущенным и не таращиться на Себастьяна сзади.
Наверху коридор разветвляется в две стороны.
Здесь расположены спальни.
Я наблюдаю за тем, как Себастьян подходит к комнате Фейт. Внутри ее спальни все пушистое и розово-фиолетовое, с намеками на уже начинающийся подростковый возраст со всей сопутствующей жутью.
Постучав в приоткрытую дверь, он заглядывает в комнату.
— Скоро ужинать, иди мой руки, хорошо?
Она что-то ему отвечает, и Себастьян уходит.
— Ты меня слышал? — на этот раз чуть громче шепчу я. — Никакой рукописи у меня с собой нет.
Кажется, я сделал огромную ошибку, дав ему понять, что работаю над новой книгой. В скором времени он захочет ее увидеть, так ведь?
Посмотрев на меня через плечо, Себастьян подмигивает.
— Я слышал. И позвал тебя сюда не ради работой над твоим текстом.
— А-а… ладно.
Ухмылка Себастьяна становится озорной.
— Наверное, я должен показать тебе дом.
Мне и так понятно, что показывать тут особо нечего — здесь, наверху, только четыре двери и все, — но я киваю.
— Родительская спальня, — показывая самую большую из комнат, говорит он. Над их кроватью висит еще одно фото храма в Солт-Лейк-Сити, а рядом оформленные в рамку слова «СЕМЬЯ — ЭТО НАВСЕГДА». На стенах развешаны детские фотографии, сделанные в школе или во время каникул, и на каждой радостные улыбки. — Дальше ванная, комната Фейт и комната Аарона. А моя внизу.
Мы возвращаемся на первый этаж, потом поворачиваем и спускаемся на еще один пролет вниз. Наши шаги приглушены толстым ковром, а голоса в доме становятся все тише и тише.