Но тут ничем более интересным и не заняться.
***
Сквозь двойные стеклянные двери боулинг-клуба Fat Cats просачиваются звуки электронной музыки. Парковка забита до отказа. В любом другом городе я бы этому удивился, но это же Прово, а сейчас вечер пятницы, поэтому мини-гольф, лазертаг, космический боулинг заняты по-максимуму.
Подсветка телефона Отем освещает ее профиль, пока она умудряется что-то быстро печатать и идти рядом со мной по обледеневшему тротуару.
Взяв под руку, я веду ее мимо группки ребят помладше, глаза которых тоже прикованы к телефонам, и завожу внутрь.
Спустя год после приезда мы все вместе отправились на папином Приусе в Вегас на свадьбу моей тети Эмили с ее девушкой Шивани. У нас с Хейли были вытаращены глаза на протяжении всех выходных: цифровые билборды, стрип-клубы, выпивка и полуголые тела… От подобного зрелища отвести взгляд было нереально.
Вот и здесь, несмотря на очевидные различия вроде размера заведения или отсутствия не совсем одетых официанток, в воздухе витает примерно такое же безумие. Fat Cats — это Вегас для детей и трезвенников. Будто загипнотизированные, посетители кидают жетон за жетоном в мигающие лампочками автоматы в надежде выиграть хоть что-нибудь.
Я замечаю группу людей, которых знаю по школе. Джек Торн рубится в какую-то зажигательную, как я понимаю, игру, похожую на скибол, и у его ног уже свисает лента билетов. Футболист-Дэйв играет в пинбол с Клайвом, зажав свой неизменный футбольный мяч между стоп. Сам именинник, наш друг Мэнни Лавеа, отлынивает от веселья, стоя вместе со своими братьями у дальних столиков. К огорчению Отем, Эрика нигде не видно.
Я оглядываю силуэты на фоне гигантского экрана, висящего над дорожками — прости, Thunder Alley, — но быстро сдаюсь.
— Ему пишешь? — спрашиваю я у Отем, заметив, что она пристально смотрит на экран своего телефона.
— Нет.
— Тогда почему пропала в телефоне? Ты едва поднимаешь голову, чтобы глотнуть воздуха.
— Просто делаю заметки, — говорит она, потом берет меня за руку и ведет мимо кассы, где обналичивают билеты, к столикам. — Для книги. Ну, знаешь, всякие мысли, появляющиеся в голове, обрывки диалогов. Это лучший способ сделать намеченное. В понедельник Фудзита будет ждать подвижек в работе.
От напряжения все внутренности сжимаются, и я меняю тему.
— Пойдем, Одди. Выиграю тебе что-нибудь.
Я выигрываю огромного тигра, который — признаю это не без чувства вины — в скором времени отправится на свалку, после чего мы с Отем возвращаемся к столикам, как раз когда приносят еду. Уставшая на вид женщина по имени Лиз пытается навести хотя бы подобие порядка на этой вечеринке, но в итоге сдается и ставит в центр стола поднос с овощами и дип-соусом. Честно говоря, мы бываем тут так часто, что она прекрасно понимает: можно смело уйти и выкурить пачку сигарет, пока идет веселье.
К нам присоединяется Эрик, когда мама Мэнни раздает бумажные тарелки и вся группа — порядка двадцати человек — выстраивается в очередь у другой стороны столов. Тут стандартный набор в виде плохой пиццы и Спрайта, но я еще кладу себе немного из блюд, которые приготовила мама Мэнни. Его семья родом с Тонга, и когда я в десятом классе переехал сюда из многообразия Саут-Бей, был несказанно рад увидеть в море улыбчивых белых лиц хотя бы одно смуглое. Из-за миссионерской работы на Гавайях и других островах Тихого океана здесь, в Юте, удивительно много полинезийцев. Мэнни и его родные не исключение, но они из тех СПД-семей, которые открыты к общению. Мэнни большой и веселый; парень, который почти всегда улыбается. Наверное, я мог бы им даже увлечься, не будь это такой очевидной потерей времени: он на миллион процентов гетеро. И я готов поставить все свои деньги вплоть до последнего пенни, что в день свадьбы Мэнни будет девственником.
Встав рядом с Отем, я уже открыл было рот, чтобы подколоть насчет всего одной хлебной палочки у нее на тарелке, но слова исчезли, так и не появившись. В другом конце зала стоит Себастьян Бразер и разговаривает с двумя братьями Мэнни. Мой пульс срывается на бешеный галоп.
Я и не знал, что он сюда придет.
Одди тянет нас сесть на скамейку и, погруженная в свои мысли, делает глоток воды. Посмотрев на нее повнимательней, я замечаю, что, готовясь к сегодняшнему вечеру, она приложила дополнительные усилия: выпрямила волосы, нанесла этот липкий блеск для губ. Уверен, даже блузка на ней новая.
— Ты почему не ешь? — достав салфетку из упаковки, спрашиваю ее я.
Чтобы доказать, что она не смотрит на Эрика, Одди делает фото своей еды на тарелке, внимательно рассматривает получившийся снимок, потом что-то пишет и поворачивает телефон ко мне экраном. На белой бумажной тарелке лежит одна хлебная палочка, а под ней красуется подпись «Ужин».
Она серьезно?
— Пицца выглядела бы слишком жирной, а все остальное слишком странное, — показывая на мою тарелку, говорит Отем. — Вот в этом подобии салата, например, сырая рыба.
Снова подняв голову, я незаметно смотрю ей за спину и вижу, что Себастьян подошел к столику недалеко от нашего. Рядом с ним на скамье лежит его рюкзак, и мне мгновенно становится интересно, где Себастьян побывал до этого. На занятиях? В библиотеке? Он живет в кампусе университета? Или дома с родителями?
Я возвращаюсь к своей еде.
— Это севиче. Помнишь, ты пробовала его в Парк-Сити? Тебе понравилось.
— Не припомню, чтобы это мне могло понравиться, — но Отем все равно берет вилку, чтобы утащить кусочек. — Кстати, ты видел, кто здесь?
Можно подумать, я бы пропустил его появление.
Эрик с Отем какое-то время болтают, и хотя я не особенно обращаю на них внимания, все равно чувствую время от времени появляющуюся неловкость. Да и кто бы ее не заметил? Отем смеется чересчур громко. А после затянувшегося молчания они то и дело начинают говорить одновременно. Может, Эрику она тоже нравится? Тогда это объясняло бы, почему они оба ведут себя словно парочка семиклассников. Наверное, плохо, да, что я испытываю по этому поводу облегчение, хоть эти отношения и могут повлиять на всех нас? Моя дружба с Одди значит для меня очень и очень много, поэтому я не хочу, чтобы между нами оставались даже самые малозаметные намеки на предполагаемый роман. Если ситуация вырулит в сторону нормальной, возможно, я смог бы ей все рассказать о себе.
Может, мне нужно обсудить с кем-нибудь дилемму насчет Себастьяна?
И при этой мысли мои воображаемые кошачьи уши поворачиваются назад, в его сторону. Как будто само присутствие Себастьяна распространяет вокруг звуковые волны. И я хочу каждую секунду знать, где он. Хочу, чтобы он меня заметил.
Но план срывается, когда Мэнни тащит всех нас играть в лазертаг. Я неохотно иду вслед за ними в отдельную комнату для получения инструкций.
Отем решила просто понаблюдать из специального соседнего помещения, а я стою рядом с Эриком и гадаю, смогу ли улизнуть незамеченным, прежде чем начнется игра. Но как только делаю шаг в сторону выхода, на арене появляются Себастьян с Коулом, братом Мэнни. Я чуть жвачкой не подавился.
Мне даже не удалось притвориться, будто я слушаю инструктаж. Не в состоянии оторвать взгляд от Себастьяна, рассматриваю его лицо, челюсть и волосы в этом необычном освещении. Судя по всему, он тоже не особенно внимательно слушает, потому что оглядывает помещение и замечает меня.
В течение одной,
двух,
трех,
четырех секунд
он не отводит взгляд.
Узнав меня, Себастьян улыбается, а у меня появляется ощущение, будто пол резко уходит из-под ног.
Помогите…
Я неуверенно и ошалело улыбаюсь ему в ответ.
— Меня зовут Тони, и я буду вести вашу игру, — представляется инструктор. Я отвожу взгляд от Себастьяна и смотрю прямо перед собой. — У вас уже есть капитаны? — когда никто не вызывается добровольцем, он показывает на Себастьяна и Коула, стоящих поодаль, после чего жестом говорит нам идти вслед за ним взять жилеты.
Каким-то образом в этой толпе Эрик оказывается в самом конце, а я прямо рядом с Себастьяном. Да благословит Господь Эрика. В комнате с двух сторон висят оборудованные блоками питания жилеты. Словно бортпроводник перед взлетом, Тони показывает, как надеть жилет и как застегнуть его спереди.
— Отключите бластер от зарядного устройства и нажмите на спусковой крючок, — говорит он. — На экране появится кодовое имя. Все увидели свои имена?
Делаю, как он говорит, и на экране появляется имя «Патриот». Украдкой глянув в сторону Себастьяна, я вижу, что у него на экране написано «Сержант Синий».
— Запомните это имя. После игры на табло у каждого имени будет стоять счет. Чтобы набрать очки и выиграть, вам нужно уничтожить противников из другой команды. Попасть вы сможете в одно из шести мест, — Тони тянет к себе за рукав Мэнни. — Вот куда нужно целиться, — говорит он и пальцем показывает на каждую подсвеченную область на жилете.
— Если вам попадут в плечо или в спину, вспыхнет световой сигнал на жилете, и противнику будет засчитано очко. Если же попадут в грудь, то помимо прочего у вас будет еще временно заблокирован бластер. И стрелять вы не сможете. Тогда вы пригнетесь и будете прятаться, до тех пор пока бластер не разблокируется.
Отпустив Мэни, он оглядывает арену.
— На арене будет две команды, и жилеты каждой будут подсвечены определенным цветом, — показав на Коула, он говорит: — Команда красных, — а потом показывает на Себастьяна. — Команда синих. Главное, стреляйте не в свой цвет. База каждой команды соответствует ее цвету. За уничтожение базы противника вы получите тройные очки.
Стоящий рядом со мной Себастьян переминается с ноги на ногу, и я вижу, как мельком он смотрит на меня, опускает взгляд мне на ноги, а потом отводит его. По моей коже бегут мурашки.
— И прежде чем мы приступим, — добавляет Тони, — несколько правил. Быстро не бегать: вы можете натолкнуться на что-нибудь или на кого-нибудь. Не ложиться на пол, иначе на вас кто-нибудь наступит. Запрещен любой физический контакт, включая парное уединение в темноте. Мы вас увидим.
Я кашляю, и Себастьян снова переминается с ноги на ногу.
Заканчивает Тони предупреждением о том, что нельзя бить друг друга оружием и — не дай бог — использовать ненормативную лексику, после чего мы начинаем.
В комнате с жилетами было довольно тускло, но к полутьме арены моим глазам все равно приходится привыкнуть. Команды рассредоточились вдоль стен, которые выглядят сделанными из неоновых кирпичей, и в центре арены я вижу нашу базу. Темные лампы обрамляют светящиеся декорации, но в целом мало что можно разобрать. Раздается звук включаемых один за другим лазеров, и начинается обратный отсчет.
Пять…
Четыре…
Три…
Два…
Один…
Воздух разрезает звук сирены. Я бегу сначала вдоль одной стены, а потом вдоль другой. Тут так темно, что едва можно что-нибудь различить, но по периметру арены нарисованы неоновой краской полосы и проложены цветные лампы. На фоне зеленой бочки в углу мелькает подсветка чьего-то жилета.
Я стреляю, и жилет вспыхивает красным, зарегистрировав попадание. Мой собственный жилет так же загорается лампочками, когда я заворачиваю за угол. «Цель поражена», — написано на моем бластере, но, видимо, я попал в плечо, потому что как только кто-то пытается увернуться, я еще могу стрелять, поразив его в датчик на груди и вырубив тем самым его оружие.
С другой стороны появляются два других игрока, и, развернувшись, я бегу к базе. На арене жарко и душно. По шее течет струйка пота, а пульс зашкаливает. Грохочет музыка и звуковые эффекты, и если закрыть глаза, не трудно представить, что все мы коллективно бредим, а не носимся в темноте с пластмассовыми бластерами и палим друг в друга. Попав еще в двоих игроков, я выдаю серию выстрелов по базе красных и получаю один в спину.
Вернувшись тем же путем, каким пришел сюда, я натыкаюсь на Эрика.
— Рядом с бочкой сидят в засаде, — говорит он. — Ждут, когда кто-нибудь пробежит мимо.
Я киваю, в состоянии узнать его в этой темноте лишь по белой футболке и датчикам на жилете.
— Обойду кругом! — ору я, пытаясь перекричать музыку. — Попробую напасть на них сзади.
Эрик хлопает меня по плечу, и я несусь вокруг перегородки.
Арена представляет собой двухуровневый лабиринт с пандусами, на которые можно запрыгнуть, спасаясь от стрельбы, или же чтобы получше прицелиться.
«Цель поражена», «Цель поражена», «Цель поражена», — высвечивается на экране моего бластера, а на моем жилете загораются лампочки. Позади раздаются звуки шагов. Но когда я поднимаю бластер, чтобы выстрелить, он не срабатывает. Значит, попали мне в грудь. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы найти свою базу или место, где спрятаться, как вдруг в меня кто-то врезается всем телом и оттаскивает за угол, как раз когда мимо пробегает Коул и кто-то из его команды.
— Мать тв… спасибо, — вытерев вспотевший лоб, говорю я.
— Не за что.
Пульс сбивается с ритма. Я чуть не забыл, что здесь Себастьян. Он глубоко вздыхает, и у меня по позвоночнику пробегает дрожь.
Здесь слишком громко для разговоров, а он стоит слишком близко, чтобы я мог повернуться и посмотреть на него, и это не выглядело бы странно и интимно. Поэтому я просто продолжаю стоять, пока плавится мой мозг.
Себастьян не убрал руки с моего жилета, и я спиной прижат к его груди. Все это длится секунд десять — ровно столько нужно, чтобы снова включился мой бластер — но клянусь, я кожей ощущаю каждый миг. Даже среди всего этого шума могу расслышать биение своего сердца. Пальцы покалывает от желания протянуть руку назад и прикоснуться к его лицу — почувствовать, как он покраснеет.
Я хочу остаться в этой темноте навечно, но чувствую, как в руке возвращается к жизни бластер. Больше не выжидая ни секунды, Себастьян отталкивает меня и кричит следовать за ним к базе красных. Из-за угла появляется Эрик, и все мы бежим вдоль перегородки.
— Давай! Давай! — кричит Себастьян, и мы одновременно стреляем. Несколько выстрелов — и база вспыхивает красным, после чего откуда-то сверху раздается голос:
— База красных уничтожена. Игра окончена.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Впервые за все время учебы в школе мне не нужно приклеивать расписание к дверце шкафчика, чтобы не перепутать четные и нечетные недели. В первую учебную неделю Семинар Фудзиты был в понедельник, среду и пятницу. На этой — во вторник и четверг. И до конца года недели так и будут чередоваться.
Я вижу три возможных варианта развития событий.
При первом я полюблю недели с понедельником, средой и пятницей, потому что у меня есть возможность три раза увидеть Себастьяна.
При втором я возненавижу эти же недели, поскольку несмотря на три возможности его увидеть, он присутствует только на одном занятии.
А при третьем я возненавижу их, потому что даже если Себастьян будет присутствовать на всех трех занятиях, внимания мне все равно не уделит.
В случае реализации последнего сценария я буду чувствовать досаду, что запал на твердолобого последователя Церкви СПД, утоплю свою печаль в сырном соусе к картошке-фри, отращу себе пузо и, провалившись на Семинаре, потеряю шанс поступить в колледж в другом штате.
— О чем задумался? — спрашивает Отем, подойдя сзади и положив подбородок мне на плечо.
— Ни о чем, — я захлопываю шкафчик и застегиваю рюкзак. На самом же деле я думаю, что считать Себастьяна твердолобым было бы несправедливо. Не знаю, как это объяснить, но его вера кажется более глубокой.
Отем раздраженно фыркает и идет по коридору на Семинар.
Я догоняю ее, лавируя в толпе бегущих и тащащих друг друга на спине одиннадцатиклассников. И тут же задаю свой вопрос, чему научился у нее же.
— А о чем задумалась ты? — по крайней мере, ее подробный ответ отвлечет меня от погружения в безумие.