— Зверь возвращается. Чужая накликала беду. Уходи.
Перед её лицом захлопнулась дверь. Эллен сбежала вниз по ступенькам и остановилась посреди улицы. Ей хотелось бросить проклятый чемодан, который лишь тормозил её. Бежать до участка, провести там ночь и утром свалить отсюда как можно дальше, а после остудить голову, взять тайм-аут и не торопясь найти нормального детектива, пусть ради этого придётся объездить пару-тройку соседних штатов. Эллен больше не могла здесь находиться.
Участок оказался закрыт. Немыслимо. Будто негласный комендантский час распространялся и на тех, кто поклялся служить и защищать. Городок словно вымер. Сумерки сгущались, и кроме фонаря над крыльцом «Белого дома» освещения не было.
Всё вокруг казалось нереальным. Такого просто не могло быть. Оживший кошмар, который можно было трогать руками. Словно запертая в тесной, тёмной комнате Эллен не могла ни уйти, ни уехать, ни улететь ближайшим рейсом — проклятый Форт-Келли отнял у неё брата, машину и теперь поглощает разум, заставляя видеть и верить в то, чего существовать не должно. Две свечи в заброшенной церкви, сумасшедшая старуха и липкое ощущение, что за ней наблюдают.
Барр отчаянно желала найти машину и уехать, уехать не разбирая пути, но мысли о Нэйте рвали душу пополам. Внутренний голос кричал и бился эхом по грудной клетке, что ей не померещилось. Она видела там своего брата. И эти свечи горели, словно в память об их родителях.
— Ты сошла с ума. Он не мог там быть. Это галлюцинации. Они что-то добавляют в еду, — шептала она сама себе, пока не услышала вполне человеческие голоса. Они не были ей знакомы, но Барр пошла на звук, надеясь увидеть вменяемых людей. Словно оглушенная, она шла на свет фар, пока не увидела старый «Корвет» и двоих мужчин, копошащихся возле двери закусочной. То, что они пытались эту дверь вскрыть, до неё дошло не сразу.
— Мне нужна ваша машина. Сколько вы за неё хотите?
— А сколько у тебя есть, красотка?
Обойдя «Корвет» с разных сторон, они двинулись к ней. Эллен поняла, что её зажимали в кольцо. В руках одного из них блеснула монтировка. Где-то на задворках потухающего от страха сознания забилась мысль, что вскоре она лишится не только денег и вещей, но и жизни.
Барр сделала шаг назад. Панический страх сковал тело по рукам и ногам, голова не работала, а инстинкт самосохранения велел отдать им всё и бежать без оглядки, но Эллен словно вросла ногами в почву. Ей не убежать. В темноте, в обуви на каблуках, по дороге сплошь в камнях, рытвинах и скользкой грязи — она всего лишь растерянный зверёк в лапах матёрых хищников, которые лишь позабавятся, гоняя её по округе.
— Сколько вы за неё хотите?
Отчаянно хотелось жить. Эллен пыталась тянуть время в надежде, что мозги соберутся в кучу и выдадут решение, которое, возможно, спасёт её. Интеллект, образование и научная степень обратились в ничто перед грубой силой — Эллен Барр превратится в кусок гниющего мяса и костей, если не сможет ничего придумать.
— Всё, что у тебя есть, — ухмыльнулся один из них. — И мы отвезём тебя сами, куда захочешь, принцесса. У нас элитное такси.
Звук мотора заглушил их ядовитый смех. Эллен обернулась. Вспыхнул дальний свет фар, ослепив всех троих. Она закрыла ладонью глаза, отвернулась и затрясла головой, судорожно пытаясь восстановить картинку. Злоумышленников спугнули: послышались быстрые шаги, хлопнули дверцы и «Корвет», взвизгнув покрышками, покинул место несостоявшегося преступления. Эллен осталась одна в ярком круге слепящего света. Сквозь прищуренные веки она пыталась рассмотреть водителя, шагнувшего с подножки — его фигура казалась сплошным размытым пятном, затерявшимся на контрасте света и тени.
— Они не здешние. Вы могли попасть в беду. Снова.
Это был Бишоп. Снова он выдернул её из лап неминуемой гибели, возникнув из ниоткуда. Будто ангел-хранитель, обретший вдруг плоть и кровь, спустился на землю спасать её бедовую голову, потому что девчонка Эллен Барр превысила лимит благословений.
— Что вы здесь делаете?
Легко поверить в судьбу или высшие силы, легко заразиться слепым фатализмом, когда вокруг происходят немыслимые вещи. Это ненормально, его не должно быть здесь в такое время. Бишоп — галлюцинация, сродни той, что случилась с ней в часовне, но сердце радостно билось в груди против воли. И пусть Бишоп — необъяснимое чудо, Эллен была рада остаться живой.
— Вас ищу, — вернувшись к кабине, Адам приглушил свет фар. — Эйдан сказал, что отвёз вас в город. Назад вы не вернулись, и, судя по тому, как вы сегодня убежали из столовой, я решил, что вы задумали очередную…
— Глупость? — предположила Эллен, начиная приходить в себя.
— Авантюру, — Бишоп ответил мягче, но его сурово сведенные брови, резкий тон голоса и сжатые челюсти говорили сами за себя. Слово «глупость» куда вернее отражало его отношение к её поступку.
Всё оказалось куда прозаичнее, никакого высшего промысла — для того, чтобы спросить Хилла, сопоставить факты и объехать весь городок за полчаса не нужно озарения свыше. Жгучий стыд плавил кости вместе с нестерпимым жаром в груди — наверное, она двинулась головой от страха. Рядом с живым и земным Бишопом Барр всё больше убеждалась, что Нэйт в заброшенной часовне лишь плод её воображения. Там мог быть кто угодно или никого вовсе.
— О чём вы думали вообще? Почему не предупредили меня? — Адам отчитывал её, как маленькую. Тем временем Эллен вспомнила, что хотела убраться подальше от лесопилки и от Бишопа в частности, но её планы вновь покатились к чертям. Рядом с ним было слишком хорошо и спокойно. Рядом с ним страх отступил. Адреналиновый всплеск сошёл на нет, внутри расползалась пустота и стало легко, так, что хотелось плакать. Слова не шли, а холод и мрак, казалось, забирались под кожу, оголяя нервы и суставы.
— Я не люблю быть в долгу.
Самодостаточная, сильная и независимая Эллен Барр словно теряла право голоса. Разум очищался от лишней шелухи, навязанной обществом и от барьеров, которые она сама себе выстроила со дня исчезновения Нэйта в надежде оградиться от новой боли. Сколько ещё бед надо испытать, чтобы понять — одной здесь не выжить? Когда она научится принимать помощь, не думая, что обязана дать что-то взамен? Как долго она будет врать себе и притворяться, что разучилась чувствовать что-то, кроме вины и горечи?
— Вы ничего не должны мне, — Адам сделал шаг вперёд. Эллен осмелилась посмотреть ему в глаза. Пронзительно-синие, прозрачные, как озеро, и Эллен, захлебнувшись, медленно шла на дно.
Адам снял куртку и набросил ей на плечи. Её окутали тепло и запах салона его «Форда» — автохимия, смола и горечь лимона. Терпкий и будоражащий, запах мужчины, а не суррогата с ароматом Гуччи и геля для волос. Она точно сходила с ума и этот морок вряд ли рассеется к утру. Стоило быть честной с самой собой — Бишоп поднял со дна её души слишком непозволительные чувства и избавиться от них, просто уехав, не выйдет. Пропавший брат словно якорем приковал её к этому странному месту, а Бишоп стал камнем на шее. Эллен поняла, что не сможет бросить всё вот так и трусливо сбежать, поджав хвост. Не в этот раз.
Хотелось беспомощно скулить. От слабости затошнило, мир перед глазами сделал сальто-мортале и её повело. Барр едва устояла на ногах, с трудом удержав себя от того, чтобы не повалиться Адаму на грудь.
— Единственное, что вы должны были сделать — вы не сделали. Я боюсь, что однажды не успею спасти вас.
Он просил её уехать далеко за пределы Форт-Келли ещё в тот день, когда пропала её машина и ждать новостей там. Если бы она только послушалась… Сейчас уже слишком поздно сдавать назад.
— Это как-то связано с вашей невестой? Это ваше патологическое желание спасать?
Пережитый шок развязал ей язык и отключил напрочь мозги. Простое бабское любопытство с нотками ревности к прошлому победили такт и здравый смысл. Адам отвел взгляд и нахмурился. Эллен поспешила извиниться.
— Простите, я случайно услышала разговор.
Бишоп молчал, собираясь с мыслями, и эти мучительные секунды Барр корила себя за то, что лезет без спроса ему в душу вместо того, чтобы заткнуться и просто поблагодарить. Святое правило сначала думать, а потом открывать рот вдруг не сработало. В Форт-Келли вообще не работало ни одно правило, исчезли условности и все привычные ориентиры вдруг потеряли чёткость. Тонкая грань между жизнью и смертью заставляет по-другому смотреть на вещи. Эллен ощущала, что вывернута наизнанку и Бишоп стал тому невольным свидетелем.
По привычке послать к чёрту чужое мнение не выходило: перед ним хотелось оправдаться, хотелось бить себя в грудь и кричать, что не такая уж она и дура, какой кажется на первый взгляд. Стылое одиночество и боль потери вновь рвались наружу, в стальной броне пробило брешь и кто знает, сколько понадобится времени, чтобы вернуть себя в норму. А к Адаму тянуло нещадно, словно он единственный, кто мог её спасти и не только от прямых угроз жизни.
— Пойдёмте в машину, вы дрожите, — Адам отошёл к «Форду» и открыл для неё пассажирскую дверцу. Эллен посетило чувство дежавю, словно она раз за разом проживает один и тот же день, как в дурацком кино с банальным сюжетом. Стандартный сценарий гласил — чтобы разорвать временную петлю и шагнуть в новый день нужно что-то изменить, и Барр до сих пор не понимала, что ей делать.
— Она погибла пять лет назад. Несчастный случай. Мы тогда жили в Массачусетсе. Она поступила там в университет. Это была моя вина.
Он так и остался стоять вполоборота, придерживая для неё дверь. Эта откровенность выбила из неё дух — Эллен не ждала, что он ответит.
— Мне жаль, — почти шёпотом ответила она, боясь спугнуть эфемерное доверие, вдруг возникшее между ними. — Но вы уверены, что не слишком много на себя берёте?
Чувство вины за всё на свете — слишком знакомое чувство. Наверняка Бишоп его преувеличил, такой как он просто не мог навредить. Эллен так долго избавлялась от него, но оно нахлынуло новой волной после смерти родных. Будь она рядом в их борьбе, возможно, они были бы живы. Адам был её зеркальным отражением, но казалось, он не борется, а принимает, и Эллен стоило поучиться этому у него.
— Уверен, — твёрдо ответил Бишоп. — Я не хотел бы это обсуждать. Садитесь, Эллен.
Он кивнул в сторону салона, продолжая придерживать для неё дверь. Его исповедь закончилась так же внезапно, как и началась, Адам закрылся внутри себя на замок, не желая вдаваться в причины, которые побудили его взвалить ношу этой вины себе на плечи. Он был прост и понятен, но в то же время казался непостижимой загадкой, которую Эллен отчаянно захотела разгадать.
В салоне авто было тихо. Воздух, пропитанный нотками горького лимона, густел от напряжения и недосказанности. Эллен копалась в себе, и Адам, казалось, делал то же самое. Он вёл машину по тысячу раз изъезженной тропе на полном автоматизме и не смотрел вперёд. Его взгляд был рассеянным, губы плотно сжаты, брови сведены к переносице и руки слишком крепко сжимали оплетку руля — он погрузился в себя так глубоко, что забыл о привычных действиях. В его машине всегда мурлыкало кантри, а в этот раз на уши давила тишина — он забыл нажать на кнопку. Он забыл пристегнуться и забыл включить в машине печь: от холода у Эллен покраснел кончик носа и пальцы в тонких перчатках-митенках потеряли чувствительность.
— Вам не холодно? — Эллен взглянула на него. У его лица клубился пар, куртка была распахнута настежь, рубашка расстёгнута до середины, словно надетая наспех, из-под неё выглядывала простая белая футболка. Казалось, холод ему нипочём. Наверное, привык — местный климат редко радовал тёплой погодой.
Адам взглянул на неё и молча повернул колёсико печки на максимум.
— Что с Джо? — Эллен хотелось сбить неловкость и дождаться от него хоть какой-то словесной реакции и перестать, наконец, чувствовать себя такой дурой.
— Эйдан повез их с Пэтти в Портленд. Кость раздроблена, Фишер сделал, что мог, но, сами понимаете, здесь нет условий. Надеюсь, нога останется при нём.
— Говорят, там был медведь?
— Не знаю, меня не было там.
Бишоп отвечал ей сухо, из вежливости, просто потому что надо, и Эллен вдруг прорвало. Она поняла, как дорожила его чутким вниманием, стоило только его лишиться. Старая рана вскрылась, забитые на дно души горе и одиночество упрямо лезли наружу и оставаться с ними наедине снова она больше не могла.
— Адам, простите меня ещё раз, я совершенно неадекватна. Слишком много всего навалилось на меня за последние дни. У меня не только брат пропал. Недавно не стало моих родителей. Мы сильно отдалились в последние годы, и я думала, что переживу это. Оказалось, я себя переоценила и здесь.
Она произнесла это на одном дыхании — откровенность за откровенность — и почувствовала, что стало легче. Тягучая тоска, выйдя на волю, стала меньше, боль приглушилась, и Эллен тяжело откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза — вынимать из себя душу оказалось изнурительно, зато после стало плевать на всё.
— Крепитесь. Не всегда будет больно. Потом к боли привыкаешь.
Его усталый голос зазвучал тихо и вкрадчиво, едва перекрывая звук рокочущего на высоких оборотах движка. Между пропастью отчуждения, которая едва не выросла между ними, появился шаткий мостик, и у Эллен защемило в груди. Боль у них была одна на двоих.
Фонарь на вышке КПП сиял, словно маяк в чёрном, штормящем океане. Они почти добрались до ворот, когда он вдруг погас. Белесое марево внутреннего освещения, окружавшего лесопилку, растворилось во тьме, будто Форт-Келли исчез с лица земли. Плохое предчувствие стиснуло грудь, и лёгкая дремота, напавшая на Эллен в пути, вмиг исчезла. Она ощутила тот самый жгучий, безотчетный страх, накрывший её в часовне, но сейчас рядом был Бишоп. Эллен неосознанно потянулась к нему рукой и дотронулась до плеча, ища поддержки.
— Наверное, опять обрыв. Надо резервный генератор запустить. Будьте в машине, — Адам легко коснулся её холодных пальцев и вышел из авто. Его рука была горячей, будто внутри его тела вместо крови плескался кипяток: его лихорадило или это у неё насквозь продрогли руки. Она встревожилась. Хотелось убедиться, что Бишоп здоров, и в то же время страшно было вновь лезть туда, куда её не просили.