Чтобы отвлечься и победить возбуждение, Валя попробовала считать про себя: медленно, ритмично, через равные промежутки времени. Она досчитала до двухсот тридцати пяти и, наконец, уснула крепко, без сновидений, уютно свернувшись на низенькой скрипучей раскладушке под ветхим, шерстяным одеялом.
5
Едва рассвело, громко зазвонил будильник. Спросонья Валя сунула голову под подушку, но резкий голос Евгении Гавриловны безжалостно выдернул ее из сладкой полудремы:
— Вставай, красавица. Прохлаждаться некогда.
«Старая ты карга!» — в сердцах подумала Валя про себя, открывая глаза. Ну что стоило этой вредине дать ей поспать еще часок? Так нет, орет тут над ухом, будто на пожаре.
Часы показывали ровно шесть тридцать. Попугай молчал, как рыба, наглухо прикрытый темным платком в своей клетке. Валя зевнула и принялась одеваться.
— На завтрак — яичница, — сообщила Евгения Гавриловна. Она уже успела сложить диван и теперь, держа во рту шпильки, скручивала перед зеркалом жидкий пучок из своих пегих волос.
Валя тоже принялась за косу: расплела ее, тщательно расчесала пряди от корешков до самых кончиков, затем заплела заново, перехватив внизу алой резинкой.
Обернувшись, она заметила, что тетка внимательно наблюдает за ее действиями. Та, поймав Валин взгляд, улыбнулась своей кислой улыбкой:
— Коса у тебя добрая. Гляди, не стриги — а то здесь девки чего только не придумывают с волосами: и красят в разные цвета, и бреют почти наголо. Страсть, да и только.
— Нет, я стричься не собираюсь. — Валя решительно помотала головой. — Я с самого садика ни разу не стриглась. И у Таньки нашей такая же коса, и у Ирки с Маринкой.
— Это что же, все сестры твои? — полюбопытствовала Евгения Гавриловна.
— Сестры, — подтвердила Валя, — средней одиннадцатый пошел, а младшим по семь. Они близняшки.
— Вон сколько нарожала мамаша твоя. И зачем, спрашивается? Кормить-то не на что. — В теткином тоне звучало явное осуждение.
Вале тут же сделалось обидно за мать. Как это так — зачем нарожала? Если Бог дал — грех не родить. Сама она собиралась в отдаленном будущем заиметь не меньше троих ребятишек, и непременно одного из них мальчика, чтобы порадовать отца, так и не дождавшегося от жены сына.
Евгения Гавриловна заприметила Валину молчаливую обиду, прервала разговор и ушла на кухню. Валя освободила раскладушку, сложила ее и сунула за шкаф, а постель убрала в нижний ящик комода, как велела тетка. Затем она подошла к клетке и сдернула с нее платок.
— Добр-рое утр-ро! — тотчас взбодрился Петруша.
— Привет, — поздоровалась с ним Валя.
Попугай слетел с жердочки, на которой спал, и принялся клевать из кормушки семечки.
— Пойду и я позавтракаю, — сказала ему Валя.
На этот раз она ела с хлебом, а к чаю у нее осталось целых два куска пастилы. Тетка демонстративно не притронулась к ее продуктам, нарезала себе собственный батон, выложила на блюдечко комочек подсолнечной халвы. Угощать Валю и не подумала, съела все до крошки, кинула тарелки в раковину.
— Помоешь!
Валя почувствовала себя настоящей Золушкой при злой, несправедливой мачехе. Зачем говорить таким тоном — и без того она никогда не оставит посуду грязной.
— Слышишь меня? — нетерпеливо произнесла Евгения Гавриловна.
— Слышу, не глухая, — буркнула Валя и тут же пожалела, что сорвалась. Надо молчать, сносить все про себя. Кто она тут такая? Живет Христа ради, в любой момент тетка может ее турнуть. Значит, нужно смириться и терпеть, пока не будет денег на то, чтобы уехать.
Евгения Гавриловна ничего не сказала, ушла из кухни в комнату. Минут десять возилась там, затем хлопнула входная дверь. Валя облегченно вздохнула и взялась за посуду.
Ровно в половине девятого она вышла из дома. Утро было пасмурным, накрапывал мелкий дождик. Валя не стала раскрывать зонтик, брела по тротуару, не спеша, подставив лицо под прохладные капли. В кармане легкой, болоньевой курточки у нее лежали паспорт и трудовая книжка.
Универсам еще не открылся, но внутри уже был народ. Через стеклянные двери Валя увидела вчерашнего охранника. Он оживленно беседовал о чем-то с хорошенькой, миниатюрной шатенкой в короткой юбке и остроносых туфельках на «шпильке».
Валя тихонько постучала по стеклу. Парень обернулся, заметил ее и указал пальцем куда-то вбок. Ничего не поняв, Валя недоуменно пожала плечами.
Охранник приблизился к дверям и, сложив ладони рупором, прокричал:
— Зайди через служебный вход!
— А где он? — крикнула в ответ Валя.
— Там. — Парень снова махнул рукой в сторону.
— Ясно. — Валя обошла здание слева и очутилась у другой двери. Она была открыта. Совсем рядом стоял грузовик, из которого двое мужиков выгружали ящики с хлебом.
— Посторонись! — рявкнул один из них. — Не то косу оторвем!
Валя строго глянула на шутника. Он был совсем молодой, может на пару годков постарше ее самой, некрасивый, весь в рыжих веснушках, но веселый и обаятельный. Прикольный, как сейчас говорят.
— Как звать? — поймав ее взгляд, поинтересовался паренек.
— Валентиной. А тебя?
— Меня Валеркой. Работать тут будешь?
— Да.
— Небось, в колбасном? — проявил проницательность грузчик.
— Там.
— Пойдешь вечером в кабак? Я угощаю.
— Посмотрим, — уклончиво ответила Валя.
Она не собиралась вот так, с ходу, заводить близкие знакомства. Во всем нужно знать толк, и нечего бросаться за первым, что идет в руки. Однако парнишка ей понравился — даром, что страшненький, зато не жадный. Пожалуй, с таким можно будет провести вечер, но только не сегодняшний.
— Ну смотри, смотри, — хитро усмехнулся Валерка и понес ящик с булками в дверь.
Валя зашла вслед за ним и сразу же наткнулась на Люсю. Та стояла, держа в руках раскрытую пудреницу, и обводила губы своей ультрамодной помадой.
— А, вот и ты, — тотчас узнала она девушку, — рановато явилась, но это хорошо. Документы с собой?
Валя утвердительно кивнула.
— Прекрасно. Муртаза Аббасовича пока что нет, мы твои бумаги отдадим Лиде, это наш секретарь. Она снимет копию с паспорта и выпишет тебе медицинскую книжку. На днях съездишь в поликлинику, пройдешь необходимых врачей. Полиса не надо, у Муртаза Аббасовича там договоренность. Ясно?
— Да.
— Тогда идем. — Люся, как накануне, подхватила Валю под локоть и потащила за собой по узким, извилистым коридорам.
Вокруг громоздились бесчисленные ящики, терпко и вкусно пахло чесноком и солеными огурцами.
— Сюда. — Люся завела Валю в небольшую, светлую комнатку, где у включенного компьютера сидела полная, некрасивая женщина, с обрюзгшим, серым лицом и носом уточкой.
— Доброе утро, Лидочка, — лучезарно улыбнулась Люся.
Серолицая в ответ слегка наклонила голову.
— Вот, эта девушка теперь у нас будет работать. Ты оформи ей все, что нужно, а потом Муртаз Аббасович заберет ее трудовую. Ладно?
— Давайте документы, — проговорила секретарша. Голос у нее был такой же тусклый и серый, как ее лицо.
Валя вынула из кармана куртки полиэтиленовый сверток и протянула его женщине. Та извлекла оттуда паспорт, раскрыла его, быстро пролистала страницы, цепким, опытным взглядом осмотрела фотографию.
— Можете идти, копию я сниму. За паспортом зайдете вечером. Книжка к тому времени тоже будет готова.
— Лидочка, ты ангел, — с благодарностью пропела Люся и, не моргнув глазом, добавила: — А выглядишь просто супер! Пошли. — Последнее адресовалось уже Вале.
Покинув секретарскую, Люся наклонилась к Валиному уху и, сильно понизив голос, произнесла назидательным тоном:
— Советую с ней не ссориться. Себе дороже будет.
— С кем? С этой Лидочкой? — удивилась Валя. Ей трудно было представить существо более безобидное, чем эта неуклюжая, толстая клуша с увядшей, нездоровой кожей.
Люся многозначительно хмыкнула.
— Ну, для тебя она, пожалуй, будет не Лидочка, а Лидия Александровна, впрочем, как и я — Людмила Ивановна. Но суть не в этом.
— А в чем? — наивно поинтересовалась Валя.
— А ты не понимаешь? — Люся насмешливо прищурилась. — Эх ты, молодо-зелено. Лидка у нас в магазине первый человек, Муртаз Аббасович ее сильно… уважает. — Она выразительно подчеркнула последнее слово.
— За что уважает? — не уловив Люсиной интонации, спросила Валя.
— Вот дура! — рассердилась та. — Любовница она его, сечешь или нет?
— Она? Любовница? — не веря собственным ушам, воскликнула Валя. Люся поспешно прикрыла ей рот ладонью.
— Тише ты, идиотка, там, за дверью, все слышно. Да, любовница. Хозяину именно такие и нравятся, чтобы в теле, и возраст не слишком молодой.
— Да ведь у нее ни рожи ни кожи! — шепотом возмутилась Валя.
— Много ты понимаешь в рожах, — с усмешкой проговорила Люся. — Все, ладно, хватит треп разводить. Магазин уже открывается. Пойдем, познакомлю тебя с напарницами, они тебя и учить всему будут. Только раньше нужно форму надеть, у нас с этим строго.
Через десять минут Валя в симпатичном голубеньком фартучке и такой же косынке уже стояла за прилавком колбасного отдела. Высокая, черноглазая и чернобровая женщина лет сорока пяти терпеливо и спокойно объясняла ей, как пользоваться машинкой для нарезки. Женщину звали Зоя Васильевна, она исполняла в отделе обязанности старшего продавца.
— Вот, глянь. Берешь батон, делаешь два надреза, здесь и здесь. Снимаешь оболочку. Потом кладешь колбасу на доску и вот так. — Продавщица умело запустила аппарат. С другой стороны доски на лоточке один за другим стали появляться аккуратные, округлые кусочки колбасы.
— Видишь, как просто? — Зоя Васильевна вытащила наполнившийся лоток, затянула его пленкой и, кинув на электронные весы, нажала кнопку. Тут же из прорези выскочил ценник с указанием веса продукта и его стоимости. Зоя Васильевна приклеила его сверху на целлофан и протянула лоток Вале: — Вот и вся наука. Хочешь попробовать сама?
— Хочу. — Валя решительно потянулась за остатком батона, но Зоя Васильевна поспешно перехватила ее руку.
— Э, нет, погоди. Первый блин всегда комом, так я тебе, чтобы уродовать, другую колбасу дам, просроченную. — Она сбегала в подсобку и принесла новый батон, по виду ничем не отличавшийся от того, на который покусилась Валя. — Видишь, срок реализации — до пятнадцатого августа, а сегодня уже двадцать второе. Мы несвежим товаром не торгуем. — В голосе продавщицы прозвучала гордость.
Валя взяла колбасу, в мгновение ока очистила шкуру и, сунув в машинку, принялась нарезать. Зоя Васильевна стояла рядом и мягко подбадривала ее:
— Так, так. Хорошо. Все получается, главное, не отвлекайся. — Она поднесла готовый лоток к глазам и придирчиво осмотрела куски. — Ничего для первого раза. Многие куда хуже режут. Молодчина, ловкая девочка. Теперь порежь еще самостоятельно, а я пока отойду.
Зоя Васильевна принесла Вале еще батонов пять просроченной колбасы, на самом деле бывшей абсолютно свежей. Девушка устроилась в углу, за крайней машинкой и взялась за дело с утроенным рвением. Ей непременно хотелось уже сегодня начать обслуживать покупателей.
Однако пришлось смирить свое нетерпение. Вернувшись минут через сорок, Зоя Васильевна оглядела аккуратно упакованные лоточки и, удовлетворенно кивнув, произнесла:
— А теперь сядь и понаблюдай, как работают девочки. Заодно приглядись к названиям и сортам изделий. Да, и, главное, не стесняйся спрашивать, если что-то непонятно — тебе любой ответит.
Она снова исчезла. Валя со вздохом выполнила приказание и села на стоявшую рядом шаткую, сосновую табуретку, с любопытством оглядываясь по сторонам. Народу еще было немного, и в отделе работали всего три продавщицы. У той, что находилась к ней ближе всех, молоденькой, коротко стриженной блондинки, на груди висел бейджик с надписью «Марина». Девушка ловко взвешивала сосиски и ветчину, нарезала колбасные батоны и, время от времени, молчаливо косилась на новенькую. Валя наконец решилась с ней заговорить.
— Привет, — негромко сказала она, — меня зовут Валя. Тебе сколько лет?
— Двадцать, — коротко ответила Марина и выхватила с витрины длиннющую сосисочную гирлянду.
— Давно здесь работаешь?
— Четвертый месяц.
— Ну и как? Ничего?
— Тяжело, — так же тихо и бесстрастно проговорила девушка, взвешивая сосиски, — сейчас-то что, покупателей почти нет. Это конфетки. А вот ближе к обеду, да потом, с пяти до семи, такое начнет твориться, в туалет не сходишь.
— А платят исправно? — озабоченно поинтересовалась Валя.
Марина невесело усмехнулась.
— Платить-то платят. Да только штрафы эти проклятые насмерть душат. За все штрафы — за опоздание, за то, что не так посмотрела на покупателя, за малейшую ошибку. А как не ошибиться, когда к вечеру в глазах рябит от этой колбасы!
— Чего ж тогда ты отсюда не уйдешь? — спросила Валя, в глубине души уверенная в том, что драконовские меры хозяина ее не коснутся: она-то уж не будет опаздывать, а тем более ошибаться.
— А куда уйдешь-то? — со вздохом произнесла Марина. — Я ж не москвичка, прописки у меня нет, комнату в общежитии снимаю. Так просто нигде не устроишься, нужно терпеть. Вот подкоплю побольше опыта, может, перейду в «Перекресток», там, говорят, зарплата в полтора раза выше.
— Девушки! — раздался от прилавка капризный и требовательный женский голос, — Может, хватит болтать на рабочем месте? Народу раз-два и обчелся, а вы заставляете покупателей ждать.
Валя и Марина, как по команде, вздрогнули и подняли глаза. За витриной стояла низенькая, крашеная тетка с корзинкой и с неприязнью смотрела на них.
— Простите, пожалуйста, — извиняющимся голосом произнесла Марина, — что вы хотели?
— Мне полкило «Вегуса» в нарезке и грамм триста молочных сосисок, — потребовала тетка.
— Сейчас. — Марина принялась поспешно выполнять заказ. Пока она резала колбасу, Валя потихоньку вытащила с витрины сосиски, завесила их и, упаковав в пакет, приклеила ярлык. Тетке они протянули товар почти одновременно.
— Молодежь! — ворчливо заметила та, беря покупки. — Все-то вас учить надо, чтобы не лодырничали!
Марина дождалась, пока она ушла, и, обернувшись к Вале, проговорила трагическим шепотом:
— Ну, что я тебе говорила? И так каждый день: не только рот раскрыть, а и вздохнуть некогда. Хорошо еще, что жаловаться не побежала, а то чуть что, они к Людмиле Ивановне идут или к Галине.
— А кто они такие, Людмила Ивановна и Галина?
— Менеджеры по работе с клиентами. Людмила Ивановна еще и персоналом занимается. Тебя вот кто сюда принимал?
— Она.
— И меня она. Ничего себе женщина, душевная. Галка, вот та настоящая стерва. Всегда под монастырь подведет, даже если ты ни в чем не виновата. Да вон она, собственной персоной, — Марина махнула рукой в зал. Валя увидела ту самую хрупкую девушку в мини, с которой оживленно болтал утром охранник.
— Такая молодая? — удивилась она.
— Да ты что, молодая! — возмутилась Марина. — Ей уже двадцать восемь.
— А выглядит на восемнадцать. Красивая. — Валя завистливо поедала взглядом наделенную административными полномочиями девицу.
— Будешь красивой, если каждый день бегать по массажным кабинетам да по соляриям. Ты на прическу ее глянь, она одна сто баксов стоит.
— Когда же она все успевает? — изумилась Валя.
— А чего ей не успевать? — недобро усмехнулась Марина. — Она ж колбасу не вешает! Опять же, мамаша ее тут на теплом месте. Секретарша наша, Лидия Александровна. Галька у нее под крылышком, катается как сыр в масле. Только и делает, что пакостит всем да любовников меняет как перчатки. Ей все можно, только нам ничего нельзя. Сейчас вот с Пашей мутит, не знаю, надолго ль.
Галина, будто услышав, что разговор идет о ней, навострила уши и обернула к колбасному прилавку свое хорошенькое, острое личико. Взгляд ее уперся прямиком в Валю. Она оценивающе подняла тонкие бровки, постояла немного, затем подошла поближе.
— Здравствуйте, Галина Вячеславовна, — чинно поздоровалась с ней Марина.