— Какая настырная, слушай! Хорошо, скажу поточнее. Двести пятьдэсят баксов тэбя устроит на пэрвое врэмя?
— Еще как! — обрадовалась Валя, не веря своему счастью.
Суток не прошло, как она в Москве, а у нее уже есть работа. Да какая — в огромном, современном магазине, явно самом лучшем во всем микрорайоне! Об этом и мечтать было трудно.
— Будешь колбасу рэзать, — все так же добродушно объяснил Муртаз Аббасович. — Завтра придешь, тэбе все покажут. Опаздывать нэльзя, штраф дэсять баксов. Болтать во врэмя работы тоже нэльзя. Кушать только в пэрэрыв. Покупатели пожалуются — опять штраф. Поняла?
— Да, — озадаченно произнесла Валя.
Вот те раз — значит, ее берут сюда на колбасу, туда, где, как пчелки, пашут молодые, загнанные девчонки. По двенадцать часов в день не отходить от машинки — и ни словом перекинуться с соседкой, ни яблока пожевать!
Бровастый меж тем со снисходительной ухмылкой наблюдал за Валиной реакцией на свои слова.
— Ну, как?
— Соглашайся, — шепнула сзади Люся, о существовании которой Валя почти позабыла.
«В конце концов, двести пятьдесят баксов на дороге не валяются», — решила она и отчаянно тряхнула головой:
— Я готова.
— Отлично, — самодовольно проговорил Муртаз Аббасович. — Паспорт у тэбя с собой?
— Дома, — огорчилась Валя.
— Нычего. Завтра принесешь. Мэдицынскую кныжку мы тэбе сдэлаем. Как звать?
— Валентина, — быстро проговорила Валя и тут же поправилась: — Колесникова Валентина Николаевна.
— Харошо, Валэнтина Николаевна, — засмеялся бровастый, — жду тэбя завтра к дэвяти. Сначала зайдешь ко мнэ, потом Людмила Ивановна отвэдет тэбя на мэсто. До свиданья.
— До свиданья, — проговорила Валя и вышла из кабинета.
— Ну вот и сладилось, — удовлетворенно сказала Люся, прикрывая директорскую дверь, — трудовой книжки у тебя, поди, тоже нет?
— Трудовая есть. Я уже давно подрабатываю.
— Тем лучше. — Люся впервые за все время их с Валей знакомства улыбнулась своими коралловыми губами. — Ты не сомневайся. Такое место в твоем положении — редкая удача. У нас покупателей пруд пруди, со всего района к нам идут, девочки не успевают всех обслужить. В колбасном обычно не меньше семи человек работают, а тут, неделю назад, одна уволилась. Матвеева, Саша. Что поделать, муж военный, переводят в другой город. Вот ты на ее место и заступишь. Обучим тебя, будешь не хуже других резать. Потом, глядишь, и на повышение пойдешь. Опять же, денег прибавят. Но это не сразу, — спохватилась Люся, уловив мечтательный Валин взгляд, — пока что себя зарекомендовать нужно. Муртаз Аббасович жутко строгий, но справедливый. Дисциплина у нас ого-го, потому и выживаем в условиях конкуренции.
Валя слушала и кивала. Она ни о чем не жалела и была исполнена энтузиазма. Колбаса так колбаса. Главное, что она уже устроена, что завтра ее первый рабочий день, а, значит, совсем скоро можно будет не зависеть от вредной и сердитой Евгении Гавриловны, снять свое жилье, послать в Ульяновск кругленькую сумму, да и про себя тоже не забыть.
— Ну, ладно, — наконец махнула рукой Люся, — ты сейчас идти домой, хорошенько отдохни, спать ложись пораньше, чтобы завтра силы были. До встречи.
— Спасибо. — Валя благодарно улыбнулась.
— Не за что, — засмеялась Люся, — все, я побежала. Гуд бай. — Она вытолкнула ее обратно в зал и моментально растворилась.
Валя постояла немного, потом подошла к прилавку с колбасами. Она долго смотрела на работу девушек, и постепенно ей стало казаться, что в ней нет никакой особой сложности. Пожалуй, быть официанткой значительно труднее, чего стоит только одно умение увертываться от перебравших клиентов!
Закончив свое наблюдение, Валя во второй раз покинула универсам. На этот раз она не стала нигде больше задерживаться, а сразу двинулась к дому. Зашла в подъезд, поднялась на нужный этаж, отомкнула квартиру.
— Кт-то т-там? — тут же вопросил из комнаты Петруша. — Вор-ры?
— Ну, почему сразу воры? — засмеялась Валя. — Нельзя быть таким подозрительным.
Она занесла продукты на кухню, отломила от пастилы кусочек и, зайдя в комнату, сунула его между прутьев клетки. Сначала попугай недоверчиво нахохлил радужные перышки, затем несмело клюнул крепким, желтоватым клювом.
— Ну как? — спросила у него Валя. — Вкусно?
— Дря-янь! — лаконично изрек тот и принялся щипать пастилу со всех сторон.
— Если гадость, нечего тогда жрать, — обиделась Валя и поглядела на старинные, деревянные часы с гирьками, висевшие на стене.
Время только час, делать абсолютно нечего. Она поколебалась и включила телевизор. На экране шел какой-то сериал, начала которого Валя не видела. Она устроилась на диване, закинув ногу на ногу, и принялась с интересом смотреть.
Тетка должна была прийти лишь к вечеру, и Валя почувствовала себя полной хозяйкой: во время рекламной паузы сбегала в кухню, быстренько вскипятила электрочайник, налила себя чаю и, прихватив пастилу, вернулась обратно к телевизору.
— Пр-риятного апп-петита, — прокомментировал ее действия Петруша.
— И тебе того же, — насмешливо проговорила Валя, откусывая крепкими белыми зубами пастилу.
Вскоре фильм ей наскучил. Она решила поглядеть, что еще есть интересного в теткиной квартире, кроме старинных часов, телевизора и не в меру умной говорящей птицы. Залезать в шкаф показалось ей неприличным, а вот один из ящиков комода был все равно соблазнительно приоткрыт. Валя осторожно выдвинула его до конца, и ее взгляду представилась стопка толстых фотоальбомов в пыльных, изъеденных молью, бархатных переплетах. «В самый раз», — подумала она и, выудив наугад один из альбомов, раскрыла его на первой странице. Там оказалось два снимка, старых, черно-белых, с пожелтевшими, нечеткими краями. Оба снимка изображали молодую девушку в платье с матросским воротничком, с лицом строгим и чрезмерно худым и длинными, темными волосами, распущенными по плечам. Валя без труда узнала в незнакомке Евгению Гавриловну.
Вот ведь елки-палки — а тетка-то, кажется, в юные годы была очень даже ничего, хоть и тощевата маленько. Небось и ухажеров у нее хватало.
Словно в подтверждение Валиных мыслей на следующей странице располагалось фото симпатичного молодого человека с курчавой шевелюрой и папиросой в зубах. Внизу карточки шла надпись витиеватым, затейливым почерком: «Милой Женечке на вечную память от Георгия Р.».
Валя с детским любопытством принялась воображать, кто же такой был этот Георгий Р. Может быть, теткин муж, который потом ушел, бросив ее? Верно, с тех пор она и стала такая злющая — неудача в любви хоть кого сделает стервой. Интересно, а детей у них не было?
Валя хотела было перевернуть еще страничку, как вдруг из прихожей послышался звук отпираемого замка. Она вздрогнула от неожиданности и, точно воришка, поспешно захлопнула альбом.
— К-кто там? — оглушительно гаркнул Петруша.
— Свои, успокойся, — ворчливо произнес голос Евгении Гавриловны, и тотчас вслед за этим сама она появилась на пороге комнаты.
При виде растерянной Вали с альбомом в руках ее лицо, и без того длинное и узкое, вытянулось еще больше.
— Это еще что за фокусы? — сурово проговорила тетка и, шагнув к девушке, резким движением выхватила у нее альбом. — Я, значит, за порог, а ты по чужим ящикам шастать? Нечего сказать, пригрела змею.
— Да я… я только посмотреть, — виновато прошептала Валя, — просто так, скуки ради. Там же ничего секретного.
— Почем ты знаешь, что ничего? — не унималась Евгения Гавриловна. — Ишь, молодежь! Не воспитывают вас нынче, все дозволено. Скоро и воровать разрешат, и грабить средь бела дня.
— Вор-ры, вор-ры! — радостно подхватил знакомое слово попугай.
— Цыц, ты, оглашенный, — шикнула на него Евгения Гавриловна и, назидательно погрозив Вале длинным, узловатым пальцем, проговорила: — Гляди у меня: замечу еще что в этом роде, сразу выгоню вон. Ясно?
— Зачем вы так? — не выдержала Валя. — Разве я украсть у вас хотела? Я и так вас долго не стесню, скоро уеду.
— Куда это ты уедешь? — колко поинтересовалась тетка.
— Комнату сниму, — уже с явным вызовом проговорила Валя. — Я на работу устроилась.
— На какую такую работу? — Евгения Гавриловна недоверчиво сощурилась. — Ты, девка, ври, да не завирайся.
— Делать мне нечего, как врать. — Валя небрежно повела плечиком. — Я с завтрашнего дня в супермаркете работаю. На колбасе.
— На чем? — изумилась тетка.
— На колбасе! — отрезала Валя. Подумала секунду и прибавила с гордостью: — В универсаме «Надежда». Слышали, надеюсь, о таком?
— Слыхала, — слегка порастеряв пыл, проговорила Евгения Гавриловна. — Что ж, тебя верно туда взяли?
— Верно.
— Прямо так, с улицы?
— А что, по-вашему, кастинг надо было пройти? — съязвила Валя. — Это чай не «Фабрика звезд», а гастроном!
— Погоди ты, не насмешничай, — отмахнулась тетка и, сунув альбом с фотографиями на место, тяжело села на диван, — по порядку давай, что да как.
Валя почувствовала, что больше не сердится на нее. Ей захотелось поделиться своими впечатлениями, захотелось, чтобы ее выслушали и похвалили за принятое решение.
— Иду я, значит, домой, — с увлечением начала она, — и тут соображаю, что неплохо бы в магазин заскочить.
— В магазин заскочить, — ворчливо перебила Евгения Гавриловна, — а говорит, денег у нее нет!
— Да я только хлеба буханку и сладенького к чаю, — беззлобно пояснила Валя, — вы не перебивайте, не то я что-нибудь спутаю. Ну и вот, спрашиваю у тетки, где здесь гастроном поприличней. Она мне и указала эту самую «Надежду». Я туда зашла, все купила, что надо, а когда уходить собралась, глядь: объявление висит. Нужен, мол, продавец. Ну, я ноги в руки и обратно. К охраннику — так и так, возьмите на работу. Тот меня с одной дамой свел, шикарная такая дама, ногти у нее обалденные, да и на внешность ничего. Она меня отвела к хозяину магазина. Нерусский он какой-то, зовут Муртаз Аббасович. Грузин, наверное.
— Никакой не грузин, — с уверенностью произнесла тетка, — самый настоящий азербайджанец.
— Вы откуда знаете?
— Знаю. Поклонник один у меня был родом из Баку. У него брата Аббасом звали. И вот что я тебе скажу, девонька, — напрасно ты радуешься.
— Почему? — Валя удивленно округлила глаза.
— Потому что по району об этом магазине дурная слава идет. Сам-то универсам хороший, спору нет, и товары в нем стоящие. А вот директор — тот лютый зверь. Набирает на работу молодежь без прописки, заставляет пахать, как на каторге, чуть что — штрафует, а то и увольняет. Так что недолго ты протянешь у него, либо сама уйдешь, либо вытурят тебя к чертовой бабушке.
— Ни за что не уйду, — твердо проговорила Валя, упрямо вскидывая голову, — и уж точно, никто меня не вытурит. Что, что, а работать я умею, привычная.
— Посмотрим, — поджав губы, произнесла Евгения Гавриловна и, кинув взгляд на стоящую на столе пустую чашку, строго велела: — Убери, и крошки за собой вытри.
Валя взяла чашку и поплелась в кухню, от души жалея, что доверилась тетке. Никогда не получится у них дружбы, как ни пытайся. Та будто специально ищет, к чему бы придраться, все ей плохо, ничем не угодишь.
«Ну и Бог с ней, — решила она, — стоит расстраиваться из-за таких пустяков! Посмотрим, что эта злыдня запоет, когда я через месяц заявлюсь домой в новой блузке».
4
Евгения Гавриловна никуда больше не ушла — очевидно, ее работа на сегодня была закончена, или она специально отпросилась пораньше, чтобы контролировать незваную гостью. Так или иначе, Валя не стала спрашивать тетку о причине ее возвращения домой посреди бела дня, просто потому, что ей не хотелось лишний раз заговаривать с ней.
Она еще немного посидела в квартире перед включенным в половинную громкость телевизором, послушала сногсшибательные заявления Петруши, потом потихоньку вышла из дому и, разыскав поблизости почту, позвонила в Ульяновск.
Матери дома не оказалось, трубку взяла одна из младших близняшек, семилетняя Маринка. Услышав голос сестры, она радостно завопила:
— Але, Валь, это ты? А мы по тебе скучаем! Ирка тебе письмо написала, завтра утром отправит.
— Ладно, пускай отправляет, — милостиво разрешила Валя и осторожно поинтересовалась: — Родители еще не пришли?
— Папка дома, — охотно ответила Маринка. — Он и не уходил никуда, с утра поддатый лежит. А мамка на огород поехала, обещала завтра к вечеру вернуться.
Такой семейный расклад был для Вали вполне привычным, и она, удовлетворенно кивнув, строго приказала Маринке:
— Мама приедет, передашь ей, что я звонила. У меня все хорошо, с жильем проблем нет, и на работу я уже устроилась.
— Жвачки пришлешь? — тут же деловито осведомилась сестренка.
— Пришлю, когда денег заработаю. Ты смотри, не забудь передать, а то знаю я вас.
— Не забуду, — горячо заверила Маринка и прибавила с нежностью: — Я тебя целую.
— И я тебя. — Валя проглотила невесть откуда взявшийся в горле противный комок и, повесив трубку, оглянулась по сторонам.
Вокруг был народ, чужие, равнодушные люди дожидались своей очереди к автоматам, сидя за столами, заполняли почтовые бланки, разговаривали, читали газеты. Никому не было дела до одинокой приезжей девчонки, и если бы сейчас, в эти мгновения Валя вдруг провалилась сквозь землю, никто бы этого даже не заметил.
Ей стало ужасно тоскливо, как не было тогда, когда она покидала Ульяновск, отчетливо вспомнилось лицо матери, всегда доброе, спокойное, с едва заметными морщинками в уголках глаз, ее натруженные, но все равно мягкие и ласковые руки, ее голос, грудной и певучий. В молодости Нина была знатной певуньей, и до сих пор в праздники, слегка захмелев, она дивным контральто выводила грустные, задушевные мелодии любимых застольных песен.
Валя вздохнула, прогоняя видение, вышла из кабинки и вернулась домой.
Так, незаметно, подкрался вечер. Ровно в девять Евгения Гавриловна расстелила диван, а Вале достала с антресолей раскладушку, ватный матрас и выдала стопку старенького, но свежего белья.
— Стели и ложись, — тоном, не терпящим возражений, велела она.
— Рано еще, — попробовала побороться за свои права Валя. — Мы дома до десяти не спим.
— Это дома, — брюзгливо парировала тетка, — а здесь я всему голова. Как скажу, так и будет.
Ничего не оставалось, как подчиниться этому наглому диктату. Валя поставила раскладушку у шкафа, положила на нее матрас, покрыла его простыней. Не успела она вдеть подушку в наволочку, как Евгения Гавриловна потушила верхний свет, оставив гореть лишь тусклый ночничок в форме китайского фонарика.
— Нечего возиться, — объяснила она свои действия, — подъем завтра в шесть тридцать. Доброй ночи. — С этими словами тетка, кряхтя, забралась на диван, натянула на голову одеяло и буквально через секунду захрапела, мерно и громко.
Валя в темноте достелила кровать, потом на цыпочках вышла из комнаты и пробралась в ванную. Стоя под душем, она думала о завтрашнем дне. Интересно, какие там, в отделе, девчонки? Нормальные или стервы? Тетка сказала, что в универсаме работает полно приезжих, стало быть, к Вале должны отнестись по-свойски, без зазнайства и пренебрежения. Наверняка и подружка вскорости заведется, будет с кем развлекаться по выходным.
Валя с сожалением вспомнила своих ульяновских школьных подруг, разлетевшихся за лето кто куда. Одна из них, Машка Булыкина, умудрилась поступить в Москве в институт экономики и управления. Нужно будет как-нибудь наведаться к ней в общежитие, да только у Машки, поди, теперь мало времени найдется для старых друзей.
Размышляя подобным образом, Валя закончила мыться, накрепко завернула оба крана, тщательно вытерла маленькую лужицу на полу, набрызганную неисправным шлангом и, вернувшись в комнату, нырнула в постель.
Сон долго не шел. Перед глазами все мелькали шумные столичные улицы, шикарные иномарки, красочные вывески, наново отремонтированные фасады домов, раскованные, модно и дорого одетые люди.