— Блин, — бормочет Отем рядом со мной. — Он заставляет меня глупо улыбаться.
Ее слова — приглушенный отголосок моих мыслей: его улыбка не оставляет и следа от меня прежнего. Я ощущаю беспокойство — что-то внутри уверяет меня, что мы должны быть вместе, иначе мне никогда не будет хорошо.
Не имея понятия о моей внутренней катастрофе, Отем разочарованно вздыхает.
— Как жаль, что он мормон.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Вторая половина дня понедельника выглядит следующим образом: домашнего задания у нас нет, мама приходит с работы пораньше и решает воспринять это как знак, что с детьми нужно поехать по магазинам. Моя сестра Хейли в восторге от идеи накупить побольше прикидов в похоронном стиле. А я соглашаюсь поехать — хоть и без особого энтузиазма — в основном потому, что если останусь один, то проведу несколько часов за ноутбуком, открыв кучу вкладок и пытаясь узнать побольше про Себастьяна Бразера.
К счастью, нам составила компанию Отем. Мне кажется, суперспособность мамы в том, чтобы по каким-то сверхъестественным причинам выискивать самую уродливую одежду для своих отпрысков. Так что в этом случае Отем идеальная поддержка. Но, к сожалению, с ними тремя поблизости осуществлять поиск информации о Себастьяне мне приходится более скрытно. Отем может сильно удивиться, если увидит, что я гуглю фото нашего симпатичного помощника учителя. Мама с Хейли знают о моем увлечении парнями, но та же мама точно не будет в восторге, узнав, что объект моего текущего интереса — сын местного епископа.
Организованная религия — это не та тема, которую с теплом встречают в нашем доме. Мой отец еврей, но не был в синагоге уже несколько лет. Мама выросла в традициях СПД в Солт-Лейк-Сити, что к северу отсюда, но в девятнадцать лет разорвала все отношения с общиной, когда ее младшая сестра, моя тетя Эмили, в старших классах открыто заявила о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, после чего от нее отвернулись и родители, и церковь. Конечно же, меня тогда и в помине не было, но я слышал кое-какие рассказы и видел, как на лбу у мамы набухала вена, когда при ней заходила речь об узколобых религиозных взглядах. Мама продолжает общаться с родителями, но, как и любой отзывчивый человек, не хочет оправдывать гонения на близких из-за кучки устаревших книжных правил.
В связи с этим, вам, наверное, хочется спросить, почему мы живем здесь, где мормонов больше всего в мире? По иронии судьбы, снова из-за мамы. Два с половиной года назад один крупный стартап по разработке программного обеспечения переманил ее из Гугла, где она была единственным старшим инженером-программистом с женским генотипом и при этом могла заткнуть за пояс любого. В NextTech ей предложили должность генерального директора, но мама предпочла работу технического, что означало почти неограниченный бюджет на технологические разработки. Сейчас ее команда создает для НАСА какое-то ПО для 3D-моделирования.
В любой другой семье, которая, несмотря на две шестизначные зарплаты, с трудом позволяла себе жизнь в районе Саут-Бей, это решение принялось бы на раз-два. Предстоит повышение зарплаты в городе, стоимость жизни в котором равна стоимости содержимого нашего самого маленького шкафа в Пало-Альто? Отлично! Но из-за маминого прошлого решение о переезде было мучительным. Я до сих пор помню, как однажды поздно вечером родители спорили об этом, думая, что мы с Хейли уже спим. Папа считал это возможностью, которую мама не должна отбрасывать и которая будет подпитывать ее воображение. Она была согласна — но переживала о том, как это повлияет на детей.
В частности, на меня. За два месяца до поступившего предложения я признался родителям, что бисексуален. Ну, «признался», наверное, слишком громко сказано. В рамках своего выпускного проекта мама создала скрытое от пользователя программное обеспечение, которое позволяло работодателям отслеживать, чем заняты сотрудники. Оно оказалось настолько простым и удобным, что сделали и потребительскую версию, после чего продали практически в каждый дом, где есть компьютер, по всей стране. Наверное, мне стоило бы сложить два и два и догадаться, что мои родители тоже его используют, прежде чем смотреть порно с телефона.
Это был неловкий разговор, но, по крайней мере, он привел к компромиссу: я мог без надзора посещать некоторые сайты, если только они, по словам мамы, «не дают мне нереалистичного представления о сексе или о том, как должны выглядеть наши тела».
И вот мои родители, ярые анти-мормоны, вместе с эмо-дочерью и бисексуальным сыном переехали в мормонскую страну чудес. Чтобы компенсировать свою вину и быть при этом уверенными, что я всегда сумею себя защитить (что означало: быть очень и очень осторожным насчет того, кому открыться), они сделали наш дом воплощением гей-прайда. Большую часть времени мы с Отем проводим у нее дома, а Хейли ненавидит почти всех (и к ней никто никогда из ее ведьминского шабаша не приходит), поэтому ЛГБТ-статьи, PFLAG-листовки [PFLAG — некоммерческая организация «Родители, семьи и друзья лесбиянок и геев» — прим. перев.] и футболки с радугой дарились мне по поводу и без, сопровождаемые поцелуями и гордыми взглядами. Иногда мама клала мне на наволочку стикер на баннер с мотивирующей надписью, который посреди ночи впивался острым углом мне в щеку.
НЕ БУДЬ ТЕБЯ НА СВЕТЕ, ВСЕ БЫЛО БЫ ИНАЧЕ!
СМЕЛОСТЬ — ЭТО ОСТАВАТЬСЯ САМИМ СОБОЙ В МИРЕ, КОТОРЫЙ ДИКТУЕТ БЫТЬ ДРУГИМ.
ЛЮБОВЬ НЕ ЗНАЕТ ГРАНИЦ.
НОРМАЛЬНЫЙ — ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ РЕЖИМ СТИРАЛЬНОЙ МАШИНЫ.
Много лет Отем находила их то тут, то там, но не особенно обращала внимания, бормоча:
— Опять эти штучки из Сан-Франциско.
Сейчас, когда я сижу в машине и с отвисшей челюстью тайком просматриваю фотографии Себастьяна, думать об этом смешно, потому что я начинаю фантазировать, как он зачитывает мне эти надписи своим низким и мягким голосом. Даже простое воспоминание о тех трех фразах, которые он произнес сегодня, превращает меня в перепившую цветочного нектара пчелу.
Привет, народ.
О, моя книга выходит в июне.
Я здесь, чтобы помочь. Поэтому, если я вам нужен, пользуйтесь мной.
Я чуть с ума не сошел, когда он так сказал.
Поиск в интернете ничего нового мне не дал. Большинство результатов на запрос «Себастьян Бразер» вели в стейк-хаус в Омахе, на ссылки со статьями о Семинаре и анонсами его книги.
А вот в Гугл-фото я получил даже больше ожидаемого. Тут есть фотографии, где он играет в бейсбол и футбол (да-да, одну я себе сохранил), и несколько, сделанных во время интервью местным газетам. Его слова мало что говорят о нем самом — они явно уже заученные наизусть — но на большинстве снимков он в галстуке, а в сочетании с его волосами… Я готов начать делать папку с порно-коллекцией имени Себастьяна.
Он и вправду самый красивый парень из всех, кого я когда-либо видел лично.
В Фейсбуке ничего. У него закрытый аккаунт (ну еще бы), поэтому мне не видны ни его фото, ни статус отношений. Не так уж меня это и волнует — и не будет волновать, ведь времени прошло совсем немного. Он просто лакомый мормонский кусочек, и все. И это внезапное влечение не приведет ни к чему интересному. Я просто не допущу этого — мы с ним по разные стороны очень высокого забора.
Я закрываю все вкладки в телефоне, а то вот-вот начну превращаться в сетевого сталкера. Охотиться на него в Инстаграме или Снэпчате бесполезно. Даже сама возможность наткнуться на селфи сонного Себастьяна без футболки способна погубить всю мою нервную систему.
В торговом центре мы с Отем идем за мамой, петляющей мимо стоек с одеждой в магазине «Нордстром». Я как послушная глина в их руках. Мама тянет меня к столу с рубашками и прикладывает несколько к моей груди. Прищурившись, она интересуется мнением Отем, и после того как они безмолвно посовещались, мама откладывает почти все рубашки в сторону. Я не отпускаю ни единого комментария, поскольку знаю, как надо себя вести.
Моя сестра где-то в одиночестве ищет себе одежду, дав нам приятную передышку от ее постоянной потребности препираться. Отем с мамой хорошо ладят, и, когда они вместе, на какое-то время мне не нужно фокусироваться на общем разговоре; они сами себя неплохо развлекают.
Мама прикладывает к моей груди отвратительную ковбойскую рубашку.
На это я не обращать внимания не могу.
— Нет.
Проигнорировав меня, она снова смотрит на Отем в ожидании вердикта. Но Одди всегда на моей стороне, поэтому неприязненно морщит нос.
Повесив рубашку обратно, мама спрашивает:
— Как твое расписание в этом семестре?
— Мне очень нравится, — Одди дает маме синюю рубашку с коротким рукавом RVCA. Я незаметно поднимаю два больших пальца. — Правда, придется поменять современную литература на Шекспира, а матан, наверное, станет моей погибелью, но в остальном — хорошо.
— Уверена, Таннер будет рад тебе помочь с ним, — отвечает мама, и я чувствую, что Отем закатывает глаза. — А как у тебя, дорогой?
Я облокачиваюсь на стойку, скрестив поверх нее руки.
— После ланча добавил биологию, и теперь на последнем уроке мне хочется спать.
Мама собрала свои прямые светлые волосы в хвост и перед выходом переоделась из рабочей одежды в джинсы и свитер. Так она выглядит моложе, и если Хейли снимет свою жуть в стиле Уэнзди Аддамс, то они с мамой будут выглядеть как сестры.
Словно читая мои мысли, позади меня в ту же секунду материализуется Хейли и сгружает маме целый ворох черной одежды.
— Штаны мне ни одни не понравились, но эти футболки крутые, — говорит она. — Может, пойдем поедим? Я умираю с голоду.
Мама смотрит на кучу тряпок у себя в руках, и я вижу, как она мысленно считает до десяти. Сколько себя помню, родители всегда поощряли каждого из нас быть самим собой. И когда я начал задаваться вопросом относительно своей сексуальности, они сказали, что их любовь ко мне не зависит от того, куда я суну свой член.
Ладно, они выразились несколько иначе; просто мне нравится так говорить.
В прошлом году, когда моя сестра решила выглядеть как труп, они прикусили язык и сказали, что она может самовыражаться, как ей того хочется.
Мои родители святые, когда речь заходит о терпении, но я понимаю, что оно у них уже на исходе.
— Три рубашки, — говорит мама и отдает кипу тряпок обратно Хейли. — Я сказала тебе выбрать три рубашки и две пары брюк. А черных футболок у тебя и так несколько десятков. Еще десять тебе не нужны.
Пресекая попытку Хейли поспорить, мама поворачивается ко мне.
— Значит, на биологии тебе хочется спать. Какие еще новости?
— Одди стоит оставить себе современную литературу. Это стопроцентная пятерка.
— О! Наш помощник учителя на Семинаре суперсекси! — говорит ей Отем.
Будто инстинктивно желая меня защитить, мама скользит взглядом в мою сторону, а уже потом смотрит на Одди.
— И кто он?
— Себастьян Бразер, — с придыханием отвечает Отем.
Стоя позади нас, Хейли издает стон, и мы оборачиваемся в предчувствии неизбежного.
— Его сестра Лиззи в моем классе. Она вечно такая счастливая.
Я усмехаюсь.
— Какая гадость, да?
— Таннер, — предупреждающе говорит мама.
А моя сестра толкает меня в плечо.
— Заткнись, Таннер.
— Хейли!
Отем решает сменить направление нашего внимания.
— Себастьян учился на Семинаре в прошлом году. Видимо, его книга на самом деле была хороша.
Мама протягивает мне футболку с узором пейсли, которая настолько ужасна, что я даже не готов это вслух произнести. Она прикладывает ее к моей груди и строго на меня смотрит.
— О, значит, он ее продал, да? — спрашивает она у Отем.
Та кивает.
— Надеюсь, по ней снимут фильм, причем с ним в одной из ролей. У него такие мягкие волосы и такая улыбка… Господи.
— Он часто краснеет пятнами, — не думая, добавляю я.
Мама застывает, но Отем, кажется, в моих словах не замечает ничего странного.
— Точно.
Мама вешает рубашку и сдержанно смеется.
— Кажется, нас ждут проблемы.
При этих словах она смотрит на Отем, но я не сомневаюсь, что имеет в виду меня.
***
Мой интерес к внешнему облику Себастьяна Бразера к пятничному занятию не уменьшился. Впервые с тех пор как переехал сюда, я стараюсь ничем себя не выдать. Если бы я увлекся помощником учителя женского пола, то не было бы ничего странного, если кто-нибудь поймал меня на взглядах в ее сторону. Но с ним мне попадаться никак нельзя. И, откровенно говоря, поддержание нейтрального выражения лица сильно утомляет. Фудзита с Себастьяном обходят аудиторию, пока мы записываем идеи всеми возможными способами — план-конспект, отдельные фразы, тексты песен, рисунки, — я же на чистом листе бумаги рисую спирали, лишь бы не следить за его передвижениями. Сидящая рядом со мной Отем стучит по клавиатуре со скоростью тысяча слов в минуту, не поднимая головы для передышки. Это отвлекает и раздражает. Абсурд, конечно, но мне кажется, будто она каким-то образом высосала из меня всю творческую энергию. Но когда я встаю, чтобы уйти в другой конец аудитории и побыть одному, едва не сталкиваюсь с Себастьяном.
Грудь к груди, мы стоим и смотрим друг на друга, прежде чем отойти на шаг.
— Извини, — говорю я.
— Да нет, это ты меня извини, — его голос низкий и тихий, с каким-то гипнотизирующим ритмом. Интересно, когда он начнет давать проповеди, будет ли его голос звучать менее осуждающе, чем у других?
— Фудзита сказал, что я должен поработать с тобой более тесно, — говорит Себастьян, и я понимаю, что он шел поговорить со мной. Его щеки раскрашивает румянец. — Он сказал, что ты немного… м-м-м, отстаешь по части планирования идеи, и мне стоит обсудить это с тобой.
Внутри формируется готовность защищаться. Прошло всего три занятия, а я уже отстаю? Да и еще приходиться выслушивать это от него: застегнутого на все пуговицы религиозного шарлатана, которого я не могу выкинуть из головы! Я смеюсь — чересчур громко.
— Да все нормально. Серьезно. К следующей неделе догоню. Я не хочу, чтобы ты тратил свое время…
— Я не против, Таннер, — он сглатывает, и впервые за все это время я замечаю, какая длинная у него шея и какая гладкая кожа.
Мое сердце колотится сильней. Мне не нравится находиться под его воздействием.
— Мне нужно в уме разложить все по полочкам, — отвечаю я, а затем ухожу, сгорая от стыда.
Я ожидал, что Себастьян будет просто кратким увлечением, мимолетной фантазией на одну ночь. И все. Но я ошалело наблюдал всего лишь за его хождением по классу. А пока стоял рядом с ним, чуть в панике не разучился дышать. Он словно контролирует окружающее его пространство, но не потому что качок внушительных размеров или какой-нибудь агрессивный мачо. Складывается впечатление, что свет падает на черты его лица как-то иначе. Не так, как на остальных.
Несколько минут спустя подходит Отем и кладет руку мне на плечо.
— Ты в порядке?
Ни капли.
— Конечно.
— Не стоит волноваться, насколько далеко ушли остальные.
Нырнув из одного стресса в другой — написание книги, — я смеюсь.
— Вот спасибо тебе, Одди, за лишнее напоминание.
Она издает стон и, положив голову мне на плечо, смеется.
— Я не это хотела сказать.
Глянув в сторону, замечаю, что на нас смотрит Себастьян, после чего тут же отворачивается. Привстав на цыпочки, Отем целует меня в щеку.
— Вечеринка в честь дня рождения Мэнни по-прежнему в силе?
Лазертаг на восемнадцатилетие? Эксклюзивно, только в Юте.
— Не знаю.
Мне нравится Мэнни, но, если честно, я человек простой. И вряд ли смогу выдержать длинный вечер с лазертагом.
— Да ладно, Танн. Там будет Эрик. Мне нужен кто-то для поддержки, чтобы не только выглядеть по-идиотски в присутствии Эрика, но и заняться чем-то еще.
Школа — это такая кровосмесительная тусовка. Отем увлечена Эриком, который сохнет по Рейчел — сестре девчонки, которую я поцеловал на Хоумкаминг в прошлом году и с которой сейчас встречается брат лучшей подруги Хейли. Ткни пальцем практически в любого — каждый находится друг от друга на расстоянии шести поцелуев.