Ян коснулся ложки возле тарелки со свекольником.
- Сметану.
- Сметану, так сметану… А мне с майонезом хочется, - спокойно отреагировал Свят, вставая, а Ян, не отрываясь, смотрел на близнеца, с огромным облегчением, граничащим с эйфорией, отмечая, что не чувствует в нём никакого негатива.
Присутствовало небольшое смущение, но это не напрягало, скорее, это было приятно.
Принимая душ, Ян решил для себя не акцентировать на произошедшем внимания.
То есть он хотел просто посмотреть на поведение брата.
Как брат воспринял для себя эту его выходку?
И вообще было непонятно Яну, каким образом близнец её для себя объяснил. Ведь не просто не останавливал поцелуй, а отвечал! И так, что звёзды из глаз сыпались… Да и сейчас у него остался сумасшедший трепет внутри, от которого кидало то в жар, то в холод.
Дикий душевный экстрим, помешательство, безумие…
По-разному можно было назвать то, что почувствовав Ян в объятиях брата.
Просто оглушило нестерпимым желанием вжаться в родное тело так, чтобы ощущать каждой своей клеточкой исходящее от него тепло, ласку и заботу.
А вслед за этим накрыло ещё более дикое желание по отношению к ближайшему родственнику.
Желание…
Сексуальное желание. Горячее… Мощное… Непреодолимое.
О чём и объявил недолго думая, вводя близнеца в безжалостный ступор, через пару минут неожиданно разлившийся в животе жаром странных, но таких будоражащих всё его существо, эмоций.
А ещё Яну безумно хотелось целовать брата.
Те робкие поцелуи с Ромкой были теперь не в счёт, и казались совершенно ничего не значащими, ненужными, не стоящими ничьих переживаний.
И он решился.
Не мог хотя бы просто не коснуться тёплых губ своими.
А когда, еле дыша, вдруг почувствовал ответ… Замирающее от страха и волнения сердце едва не разорвалось в груди от неудержимо хлынувшего в него взрывного восторга, счастья, упоения на грани экстаза, от его губ и горячего языка.
И тогда его понесло…
ИХ понесло.
***
Работая ложками, мальчишки исподтишка посматривали друг на друга, сдерживая смущённые улыбки, утыкаясь носом в тарелки.
Заметив, что у брата заканчивается кусочек батона, Свят молча встал к кухонному столу, где лежали отрезанные ломтики, один положил рядом с тарелкой Яна и сел на место, шмыгнув носом в ответ на тихое «спасибо».
Продолжив трапезу, залезая в баночку с майонезом пальцем, аккуратно его оттуда выковыривая под внимательным, из-под чёлки, взглядом Яна, облизал, обхватив губами, вызывая этим необычное желание дать подзатыльник, а странно электризующее ощущение внизу живота.
А потом вдруг спросил, спокойно так… Словно о чём-то совсем обыденном:
- Где целоваться научился? С тем кретином, что ли?
Ян замер на секунду, с хлебом в зубах. Вытащил, так и не откусив.
Откинутые мокрые волосы с лица, прямой взгляд, Свят подпёр щеку кулаком, взметнув брови и продолжая жевать.
Глаза светились, на губах играла улыбка. Ян хмыкнул, тушуясь.
- Мы с ним так не целовались, - он всё-таки отправил кусочек булки в рот и снова склонил голову, возя при этом ложкой по дну тарелки.
- Тогда с кем? Я реально думал, что ты не умеешь, - Свят хотел заглянуть во вновь пытающие спрятаться «эти глаза напротив».
- С тобой оно само так… Получилось… Ну, просто повторял, - Ян пожал плечами.
- Да? Талантливый ученик, - с серьёзной миной Свят покачал головой, и Ян, не выдержав, фыркнул, сдерживая смех и краснея, схватил салфетку и, смяв, бросил её в счастливо улыбающегося брата.
- Иди ты!
***
«Потом сидели каждый в своей комнате, а я не сомневался даже, что ему не легче, чем мне, ни разу. Никогда не чувствовал, чтобы меня так колбасило. Жесть полная. Башню рвало конкретно… Мне очень хотелось быть рядом. Нужно было… касаться его… Я же не дурак, понимал, что к чему. Не выдержал, сходил в душ, думал, поможет. Да ни хрена! Даже под холодной водой. И в башке всё время крутилось это его «трахни меня». Нет, я не думал про это всерьёз, я просто… Чёрт… Я не знаю. Просто мозг плавился, сука… И я не выдержал…»
Ян лежал на животе, лицом в подушку, кусая губы, едва давя в себе подступающие слёзы. Он так хотел снова почувствовать его губы. И так было стыдно за это желание.
Его не сильно волновал тот порыв, когда он просил секса. Старался уверить сам себя, что для его брата это не показалось серьёзным, и, может быть, Свят вообще воспринял это как стёбную просьбу просто наказать за дурацкую выходку с бегством из дома.
А вот всё остальное, настоящий поцелуй и объятия, как ни старался оправдать – не получалось. Да почему-то не очень-то и хотелось.
Но тогда оставалось только принять для себя то, отчего было желание и скулить, и смеяться, и плакать, и орать благим матом из-за круговерти сводящих с ума чувств, бушующих в груди. И до одури бояться, что ничего подобного больше никогда не повториться.
Вздрогнул от звука приоткрывающейся двери в его спальню и затаил дыхание.
- Эй, мелкий… Не спишь? Пойдём кино посмотрим, а? У меня орешки есть…
- Жареные? – вопрос, с сжимающейся от счастья душой и идиотской от смущения улыбкой, спрятанной в подушку.
- Ага…
***
Они сидели на диване, изредка соприкасаясь друг с другом локтями и пытаясь этого не замечать, ели жареный арахис, пили холодную колу, иногда перекидываясь незначительными фразами, усердно делая вид, что увлечены только творящимися на экране ужасами японского «Звонка» и ничем другим.
Никем другим.
А потом кончился арахис. Нагрелась оставшаяся кола. Почти закончилось кино.
И иссякли силы изображать пофигизм к тому, кто был так близко и пытался унять учащенный пульс, испытывая ураганы неведомых ранее чувств, так же как и ты сам.
Ян не спеша подтянул колено, поставив голую ступню на диван, закусив верхнюю губу, обнял коленку, задумчиво посмотрел на пальцы ноги, пошевелил ими, коснулся острой косточки на щиколотке…
Не видел, но всё же подозревал, что его рассматривал брат, всем существом своим понимающий - за этим действием младшего что-то обязательно последует.
Обязательно. Иначе было уже невозможно.
И Ян, вдруг отсевший немного, кинув на близнеца быстрый взгляд, неожиданно склонился и трогательно-доверчиво устроил на его бедро голову, подложив под неё ладошку.
Свят замер.
С приподнятой над братом рукой, пока не зная, куда её пристроить, то ли дыша, то ли нет, медленно и чуть ошеломлённо его рассматривал.
Острое, обтянутое тёмно-синей футболкой, плечо. Открытую шею, мочку уха, чётко очерченную скулу, подрагивающий уголок губ. Тех самых, которые целовал пару часов назад, забыв про всё на свете.
«Ой, дурдом!» - пронеслось во всё менее адекватно мыслящей голове, не представляющей, что творится сейчас с тем, кто и пошевелиться боялся, так смело улёгшись на него.
Если бы всё это случилось вчера, он бы без всяких лишних эмоций просто-напросто спихнул обнаглевшего мелкого с себя или так же бесцеремонно улёгся бы на нём, попытавшись удобно устроиться. Но сейчас этот поступок Яна воспринимался в совершенно другом свете и с другими ощущениями. Совсем другими.
Рука медленно опустилась на напряжённое плечо и осторожно сжала его прохладными пальцами. Ян на секунду закрыл глаза, отзываясь на действие брата, нервозно смял джинсовую ткань под своей щекой.
Пару секунд тишины, и…
Шумный выдох у одного, перед тем, как решиться развернуть к себе ЕГО.
И глубокий вдох у другого, словно перед прыжком в воду, чтобы осмелиться и найти в себе силы в упор смотреть в знакомые, родные глаза, но с новым выражением в них, чтобы увидеть, чтобы понять.
Всё понять…
И теперь Ян смотрел в глаза брата. Смотрел, стискивая плед рядом со своим бедром, и пытался увидеть что-то такое, очень нужное, важное… Стараясь при этом не дать сильно съехать по фазе измочаленному мозгу.
Вот только ядерный коктейль из множества противоречивых чувств, не давал даже нормально дышать.
Беспощадный пульс гулко и часто стучал по вискам чем-то острым, и от этого в голове, где и так был чудовищный бардак, стала появляться боль.
Да ещё глаза брата, совсем не жалея, дырявили взглядом до самого мозга, но Ян понимал его. Понимал, что в эти первые секунды, им обоим было очень важно увидеть правду во взглядах. И пусть было довольно сложно, вот так нещадно давя друг другу на нервы, но они и смотрели ТАК, как никогда до этого…
У Свята спектр эмоций и ощущений был не меньшим - та же растерянность, смятение, восторженность, тихая истерика, страх… и что-то ещё, новое совершенно.
Так вот это «что-то ещё» - трепетное, болезненно-томительное, оказалось тем же самым, что Ян чувствовал у себя в груди, а поэтому и не пришлось сомневаться в том, ЧТО творилось в душе брата.
И, в подтверждение всему, последовали вопросы:
- Мелкий… Какого… Всё это? Мы с тобой ебанулись на пару, или что? Ты понимаешь вообще хоть что-то? А? – тихо, сбивчиво и с выступающей испариной над губой.
- Ты… ты повёлся на меня, братик, – смущённая улыбка, вздрогнувшие губы.
Свят сконфужено хмыкнул, типа: «А то я сам не понял, что повёлся!»
- Да ну, это и так ясно… Я понять не могу по-чё-му?!
– Может, и правда ебанулись? – Ян нерешительно пожал плечами.
Рука Свята лежала на его тёплой груди чувствуя учащенное дыхание.
- Хрень какая-то, - Свят дёрнулся, и Ян сел, давая ему возможность встать, и, обняв колени, с беспокойством и гулкими ударами за грудиной наблюдал за явно психующим братом, открывшим дверь на балкон и вставшем в проёме.
- Чёрт… Курить хочу! – объявил Свят после паузы.
Покачал головой, глядя в никуда:
- Не врублюсь… С какого я вообще начал лизаться с тобой? Ладно тебя, обдолбанного, так пропёрло! Но я-то тут при чём?!
- Свят, господи! Я же говорил, что ничего не принимал! Ну? – возразил Ян, возмущённо выдохнув.
Старший повернул голову и, окинув медленным недоумённым взглядом близнеца, снова отвернулся.
- Ну да… Ты говорил. Даже если так… Тебя же тянет к парням, в этом, наверное, объяснение… А я? Я же не педик!
- Не педик, – повторил тихо Ян.
- И значит так быть не должно!
- …не должно. Наверное…
- Не наверно, а точно! А я тебя целовал! Це-ло-вал! Тебя! Брата! Пар-ня!
- Ну… Ц…целовал. Вернее – ты просто ответил. Мне…
Свят дёрнул плечом.
- Ответил… Да! Не важно! ЭТО – не важно, понимаешь? Важно то, что мне это понравилось, с какого-то хера!!!
- Я это… Ну, почувствовал, да, – Ян смущённо улыбался, глядя в спину брата.
- Ебануться!!!
- …всё-таки похоже на то.
Удручённый тон в этих словах младший близнец даже и не пытался скрыть.
Свят снова обернулся, и в глазах плескались недоумение, растерянность и… и что-то ещё… От чего становилось очень странно внутри, и хотелось сжаться ещё сильнее.
- Но почему, Ян? - шёпотом. Потерянно. Так, что это его «но почему», звучало как: «За что?»
А вот еперь хотелось просить прощения, может быть, даже пообещать, что это не повторится больше никогда… Лишь бы успокоился. Лишь бы не чувствовал себя так странно… Лишь бы не метался по комнате…
Ян чувствовал себя виноватым. Даже пришибленным каким-то всей этой ситуацией.