Шерил выпятила нижнюю губу.
— Серьезно? Я не могу просто быть активистом?
Мы покачали головами.
— Вот бля… пардон, миссис Бун, я хотела сказать «блин». Полагаю, мне нужно попытаться разобраться, активистом в какой области я хочу стать. Хм. Похоже, это потребует больших усилий, нежели я думала, — она тихо направилась из комнаты. Воодушевления у нее значительно поубавилось, что вызвало у нас с миссис Бун улыбки.
— Клянусь, родители, наверное, каждый день кормили вас на завтрак детской глупостью. От вашего идиотизма у меня взрывается мозг, — она взяла свой сэндвич, поднесла его ко рту, но так и застыла в этой позе. — Постой, у Шерил в руках была книга?
Я кивнула.
Она опустила руку с сэндвичем и покачала головой.
— Я знала, что конец света не за горами. Но не подозревала, что он так близко.
Я усмехнулась и продолжила пить чай. Сегодня он казался не таким уж отвратительным на вкус.
***
— Ты не слушаешь меня, Эрик. Я просто хочу быть уверена, что мы поступаем правильно, — сказала мама тем же вечером расхаживающему по гостиной отцу. Она держала в руке бокал с вином и потягивала его в процессе разговора. Мы с Шерил сидели рядом на верхней ступеньке лестницы. — То, что Мэгги встречается с Бруксом, никого до добра не доведет. Лорен сказала…
Папа саркастически рассмеялся.
— Лорен ей сказала… Господи, ну конечно. Знаешь, а я ведь на секунду поверил, что им не удалось промыть тебе мозги в вашу последнюю встречу, но, похоже, ошибся. Мне следовало бы догадаться, что здесь не обойдется без этих баб.
— Эти бабы — мои подруги.
— Этим женщинам совершенно плевать на тебя, Кэти. Ты думаешь, что они приезжают сюда поболтать с тобой, потому что ты им небезразлична? Нет, они приезжают поиздеваться над тобой, убедить тебя, что нужно что-то менять, хотя заранее знают, что ты не сможешь этого сделать. Они приезжают, чтобы показать тебе, насколько чертовски тоскливо твое существование по сравнению с их идеальными жизнями. И это еще полбеды. Но когда они сидят здесь весь вечер, обсуждая нашу дочь…
— У них не было дурного умысла. Они просто делились со мной информацией, как ей помочь.
— Они унижали ее! — закричал он. Мы с Шерил даже подпрыгнули от испуга. Папа никогда не кричал. Я в жизни не видела его лицо таким красным. — Они унижали и оскорбляли ее, словно она глухая и не может их услышать. И я не знаю, что хуже: то, что ты, впустив этих баб в наш дом, позволила им сплетничать о нашей дочери, или то, что ты, заступившись тогда за Мэгги, через несколько дней идешь на попятную. Ты сидишь здесь и переживаешь, что у нее появился парень, когда сейчас она выглядит такой счастливой, какой я много лет ее не видел. И ты бы тоже это заметила, если бы по-настоящему взглянула на нее.
— Я смотрю на нее.
— Кэти, ты смотришь, но не видишь. А потом приглашаешь в гости этих троллей, и они треплются о Мэгги, словно она — пустое место.
— Она не пустое место. Разве ты не видишь? Именно поэтому я хочу попробовать психотерапевта, которого советует Венди…
— Кэти, она счастлива!
— Она больна!
— Прямо на наших глазах ей становится лучше, но, похоже, в глубине души ты этого не хочешь. Разве тебе не хочется, чтобы она смогла покинуть наш дом? Чтобы начала жить?
Мама замялась, а потом сказала:
— Но Лорен…
— Хватит! — крикнул отец, раздраженно взмахивая руками и случайно выбивая бокал из маминой руки — он упал на ковер и разбился. Папа снял очки и, проведя ладонью по глазам, уперся кулаками в бока. Оба не сводили глаз с красного пятна на ковре — маленькое недоразумение, которое случалось и раньше, когда они были счастливы вместе… до того, как их любовь начала давать трещины. Из-за меня.
Не сказав ни единого слова, они разошлись. Каждый в свою сторону.
— Что это было сейчас? — вздрогнув всем телом, прошептала Шерил.
Пытаясь успокоить ее, я взяла Шерил за трясущуюся руку. В данный момент я была счастлива, что не могла говорить, иначе пришлось бы рассказать ей всю правду. Я знала, что произошло с нашими родителями: только что, на глазах у меня и моей сестры, закончилась их любовь.
Конец любви — это больше не смеяться вместе над маленькими оплошностями.
Конец любви — это громко кричать от злости.
Конец любви — это разойтись в разные стороны.
***
— Коробка вкусняшек для Мэгги Мэй, — сказал Брукс, появляясь позже тем же вечером в дверях моей спальни.
Я улыбнулась, не понимая, о чем он говорит. Войдя в комнату, он сел на пол, поставил коробку напротив себя и похлопал по полу, приглашая меня присоединиться. Что он задумал?
— Это вкусовой тест, — пояснил он, когда я села рядом. — Поскольку ты не можешь говорить, то я хочу сам узнать о тебе все возможное и запомнить, как меняется выражение твоего лица в разных ситуациях. Поэтому мы проведем слепой тест на вкусовые ощущения. В этой коробке случайный набор продуктов — что-то сладкое, что-то кислое, что-то совсем пресное — и ты их все попробуешь. А теперь перейдем к делу.
Я улыбнулась. Возможно полюбить его еще сильнее, чем я уже люблю?
Он наклонился вперед и завязал мне глаза.
— Так, отлично. Видишь меня?
Я покачала головой.
— Ну и прекрасно. А теперь открой рот.
Я приоткрыла губы, и он положил мне в рот кусочек чего-то. Я расслабилась.
М-м-м-м… шоколад.
Как и большинство разумных людей, я обожаю шоколад.
— Так, прекрасно, выражение удовольствия. Дальше…
Я сморщилась от жутко кислого вкуса — жевательный мармелад Sour Patch. Брукс не смог удержаться от смеха.
— О, Господи, как жаль, что ты сейчас не можешь видеть свой сморщенный нос.
Далее последовали виноград, соус для спагетти, ломтик лимона и сыр, который, я уверена, был несвежим. Когда он снял повязку с моих глаз, я была более чем взволнована, потому что настала моя очередь мучить его. Я завязала ему глаза, и он, ухмыльнувшись, прикусил нижнюю губу.
— Извращенка.
Я закатила глаза. Для начала к нему в рот отправилось холодное картофельное пюре, но оно почему-то понравилось ему больше, чем должно было. Следом соус для спагетти, острый соус — последний он терпеть не мог — банан и все остальное. В завершении я взяла кусочек шоколада, обмакнула его в кетчуп, а сверху выдавила немного лимонного сока. Брукс тут же попытался все выплюнуть, но я зажала его рот рукой и хихикала, пока он, извиваясь всем телом, пытался это проглотить.
— Грешно так поступать, Мэгги. Это большой грех, — засмеялся он, вытирая ладонями рот.
Я наклонилась и поцеловала его. Он поймал зубами мою нижнюю губу и слегка прикусил.
М-м-м… Вот это мне нравится.
Но нам не дали продолжить поцелуй. В дверь моей спальни ворвались Келвин, Рудольф и Оливер.
— Черт возьми! — выкрикивал Келвин.
Я приподняла брови, а Брукс выглядел не менее сбитым с толку, чем я.
— О, Боже мой! О, Боже мой! — повторял Рудольф, расхаживая кругами. Его руки дрожали, он почти задыхался — хотя для Рудольфа это не редкость. Не требуется больших усилий, чтобы вывести его из состояния равновесия.
Больше всего меня волновало то, как Оливер подпрыгивал вверх-вниз. Он никогда не прыгал и проводил в сидячем положении больше времени, чем все мы вместе взятые. Я никогда не видела его таким возбужденным.
— Что? Что такое? — с недоумением воскликнул Брукс.
Келвин замер.
— У тебя… повязка на глазах?
Близнецы хором присвистнули.
— Извращенцы!
Брукс скинул повязку.
— Не обращайте внимания. Что произошло?
Все три парня какое-то мгновение стояли спокойно, но потом их снова охватило прежнее возбуждение. Келвин подбежал к Бруксу, схватил его за плечи и начал трясти.
— Черт возьми! Черт возьми! Черт… — он сунул свой мобильник в руки Брукса.
Прищурившись, Брукс начал читать текст. Я забежала ему за спину, чтобы тоже иметь возможность прочесть. Прочитанное было словно удар в живот, причем каждое последующее слово било больнее предыдущего.
— ЧЕРТ! — выкрикнул Брукс, его руки затряслись.
Я взяла у него телефон, чтобы прочитать еще раз.
— Как такое вообще возможно?
— На «Ютьюб» им попалась на глаза наша кавер-версия их песни. Потом они нашли наши оригиналы, а потом написали о нас в твиттере.
— За последние два часа больше сорока тысяч ретвитов! — выкрикнул Рудольф, его нос от волнения стал краснее обычного.
— Ты идиот, уже больше пятидесяти тысяч, — поправил Оливер.
Я похлопала Брукса по плечу и, протянув ему телефон, жестами добавила. О. Мой. Бог.
— Сто шестьдесят тысяч ретвитов! — сказал Брукс.
Парни хором заорали:
— А-а-а-а-а-а! — вероятно, сорвав себе голосовые связки.
— Кэл, я даже не знал, что ты выложил нас на «Ютьюб»! — выкрикнул Брукс. Сейчас они все могли только кричать. Ребята всегда говорили, что являются яростными противниками всякий модных течений, что они независимые. Но стоило этой самой моде постучаться к ним в дверь, как они тут же лишились рассудка.
— Я этого не делал!
— Тогда ты, Рудольф? Или Оли? — спросил Брукс.
— Нет, — хором ответили близнецы.
— Тогда кто… — Брукс медленно перевел взгляд на меня, и я подарила ему смущенную улыбку. Одновременно повернувшись, все парни уставились на меня. Судя по их взглядам, до них наконец-то дошло. — Это сделала ты? Это то самое видео, когда ты нас снимала?
Я медленно кивнула, и через несколько секунд подпрыгивающие вверх-вниз ребята обнимали меня во все свои восемь рук.
— Черт возьми, Мэгги, ты невероятная! — сказал Оливер, отвешивая мне леща.
— Господи, Мэгс, ты даже не представляешь, насколько сильно сейчас изменила наши жизни, — проговорил Келвин.
— Чувак! — Оливер замахал руками в сторону Келвина. — Прочти сообщение, которое они нам прислали.
— Нам прислали сообщение?
— О, — Келвин восторженно кивнул, двигая пальцем по экрану телефона. — Оно адресовано нам напрямую, — он откашлялся, и близнецы последовали его примеру, хотя знали текст наизусть.
«Дорогой Келвин. Меня зовут Марк. Я менеджер The Present Yesterdays. Несколько дней назад мы наткнулись на ваше видео и не могли оторваться. Звук чистый, живой, не обработанный на компьютере. Если вас это заинтересует, я хотел бы с вами встретиться, чтобы обсудить ваши дальнейшие планы на музыкальном поприще. Всего наилучшего!» — все трое произнесли текст сообщения идеально дружным хором, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
The Present Yesterdays — самая популярная рок-группа современности. Парни познакомили меня с их музыкой, и я влюбилась в нее, наверное, раньше, чем мир узнал о существовании группы. Разве такое возможно?
Брукс обвел своих друзей ошеломленным взглядом, и я увидела, что все они в состоянии глубокого потрясения: мечта действительно могла стать реальностью, даже для мальчиков, играющих музыку в гараже в маленьком городке штата Висконсин. Волна непередаваемых эмоций накрыла всех нас, и мы радостно запрыгали по всей комнате. Я никогда не была так счастлива, наблюдая, как оживают чьи-то мечты.
— Магнит, это все благодаря тебе! — сказал Брукс, прижимая меня к своей груди. — Это благодаря твоему голосу нас услышали.
В этот вечер он напомнил мне, что я по-прежнему обладаю голосом, хотя ни одного слова не слетело с моих губ.
У меня все еще есть голос.
***
Следующим вечером я принимала ванну дольше обычного. Ничего не изменилось: я, как и раньше, сначала читала, мылась, а потом погружалась под воду и вспоминала то, что случилось тогда в лесу, напоминая себе, что в этом не было моей вины. Мое подсознание по-прежнему хранило картины случившегося, но в последнее время яркие новые впечатления делали образы прошлого несколько размытыми. Каждый раз, когда я пытаясь представить себе лицо дьявола, память выдавала мне облик смеющейся Шерил с книгой в руках. Каждый раз в попытке вспомнить, как я бежала по лесу, мне представлялось, что бегу я прямиком в объятия Брукса. И каждый раз, вспоминая, как я споткнулась тогда, перед глазами возникал образ миссис Бун, читающей мне нотации. Нет, они не ушли, эти плохие воспоминания. Я знала, что мое подсознание все еще хранит образ дьявола, но у меня стало лучше получаться удерживать его там взаперти. У меня не было твердой уверенности, случилось ли это благодаря Бруксу или Шерил, а, может, просто время пришло, но, в любом случае, я была благодарна.
Закончив прокручивать воспоминания, я вынырнула на поверхность, сделала глубокий вдох и снова погрузилась под воду, чтобы помечтать.
Я мечтала о будущем. Мечтала о том, как однажды открою для себя мир, поднимусь в горы, совершу поездку в Италию, увижу Брукса и моего брата, дающих концерт на огромном стадионе. Мечтала, как у меня будет семья. Как я наконец-то почувствую, что значит быть живой. Вода смывала всю ту тьму, которая так упорно не хотела меня отпускать. Я начинала медленно обновляться. Я начинала заново жить.
— Мэгги, я принесла тебе чистое… О, Господи! — воскликнула мама, вбегая в ванную и вытаскивая меня из-под воды. От неожиданности я открыла рот и вдохнула в себя воду. Я закашлялась до рвоты, в горле все горело. Что случилось?
Мама сжимала меня трясущимися руками и кричала. В уши мне попала вода, и я пыталась вытрясти ее, когда мама начала громко звать папу.
— Эрик! Эрик! — в ее голосе слышалась невероятная паника. Что она делает? Почему так разволновалась? Неужели она подумала…
О, Господи, нет.
Нет, мама. Я не пыталась покончить с собой. Я не собиралась топиться. При виде охватившей ее паники, мои глаза наполнились слезами. Она вытащила меня из ванной и закутала в полотенце, продолжая выкрикивать папино имя, хотя он и так уже был здесь. Из-за воды в ушах ничего не было слышно. Я попыталась встать, но мама сжимала меня очень крепко.
Слишком крепко.
— Эрик, она пыталась утопиться! — сказала мама. В глазах отца вспыхнула тревога, и он попросил ее повторить. — Я же говорила тебе. Она не вынесет всего этого.
Я затрясла головой. Нет, папа. Мои руки стали бледными, как у призрака. Я бы не сделала этого. Я не стала бы убивать себя. Я счастлива. Помнишь? Я счастлива.
Мне нужна бумага. Нужно написать им, что я не пыталась убить себя.
Сейчас они оба плакали. Практически не дыша, папа встретился со мной взглядом. И отвернулся.
Он должен узнать, что мама ошиблась. Она ошиблась. Она не знала всех деталей. Мама вытащила меня из воды, не зная, что я прекрасно умею задерживать дыхание.
***
Они снова ругались.
А мы с Шерил опять наблюдали за их ссорой, сидя на верхней ступеньке лестницы. Мои волосы были все еще мокрыми после ванной, и Шерил расчесывала их, пока мы подслушивали.
— Ты по-прежнему не веришь мне? — потрясенно воскликнула мама.
— Ты слишком бурно реагируешь, — ответил папа. — Она говорит, что не пыталась…
— Она ничего не сказала, Эрик. Мэгги не может говорить, зато ее последние действия говорят сами за себя.
— Мэгги всего лишь окуналась под воду, когда ты вломилась к ней в ванную. Она задержала дыхание. Господи, Кэти! Это Лорен сейчас говорит за тебя!
— Не сваливай все на нее. Не сваливай это на моих друзей. Я прекрасно знаю, что видела! Твоя дочь пыталась себя убить!
— Моя дочь? — папа даже присвистнул. — Вау.
Да, папа. Я тоже это почувствовала. Как удар в живот.
— Ты понял, что я имела в виду.
— Нет, и, думаю, вряд ли пойму. В последнее время я вообще с трудом понимаю то, что ты говоришь.
Закатив глаза, мама вышла из комнаты и вернулась с бокалом вина.
— Она больна.
— Она идет на поправку.
— Ей становится хуже, и я уверена, что это связано с Бруксом. Я знаю, что так и есть…
Я присмотрелась к маме. Всматривалась в каждое ее движение. Папа ничего не замечал, потому что просто слушал ее параноидальный бред и был слишком занят, выплевывая в ответ свои гневные тирады. Поэтому не обращал внимания на беспокойные движения ее пальцев, дрожь в ногах и едва заметное подергивание нижней губы. Мама была напугана. Она была в ужасе. Такой уровень страха — это больше, чем просто реакция на произошедшее. Казалось, этот страх изводил ее годами. Но чего она так боялась?