«ЧТО? Пьян? Обдолбан?» - мелькает в мозгу и тут же исчезает, оставляя за собой шлейф удивительно волнующего недоумения, ощущения больше сердцем, чем разумом, что неважно это сейчас. Что не в алкоголе и не в наркотиках дело. Дело в другом совсем, таком неправильном…
Но так странно, что это не отталкивало. Почему-то, вместо того, чтобы остановиться, он начинает чувствовать, как ему до головокружительного смятения приятна необычная близость Яна.
Почему становятся влажными ладони, и как-то по-особенному сладко тянет в животе? И откуда это непонятное желание почувствовать губами губы близнеца, от прикосновения которых остаётся на щеках и скулах такой сумасшедший жар? А они так близко к твоим… И так скручивает всё в груди от напряжения и… восторга?
- Мелкий… Ты что? Охренел? Чего ты наглотался, а? Ян… какого?! Я, между прочим, твой брат! Эй?! Узнаешь меня? Ты в своём уме? Не надо!– и почти истерика от того, что вдруг точно понимаешь – «НАДО, мать его!»
Надо! Но почему?! Откуда такое желание?!
И тут же удушливый липкий страх, что вдруг прекратит и отступит.
Засмеётся и скажет: «Шутка, братик! Расслабься!»
Но вместо этого заливающий душу беспощадно сжигающим напалмом бешеных эмоций, хриплый шёпот:
- Свят… я хочу… пожалуйста… Я не под наркотой, ты не думай…
«А шутками-то и не пахнет! Ни капельки… И братишка, похоже, о-о-очень даже в своём уме», - вдруг понял Свят.
- Кретин… что ж ты несёшь? Что творишь? Дурак…
И вдруг прорывающееся откуда-то из подсознания, из его глубин, необычное предчувствие: а ты ведь ВСЁ знаешь… Ты ТОЧНО знаешь, что чувствует ОН. Ощущаешь его смятение, его тоску, его трепещущую, не меньше, чем само тело, душу, а ещё просто убийственное желание не быть одному, согреться, и вовсе ни при чём тут его «трахни».
Нестерпимо робкое прикосновение губ к губам, выбивающее из мозга мысли о необходимости сопротивляться, оставляя вместо них совсем другие, что бесполезно пытаться быть сейчас благоразумным и правильным. Бесполезно строить из себя старшего брата, сдерживающего «тараканов» в мозгу своего младшего, вроде бы и нормально мыслящего, но, как бы там ни было, не совсем вменяемого близнеца.
Потому что, по всей видимости, подобных «тараканов» и у самого, оказывается, хватает.
И ответное движение, словно на автомате: язык, скользнувший по шершавым, открывающимся навстречу губам… А за этим - почти ядерный взрыв режуще-ярких ощущений в мозгу, в груди, везде - и кажется, что тонешь в них, задыхаешься, растворяешься, умираешь.
Не отрезвляющих совершенно ощущений, а всё глубже погружающих в то фантастическое состояние близости душ, рождённое стрессом и убивающей боязнью потерять. Или, может, кто-то там, наверху, за них давно уже всё решил.
ТАК решил.
Тихий выдох в губы, выдох благодарности, облегчения и разрывающей душу острой нежности в ответ, сводящий с ума, уносящий бешено колотящееся сердце и трепещущую сущность ввысь, туда, где она ещё никогда до этого не бывала.
Руки, жадно стискивающие худенькие вздрагивающие плечи, притягивающие к себе всё сильнее. И невозможность, нежелание, прийти в себя и остановить это безумие…
Такое мучительно-сладкое.
Такое невообразимое.
Одно на двоих.
Еле сдерживаемый тихий мат сквозь зубы, когда рука Яна, найдя край рубашки, скользит по обнажённому торсу ладошкой, жадно сгребая пальцами кожу. Стараясь как можно сильнее вжаться в каменные мышцы брата, и ещё плохо понимая, что к чему, но на грани сознания, до одури желая почувствовать, как тело в твоих объятиях, пусть понемногу, но расслабляется, успокаивается. И уже наверняка понять, что после этого поцелуя не грянет гром и молния, и не изобьёт его за «тупую педерастическую выходку» собственный близнец.
А отвечающие губы и ласкающий язык, вздрагивающий, трепетный, то ли прохладный, то ли невыносимо горячий, без слов уже говорят об этом и о многом другом. О кружащем голову дурманящими запретами - другом.
Как же не хочется останавливаться…
Вот только кружится голова от всего, на что ты посмел решиться несколько минут назад. И не понятно, как ещё не рухнул на колени от слабости в ногах… И веришь, веришь, отчаянно веришь, что ответная ласка не была случайной. Что это не просто жалость к брату-дегенерату, чокнутому, опущенному тем, в кого был влюблён, гею...
Иначе… остановится сердце.
Иначе… никакой воздух не сможет заставить легкие дышать.
А чтобы понять, что не ошибся, нужно так мало и так мучительно много – посмотреть в глаза тому, чью нежность только что жадно глотал, словно спасительную влагу, и так боялся не успеть ею напиться.
Он посмотрит. Обязательно посмотрит. Но позже…
Они стояли, касаясь телами, пытаясь вздохнуть полной грудью, с грохочущими как вагоны метро, сердцами, с влажными от переизбытка эмоций глазами, но, пока не имея возможности посмотреть прямо друг на друга, и лихорадочно пытались хоть немного понять и себя, и ЕГО.
Его мысли, чувства, желания…
И вообще… что всё это для них означает?
- Я… - Свят невольно облизал начавшие гореть губы, - это…
Рука, сжавшая плечо младшего брата, вздрогнула, пытаясь разжать затёкшие пальцы.
«Не убирай её… Не надо!» - так хотелось попросить Яну, но он лишь нервно теребил ремень, не снимая своих рук с пояса Свята, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в него со всей дури.
- …волновался. Очень, - закончил тихо тот, и Ян на секунду прикрыл глаза.
- Прости, Свят… Я - сволочь, я знаю… Я не должен был вот так…
- Ты в порядке? Тебя никто не трогал? Скажи, - перебил Свят, и это «никто не трогал» почему-то заставило снова защипать в носу, обещая приближение уже настоящих слёз, и несколько раз сморгнув, отгоняя их, Ян отрицательно покачал головой, выдавив «нет», с каким-то уж совсем детским всхлипом, от которого стало так стыдно.
И хорошо, что совсем рядом плечо, в которое можно спрятать лицо, пылающие щёки и предательски скатившиеся пару слезинок.
А всё больше терявшемуся в этой странной ситуации и разрывающих грудь новых, будоражащих каждую клеточку тела, чувствах Святу только и оставалось, что тереться лицом о пахнущие сигаретами, улицей и чужим домом волосы брата. И прижимая его к себе за плечи, тихонько, немного смущённо, бубнить:
- Ну, что ты так… Не надо… Всё прошло. Ты меня тоже прости, а?
В ответ получая короткие кивки, тепло срывающегося дыхания и тихие всхлипы.
- Вот и хорошо… Да? Мы оба ещё те кретины…
- Ты маме не говори только, ладно? Я не хочу… Не смогу ей всё объяснить…
- Ладно тебе! Я хоть и кретин, но не идиот же… Мне самому за драку влететь может… Так что… хули тут сдавать самих себя?
Свята тоже потряхивало от близости тёплого, мелко вздрагивающего тела, да и чувствовал он себя уж как-то не очень адекватно, но всё же, взяв себя в руки, спросил:
- Слушай… ты виделся с Ромкой, да?
- Нет, - Ян нехотя приподнял голову, отрывая лицо от плеча Свята, а тот, даже не сразу понимая, что делает, положил руку на затылок брата, заставляя остановиться, и теперь их головы просто касались висками.
- Врёшь?
- Ни капли… Ты думаешь, мне не хватило одного раза, и я попрусь ещё и унижаться? Или что? Я похож на психа?
- А то нет! - прошипел Свят, смяв в пальцах длинные чёрные пряди, подавил накатившую злость к мрази по имени Роман и шумно выдохнул.
- Ладно, ты прав… Где ты был, а? Скажи?
- Ну… Ты его не знаешь… Это Димка с нашей скейт-группы. Вернее, его брат старший… У него тачка, квартира… Просто так получилось… Ты не злись, ладно? И не думай, что они меня там спаивали или ещё что… Они меня бухого уже возле парка подобрали, хотели домой привести, а я сопротивлялся, адрес не говорил… Хотел, чтобы они меня там возле парка и оставили… А они меня в тачку запихнули и к себе отвезли. У них я и был… Я не знаю адреса, Свят. Но они меня не обижали… Наоборот… Всё окей, правда. Я же дома, да? Они меня привезли, - виноватый тон просил забить на то, что получилось, и Свят поддался, оттаивая.
- Ладно. Я понял… Ты ел-то когда в последний раз, мелкий? Давай пожрём? Да? Ты это… Помоешься пока, переоденешься, а я чего-нибудь разогрею, окей? Свекольник есть, картошка с мясом… Могу блинчиков сварганить. С вареньем. Что будешь?
- Я? То же, что и ты, - Ян млел от прикосновений брата к своей голове, от заботы, близости и… от любви. Такой естественной, такой правильной.
Потому что - брат.
Потому что не отталкивает.
Потому что понимает, как никто другой.
- Ну и хорошо. Давай… Я буду ждать тебя на кухне, – старший мученически свёл брови.
«Отпусти его… Отпусти!» - приказал он сам себе и всё-таки смог расслабить хватку, разжать пальцы, освобождая прядь волос, и отступить на полшага, так и глядя на того, кого знал всю жизнь. Кого любил всегда. Только эта любовь сейчас была такая, как будто её кто-то перевернул вверх тормашками, сильно встряхнул и заставил вывалиться из всех её потайных местечек совсем новые чувства и желания, которые она так усиленно прятала.
И которым пока Свят не мог дать нужного определения.
Всё в брате было то же самое, что и вчера: впалые щёки, чётко очерченные скулы, худющая шея и трогательные ямочки под ключицами, едва выглядывающие из-под расстёгнутого ворота тенниски, острые плечи со спадавшими на них волосами, та же идиотская чёлка на пол лица… И те же сумасшедшие разноцветные глаза, в которые порой так трудно смотреть, из-за странного ощущения нереальности.
Ничего не изменилось.
Но теперь ко всему этому хотелось прикасаться. Пальцами и губами…
- Ох, ёпт… Ох, мама дорогая… Что ж такое-то, а? – бормотал он минуту спустя себе под нос, суетясь на кухне, слыша льющуюся воду в душе и не понимая, как он по доброй воле и желанию… Же-ла-ни-ю! Целовал собственного близнеца.
И это было не просто здорово. Чёртовски здорово.
ТАКОЕ удовольствие от одного только поцелуя им было испытано впервые.
А горящие губы и щёки, и ещё мучительно скручивающее томление в груди говорило…
Нет, не так…
Оно просто орало о том, что он наверняка не захочет, чтобы этот первый раз их не по-родственному восхитительно-близкого общения, срывающего крышу и всё надуманные запреты бешеным торнадо чувств, оказался последним.
Часть третья
Картина Репина… или Лёгкий петтинг с тяжёлыми последствиями…
На душе было завораживающее ощущение новизны, радости, распирающее всё нутро. Похожее на то, которое накрыло при появлении дома новенького компьютера. Только раз в сто сильнее, и к этому добавлялось чувство, что мир сошёл с ума.
«Свят… ну ты идиот, нет? Или да? Или что вообще это значит? Ты - педик? Да, вроде бы, не ты, а твой брат… Но чё-то от этого не легче, ага? Ой, боже-боже… Может, рассосётся ещё? Ну, подумаешь – братики поцеловались, да? Ну… не по-братски, да-а-а… По-взрослому… С языками… Да и не просто целовались – сосались точно полоумные…
О, чё-ё-ёрт… А чего от этого так классно-то было?!»
Мысли бултыхались в голове, ударяясь о черепную коробку, словно мячики от пинг-понга, и конца этому не было. А ещё не было, хотя ну просто обязано было быть после всего произошедшего, так это стыда.
Ну, ни капли!
- Во… Приплыли.
Свят уселся, глядя на накрытый им самим стол, положив подбородок на руки, тяжко вздохнул, чувствуя, что внутри продолжает трясти. И… улыбнулся.
- По фигу.
Он дома. Остальное неважно.
А через несколько минут на кухню вошёл Ян, ещё вытирающий волосы, в джинсах, чистой футболке, с румянцем, то ли от горячей воды, то ли от замешательства и волнения, переворачивающих душу. Но, как бы там ни было, старающийся вести себя непринуждённо. Свят уловил мимолётный, немного напряжённый, оценивающий его настроение, взгляд.
Спокойно кивнул на стул.
- Садись ты уже, остывает.
Ян кивнул в ответ, оставляя на шее под волосами полотенце и устраиваясь напротив брата, чувствовал просыпающийся от запахов аппетит.
- Тебе сметану или майонез? – развернулся к холодильнику Свят, показывая готовность к действию.