Хорошо, что Гриша, который по-прежнему жил в её сердце, не догадывался, какие у него есть многочисленные защитницы его личной жизни и как они пытаются влиять на Граню. И как зло она высмеивает одну из них.
Граня продолжала любить Гришу. Любить его было больно.
А никакой боли ей сейчас не хотелось.
Поэтому она отключила в своей голове и памяти опцию «Гриша».
И рассказала своим друзьям историю про уборщицу, которая рыдала и умилялась, читая любовный роман для девочек. Гранин рассказ с удовольствием слушала вся тусовка, забыв, о чём первоначально шла речь, но в полном восторге от Граниного рассказа. Так смешно Агриппина чувствительную уборщицу с рюмахой вина и книжкой под мышкой изображала.
Туся тоже несколько раз усмехнулась. А когда Граня закончила, только и сказала, что «Приноси их». И больше не возвращалась к этой теме. Гранин авторитет в области литературы и искусства признавали все.
Разваленные после знаменательного пинка по полу, книжки так и продолжали валяться. За укладыванием их в пакет Граню и застала вошедшая в комнату мама. С нескрываемым презрением взяв одну из них на уголок двумя пальчиками, мама швырнула её в пакет со словами:
— Уноси, Граня, поскорее из дома эту макулатуру. Я всё думала — сколько же она будет тут валяться? И кто тебя этой дрянью только снабдил?..
Ушла к себе, чрезвычайно довольная дочерью. Граня принялась поправлять брошенную книжку, чтобы она легла в пакете ровно, в общую стопочку. Потянула за краешек. Книжка раскрылась где-то посередине, текст привлёк Гранино внимание, чем-то таким зацепил. И Граня, положив голову на уже готовую к отправке Тусе стопку, сама не заметила, как улеглась на пол и принялась читать.
Мама несколько раз заглядывала в комнату — довольство на её лице сменилось сначала недоумением, затем раздражением. Потом она потребовала прекратить портить глаза, не читать лёжа на полу.
В момент, когда мама по делам уходила из дома и снова заглянула в комнату дочери попрощаться, Граня сидела за письменным столом.
И снова читала.
Только уже другую книжку. Но из той же оперы.
Презрительно фыркнув, мама удалилась на конференцию, посвящённую проблемам детской литературы.
А Граня читала не переставая. Счастливый свободный от спектакля день, уроки сделаны — наслаждайся, девочка!
И она наслаждалась. Её раненая душа хотела историй о чужом счастье, о том, что у кого-то сбывается такая мечта, которая сбыться-то и не может. Что это не проблема — для кого-то. Не проблема — взаимная любовь! О том, как это приятно, когда тебя любят. И когда любишь ты как приятно.
Читала отличница Граня быстро. Одна книжка сменяла другую. Вечер перешёл в ночь. Мама звонила несколько раз — с конференции она ехала в книжную палату, из книжной палаты — на встречу с зарубежным издателем, у которого собиралась брать интервью. Сообщала, что задержится — потому что мероприятие проводится в ресторане, а она среди желающих это интервью взять будет не одна такая. Работает мама.
Так что Граня весь вечер была предоставлена сама себе.
Она ела и читала, читала и ела. В каждой новой книжной истории она пыталась поставить себя на место главной героини — и переживала вместе с ней всё происходящее. Что-то её оставляло равнодушной, что-то заставляло бешено биться Гранино сердце, какой-то текст вообще хотелось переписать, переправить, крикнуть героине: подумай, не делай так! Делай по-другому — и всё у тебя получится! Какие-то повести кончались тем, что влюблённые расставались и героиня-девочка, разочаровавшись, оставалась ждать взрослой настоящей любви. Какая-то героиня приходила к пониманию, что любовь в её возрасте — не главное, если есть дружба, а к дружбе к этой прилагается часто ещё что-то неуловимое, невыразимое, трепетное. За тех героев, у которых финал описанной в книге истории оказывался счастливым, Граня была особенно рада.
А те книжки, что её потрясли, она спрятала под подушку. Потому что не знала, как сделать так, чтобы то, о чём и ком там шла речь, остались с ней навсегда, чтобы проживать и проживать эти славные истории.
Да, она море всего в своей жизни прочитала. Но про ровесников, про их любовь и отношения — это свалилось ей в руки так вовремя!
Книжки, одним словом, оказались разные. И по качеству в том числе. Разными авторами написанные. А не роботом.
Потому что вообще всё разное — поняла Граня. Разные люди, разные у них жизненные коллизии. И поэтому разная любовь — а у неё миллионы и миллионы воплощений.
Перед уборщицей стало стыдно… Даже если этой уборщице только показалось, что в детской книжке она узнала вариант сценария своей любви, — это тоже здорово! Она, значит, может чувствовать. «Старик, ты жил — я так бы мог бы жить!..» Эх…
Серьёзная девочка Агриппина Градова снова плакала. Даже теперь не совсем понятно почему. Ей — так тем более непонятно. От невыразимой тоски какой-то. Наверно.
Тоски приятной и горькой.
Но в основном непонятной.
Она даже улыбалась сквозь слёзы.
Так и уснула.
Заглянувшая ночью в её комнату мама не стала бережно убирать рассыпанные вокруг кровати книжки. Мама оставалась верна себе.
И тоже имела на это право.
— А я была не права, — на следующий день в школе сообщила Тусе Граня. Которая никаких обещанных книжек обратно не принесла. — Ошибалась я. Книжки твои зачётные. Ещё подержу какое-то время у себя, о’кей?
Туся улыбнулась. Ей было явно приятно, что главная интеллектуалка класса всё-таки одобрила её выбор.
А Граня уже забыла про книжки. У неё к дружественным лицам было интересное предложение.
Которое она и озвучила, рассказав, наконец то, что долго скрывала.
Шок.
Восемь раз шок. Плюс ещё несколько шоков — потому что явно кто-то из одноклассников пусть часть её рассказа о мюзикле, да подслушал.
«Гильгамеша» смотрели все. В Интернете. Только Граня — с бабушкой, и Бет с Вилли и его старшей сестрицей ходили на спектакль вживую.
Но чтобы Граня — и пела там! Работала! «Это же за гранью, Граня!» Вот так вот спокойно туда попасть? Актриса мюзикла!!!
Но работать — это же трудно.
Но и замечательно-то как!
Граня не поленилась и принесла в школу свой трудовой договор. Для убедительности. Его тщательно осмотрели, прочитали… Зед нашёл его экономически невыгодным — но его быстро зашикали.
— Идём! — было общее решение.
— С фанатизмом идём!
И только Катрин открыла в Интернете афишу спектакля и показала на ней пресловутое «16+».
— Да у меня актёрские пригласительные! — гневно воскликнула Граня. — Идут они лесом со своим «16+»! Так что пропустят — не переживайте!
— До цензуры мы пока не дожили, — мрачно порадовался Шпрехер, и так всегда мрачный. — Веселитесь. В надежде, что наши родители-демократы её не допустят.
— А допустят — свалим из страны, — хмыкнул Иванко. — Так что пусть родители зарабатывают столько, чтобы каждому из нас бабла на покупку личного острова хватило. На моём острове «16+» и всего остального точно не будет.
— Да ты сам лучше зарабатывай. — Предложила Ольга. — Попробуй, вдруг понравится…
— Сама у нас пусть Граня зарабатывает, — улыбнулся Иванко. — А я буду нагло, цинично и лениво наблюдать за этим. Я у вас такой…
…Да, из темноты зала сегодня снова смотрел Гриша — свидетель Граниного позора. И так будет всегда — пока оба они работают на данном проекте.
Будет так…
Граня смотрела в эту же самую темноту, которую огни рампы превращали в четвёртую стену. Смотрела смело. Раз это будет всегда так, она привыкнет. Уймёт стыд и боль.
Пусть мама у Грани бешеная, но она научила её сдерживать свои эмоции. Неумение сдерживать себя происходит от недостатка воспитания… Граня это на всю жизнь запомнила.
И сдерживает.
Она, Граня, сильная.
К тому же…
Сегодня из этой же темноты на неё смотрят и друзья. Они пришли все — восемь человек. Восемь входных — это оказалось несложно, если следовать предложенной Мартой схеме. К тому же все Гранины гости порывались купить билеты самостоятельно — и сделать кассу проекту. Процент от этого, ма-а-а-аленький, но пойдёт и Гране.
Но отказались от этой мысли — купить можно всё, но попасть на спектакль как приглашённое актёром лицо… Шик!
И пусть в общем стройном хоре дев шестнадцати ветров никто не сможет выделить лично Граниного голоса. Ничего. Друзья оценят красоту спектакля.
Агриппина Градова пела, как всегда, чисто и вдохновенно.
Третьей с краю от правой кулисы хористке преподнесли сегодня восемь букетов. Вместе с исполнителями главных ролей, которые традиционно получили столько же (ну, или, конечно же, побольше), Граня стояла счастливейшая. Улыбающаяся. Красивая.
А уже по телефону, который после спектакля она включила в гримёрке, все по очереди, друзья кричали ей:
— Гордимся!
— Одобряем!
— Придёт вся школа!
— Вплоть до первоклассников поднимем!
— Пусть все знают!
— Успех, Граня!
Родители разбирали всю компашку, поджидая в машинах. Развозили по домам. В ожидании Грани даже тянули жребий — кто именно везёт домой актрису больших и малых императорских театров. Выиграла Катрин.
Гранин папа, подписанный на доставку дочери домой после спектакля, сегодня никак не мог этого сделать: как раз в это время проходила презентация книги одного великого писателя. Без великого оценщика творчества акция была бы не акция. Так что папа предложил прислать за Граней такси.
Но какое такси — если вокруг столько желающих?
И когда наконец на улице появилась Граня со своими букетами, её ждал ещё один сюрприз. Родители Катрин, загрузив актрису и её цветы в машину, заявили, что сегодня — лучший вечер для того, чтобы рассказать маме правду. И что они берутся Агриппине в этом помочь.
…Граня сидела в машине, пока папа и мама Катрин укладывали букеты, наблюдала, как умчались, помахав на прощанье, Зед и Вилли на роскошном «Лексусе» зедовской мамы, как Тусина бабушка загнала в своё авто Тусю, Бет и Ольгу, которые до этого бросались смёрзшимися кусками снега и гонялись друг за другом. Вот мрачный папа Андрея на чёрном скромном «Мустанге» увёз мрачного же аскетичного Андрея, очень на самом деле благородного и справедливого человека. Вот Иванко, за которым предки прислали машину с водителем: высунул в окно голову и руку, орёт что-то, машет… Чудные у Грани друзья, но они есть — это же счастье!
Да и всё вокруг неё счастье.
А сейчас ещё и с мамой наладится…
Какие решительные родители у Катрин! Как их благодарить?
Только бы всё получилось!!! Граня понимала, что с каждым днём запутывается в своём вранье, усиливает вину перед мамой, но…
Конечно, маме позвонили заранее — и сообщили, что вот таким вот поздним вечером Граня скоро пожалует домой с подругой и её родителями. Родители Катрин Граниной маме сказали, что едут с весёлым сюрпризом, а потому встречайте с тортом.
И когда шумная компания, шурша цветами и частично подметая ими пол, ввалилась в квартиру, в гостиной был накрыт стол к чаю. Ночному рассыльному, который привёз мегаторт, даже звонить в дверь не пришлось — в неё ещё входил последний гость.
…И маме всё рассказали.
Да, за последний месяц мама узнала о своей Гране много нового, но чтобы такое…
Исполнившаяся мечта, певичка, интеллектуальное развитие… Всё это так плохо сочеталось — и всё имело отношение к Гранечке… Но ослепительная красавица — мама Катрин за чаем так расписала Граниной маме прелести и преимущества богемной жизни (она занималась оказанием SPA-услуг VIP-населению, поэтому многое повидала), что Маргарита Паламарчук, известный литературный критик, призадумалась.
Отметив, что обстановка в доме будущей примадонны мирная, гости поспешили откланяться.
Мама и Граня уместили торт в холодильнике, вымыли вместе чашки-блюдца.
— Мама, так ты придёшь на мой спектакль? — заглядывая маме в глаза, спросила Граня.
Мама выдержала паузу — Гране показалось, что она всё это время боролась с собой, а не просто изображала загадочную деловую женщину, которая вспоминает плотный график своих будущих дел.
И с робкой, но всё равно ревнивой надеждой спросила:
— Скажи, а папа… Он уже смотрел, как ты в спектакле поёшь?
— Нет, мама! — с удовольствием сообщая маме правду, выдохнула Граня.
Да, она не ошиблась в своих предположениях.
«Я первая, я первая! — казалось, дай волю, и запрыгает-закричит Гранина серьёзная мама. — Я его обошла! Обыграла! Меня Граня больше, больше, больше любит!»
Друзья распиарили Граню — рядовую хористку из мюзикла, и по школе, и во всех социальных сетях. Так что она так и проходила теперь под меткой «Будущая великая певица». Это было приятно.
И особенно в день, когда на спектакль пришла мама, осознание собственной значимости было важным, очень важным для Грани. Мама-критик — вот она сейчас накритикует, вот будет безжалостна — попсне во всех жанрах она не давала никаких поблажек…
…Граня тряслась в своей гримёрной. До начала спектакля был ещё почти час.
Вокруг шумели девчонки. Обычно эта возня и суета перед спектаклем очень нравились Гране, она ныряла в эти волны и бурлила вместе со всеми, наслаждалась. Но сейчас… Мама, мама, мама… Она заказала одно приглашение. На спектакль мама придёт в полном одиночестве — ни подругу никакую не возьмёт, ни писателя из глубинки — чтобы московским зрелищем порадовать, ни коллегу-критика, и тем более никакого ухажёра… Граня понимала её: мама хочет осторожно разведать сама, что собой представляет то, в чём участвует её девочка. Если убожество и позор — тихо замолчать это, как будто она никуда не ходила и Гранечка ни в чём подобном вовсе и не поёт; а если же что-то приличное — то обязательно раззвонить об этом во все колокола. Ну такая у Грани мама была.
А уж что она Гране самой выскажет — в случае неодобрения… Даже представлять не хотелось.
Вот девочка и сидела дрожала.
А тут ещё в гримёрную заглянула Марта Мраморова. Выцепила взглядом Граню, поманила её за собой в коридор, захлопнула дверь. Граня, и так чуть живая, подошла к ней на слабых ногах и чуть слышно прохрипела:
— Что-то случилось?
Марта с интригой посмотрела на Граню. И сказала:
— Сбегай на первый этаж. Туда, к вахте. Там тебя ждут. Только быстро — чтобы в пятнадцать минут туда-обратно. Ясно?
Ясно — не ясно, но Граня побежала.
В пустом широком коридоре было тихо. Чуть слышно копошился за стеклом своего поста вахтёр. А посредине коридора стояла, поблёскивая металлом колёс, Гришина коляска. С самим Гришей на борту.
— Граня, — улыбнулся Гриша. И на своём железном коне подъехал к Гране почти вплотную. — Не убегай, погоди…
Граня действительно хотела взмахнуть воздушными одеяниями и умчаться прочь — не хватало ей ещё и по этому поводу мучать свою и без того растревоженную ожиданием маминой оценки душу. Но Гриша опередил её. Быстро, но осторожно схватил за руку. И протянул Гране горшочек с цветком. Вернее, с младенцем цветка.
— Я хочу тебе подарить… — проговорил Гриша, глядя девочке в глаза. — Он вытянется, а потом расцветёт. Это гиацинт.
— Я знаю… — пробормотала Граня чуть слышно.
— Ты поставь его у себя в гримёрной, ладно? — продолжал Гриша. — Пусть он у тебя тут живёт. Граня… Я желаю тебе тоже пробиться, вырасти в великую актрису. Просто — великую! Чтобы ты пела в Ла Скала. В Большом театре… В Метрополитен-опрера… Да везде! И будь счастлива.
— Спасибо… — сжимая горшочек с гиацинтом, прошептала Граня, сдерживая слёзы.
— Да — будь обязательно счастлива! — блестя прекрасными карими глазами, повторил Гриша. — И спасибо тебе.
— За что???