– Я видел Омегу, так? Эта штука внутри меня – часть его. Он поместил в меня часть себя.
– Да. Думаю, это так.
Буч почувствовал внезапное желание сходить в церковь и помолиться о спасении.
– Моя жизнь не вернется в привычное русло…
– Возможно.
Буч уставился на свою коллекцию галстуков, завороженный обилием их цветов и разновидностей. Замерев в нерешительности, он по какой-то причине подумал о родственниках в Южном Бостоне.
Кстати, о привычном… они совсем не менялись, оставаясь неумолимо прежними. Для клана О’Нил было лишь одно поворотное событие – трагедия, подбросившая шахматную доску этой семьи высоко в воздух. Фигурки, попадав с нее, приземлились в клей. После изнасилования и убийства пятнадцатилетней Джени все замерли на своих местах. А Буч стал не заслуживающим прощения изгоем.
Чтобы остановить поезд несущихся мыслей, Буч стянул с вешалки кроваво-красный галстук от Феррагамо.
– А что у тебя намечается вечером, вампирюга?
– Придется отдыхать.
– Отлично.
– Скорее наоборот. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу стоять в стороне от схватки.
– Ты слишком напряжен.
– Ха, ха.
Буч оглянулся через плечо.
– Напомнить тебе о сегодняшнем дне?
Ви посмотрел на стакан.
– Ничего особенного.
– Ты проснулся с таким диким воплем, что я подумал было – тебя пристрелили. Что тебе, черт побери, снилось?
– Ничего.
– Не пытайся меня обдурить. Это немножко бесит.
Ви поболтал в стакане водку. И проглотил.
– Обычный сон.
– Брехня. Приятель, я прожил с тобой девять месяцев. Ты спишь как убитый, когда вообще спишь.
– Проехали.
Буч сбросил полотенце, натянул черные боксеры и достал из шкафа накрахмаленную белую рубашку.
– Ты должен бы рассказать Рэту, что с тобой творится.
– Давай не будем об этом.
Буч надел рубашку, застегнул, затем снял с вешалки брюки в тонкую полоску.
– Я всего лишь пытаюсь сказать…
– Хватит, коп.
– Вот несговорчивый осел! Послушай, если захочешь все-таки поговорить, вспомни обо мне. Лады?
– Даже не рассчитывай. Но… я польщен, – Ви прокашлялся, – Кстати, прошлым вечером я одолжил одну из твоих рубашек.
– С этим порядок. Меня лишь бесит, когда ты таскаешь мои носки.
– Не хотел являться к твоей девушке в военном прикиде. А другого у меня нет.
– Она сказала, что разговаривала с тобой. Кажется, ты заставил ее понервничать.
Ви пробурчал что-то похожее на «пришлось».
Буч обернулся.
– Что ты сказал?
– Ничего.
Ви вскочил с кровати и направился к двери.
– Послушай, сегодня я, наверное, буду на квартире. Мне претит здесь сидеть, когда остальные заняты делом. Если что, я в пентхаусе.
– Ви.
Когда вампир остановился и обернулся, Буч произнес:
– Спасибо.
– За что?
Буч поднял руку.
– Ты знаешь.
Ви пожал плечами.
– Подумал, что вам с ней вдвоем будет лучше.
Джон шел по тоннелю. Шаги, разносящиеся раскатистым эхом, как ничто другое заставляли его почувствовать себя одиноким.
Но это совсем не так: он всего лишь наедине со своей злостью. Теперь она всюду сопутствовала ему, обволакивая, словно вторая кожа. Господи, он не мог дождаться начала вечернего урока, чтобы выпустить некоторую часть злости на волю. Он стал взбудораженным, дерганым, беспокойным.
Возможно, все из-за того, что по дороге в главный дом он не удержался и вспомнил, как проходил здесь с Тором впервые. Он тогда сильно нервничал, а присутствие этого мужчины его подбадривало.
«С чертовым юбилеем», – подумал Джон.
Все пошло под откос ровно три месяца назад. Ровно три месяца назад убили Уэлси, убили Сарелл и исчез Тор – дико дурной расклад на картах Таро. Бац! Бац! Бац!!!
А последствия стали для Джона особой разновидностью ада. Он предполагал, что через пару недель после трагедий Тор вернется. Надеялся, ждал, молился. Но… ничего. Никаких вестей, ни даже телефонных звонков – совсем ничего.
Тор умер. Это вероятней всего.
Когда Джон подошел к ступенькам лестницы, ведущей в особняк, он едва смог заставить себя пройти в фойе через потайную дверь. Его совершенно не интересовала еда. И он не хотел никого видеть. И появляться за общим столом тоже. Но Зетист наверняка пришел бы за ним. Последние два дня брат буквально затаскивал его в главный дом на Трапезу. Что вводило парня в смущение и раздражало обоих.
Джон вынудил себя подняться по ступенькам и зайти в особняк. Ослепляющая красочность фойе приводила в замешательство его чувства, перестав радовать глаз. Поэтому он направился в столовую, уставившись в пол. Пройдя под огромной аркой, он увидел накрытый, но еще не занятый стол. Пахло жареным ягненком – любимое блюдо Рэта.
Желудок Джона забурчал от голода, но он не поддастся на это. В последнее время, несмотря на голод, как только еда попадала ему в желудок – даже специально приготовленная для допризывников, – у него начинались спазмы. Ему надо больше есть ради превращения? Как же!..
Услышав легкие, торопливые шаги, Джон повернул голову. Кто-то бежал по балкону второго этажа.
Затем сверху донесся смех. Изумительный женский смех.
Он выглянул из арки и посмотрел на главную лестницу.
На лестничной площадке показалась Белла, она задыхалась и улыбалась, сжимая в руках полы черного атласного плаща. Приостановилась у верхней ступеньки и глянула через плечо, густые темные волосы колыхнулись, как грива.
В отдалении раздался стук тяжелых шагов, нарастая, пока не стал похожим на грохот падающих булыжников. Очевидно, она ждала именно этого. Белла хихикнула, подняла плащ еще выше и побежала вниз, голые ступни едва касались лестницы, словно она парила. Женщина спрыгнула на мозаичный пол фойе и развернулась точно в тот момент, когда из коридора второго этажа появился Зетист.
Брат обнаружил ее и устремился к перилам, вцепился в них руками, перебросил ноги и прыгнул. Он полетел, его тело застыло в прекрасном прыжке ласточкой… вот только внизу была отнюдь не вода.
Джон хотел позвать на помощь, но из его рта вырвался лишь безмолвный поток воздуха…
Оборвавшийся, когда Зетист дематериализовался в прыжке. Он обрел форму в двадцати шагах от Беллы, которая наблюдала за этим представлением с сияющим от счастья лицом.
В этот момент сердце Джона заколотилось от потрясения… затем еще сильней – по другой причине.
Белла улыбнулась своему супругу, ее дыхание участилось, руки все еще сжимали плащ. Томный взгляд женщины манил. Зетист шагнул вперед, отвечая на зов, нависая над ней и вроде как делаясь еще крупнее. Запах привязанности брата заполнил фойе вместе с тихим рыком, похожим на львиный. Вампир сейчас напоминал зверя… очень сексуального зверя.
– Тебе нравится преследование, налла, – сказал Зет густым, прерывистым голосом.
Белла улыбнулась еще шире, отступая в угол.
– Может быть.
– Так почему бы тебе не побегать еще?
Эти слова искушали, и даже Джон уловил в них эротическую угрозу.
Белла сорвалась с места, пронеслась мимо своего хеллрена и вбежала в бильярдную. Зет преследовал ее, словно жертву, не теряя из виду струящихся волос и грациозного тела бегущей. Его губы оттопырились, обнажая клыки, которые, удлинившись, выступили изо рта. Но это была не единственная реакция на свою шеллан.
Спереди, упираясь в кожаные штаны, проявилась эрекция величиной с полено.
Зет мельком глянул на Джона и вернулся к своей охоте, исчезая в комнате и рыча еще громче. Из открытых дверей донесся радостный визг, звуки борьбы, женский вздох, а затем… тишина.
Он ее поймал.
Джон положил руку на стену, чтобы остановить головокружение, которого сначала даже не заметил. Подумав о том, чем они занимаются, почувствовал, как его тело расслабилось и слегка затрепетало. Словно внутри что-то просыпалось.
Минуту спустя Зетист вышел из комнаты, неся Беллу на руках, ее черные волосы струились по его плечам, а сама она нежилась в крепких мужских объятиях. Белла безотрывно смотрела в лицо Зетисту, пока сам он всецело сосредоточился на дороге, и поглаживала его по груди, изогнув губы в затаенной улыбке.
На шее Беллы красовался след от укуса, которого определенно не было раньше. Удовольствие, с каким она смотрела на охваченное страстью лицо своего хеллрена, зачаровывало. Джон инстинктивно знал, что наверху Зетист намеревался завершить две вещи – соединение и кормление. Брат окажется возле горла Беллы и между ее ног. Возможно, одновременно.
Боже, как бы хотел Джон такой связи.
Но как быть с прошлым? Даже если он переживет превращение, сможет ли он когда-нибудь почувствовать себя так же комфортно и уверенно с женщиной? Настоящие мужчины не сталкивались с тем, через что прошел он, их не принуждали к отвратительному подчинению с ножом у горла.
Вот, например, Зетист. Такой сильный, мощный. Женщинам нравятся именно такие мужчины, а не слабаки вроде Джона. Это точно. И неважно, насколько увеличится его тело, он навсегда останется слабаком, заклейменным тем, что с ним сделали.
Джон отвернулся, подошел к столу и уселся в одиночестве среди всей этой роскоши: фарфора, серебра, хрусталя, свечей.
Одному все же хорошо, решил он.
Одному надежнее.
Глава 21
Пока Фриц ходил наверх за Мариссой, Буч ждал в библиотеке и размышлял о том, какой все-таки славный старикан этот догген. Как он обрадовался новому заданию. Хотя и довольно странному.
Когда в помещение ворвался запах океана, тело Буча незамедлительно отреагировало. Он повернулся, поправляя пиджак.
Боже, она такая красивая в этом бирюзовом платье.
– Привет, детка.
– Привет, Буч, – Голос Мариссы прозвучал совсем тихо, дрожащей рукой она пригладила волосы, – Ты замечательно… выглядишь.
– Да, со мной все в порядке.
Благодаря исцеляющим пассам Ви.
Последовала долгая тишина.
– Ты не против, если я поприветствую тебя как положено? – проговорил Буч.
Она кивнула, он подошел и взял ее руку. Нагнулся и поцеловал тыльную сторону ладони, показавшейся на ощупь холодной, как лед. Она нервничает? Или заболела?
Он нахмурился.
– Марисса, присядем на минутку, перед тем как идти на обед?
– Давай.
Он подвел девушку к затянутому шелком дивану и заметил, что Марисса слегка пошатнулась, подбирая юбки и усаживаясь рядом с ним.
Буч повернул к себе ее голову.
– Побеседуй со мной.
Она не заговорила тотчас, и он продолжил:
– Марисса… у тебя что-то на уме, да?
Снова неловкая тишина.
– Я не хочу, чтобы ты сражался вместе с Братством.
Вот оно что.
– Марисса, прошлой ночью все произошло неожиданно. Я и не дрался. Правда.
– Но Ви сказал, что, если ты не будешь против, они тебя используют.
Ого. Вот так новости. Насколько он знал, прошлой ночью его просто проверяли на преданность, а не вводили в строй на регулярной основе.
– Послушай, последние месяцы братья держали меня в стороне от стычек. Я не собираюсь втягиваться в борьбу с лессерами. Это не моя война.
Ее напряжение спало.
– Мне просто невыносима мысль, что ты пострадаешь, как в прошлый раз.
– Не волнуйся. Братья занимаются своим делом, и оно не имеет ко мне ни малейшего отношения.
Он заправил ей за ухо прядь волос.
– Хочешь еще что-нибудь сказать?
– У меня есть вопрос.
– Спрашивай о чем угодно.
– Я не знаю, где ты живешь.
– Здесь. Я живу здесь.
Видя ее растерянность, он кивнул в сторону распахнутых дверей библиотеки.
– Через двор, в доме привратника. Вместе с Ви.
– А… где ты провел прошлую ночь?
– Именно там. И никуда не выходил.
Марисса нахмурилась.
– У тебя есть другие женщины? – выпалила она.
Как будто какая-нибудь могла с ней сравниться!
– Нет! Почему ты спрашиваешь?
– Мы не спали вместе, а ты мужчина с очевидными… потребностями. Даже сейчас твое тело изменилось, затвердело, увеличилось.
Черт. А он ведь пытался скрыть свою эрекцию, правда пытался.
– Марисса…
– Естественно, тебе периодически нужна разрядка. Твое тело страшаюхцее.
Звучит не обнадеживающе…
– Что?
– Сильное и могучее. Достойное войти в женщину.
Буч закрыл глаза, думая, что Мистер Достойный теперь и вправду воспрянул неспроста.
– Марисса, у меня нет никого, кроме тебя. Никого. Как это вообще возможно?
– Мужчины моего вида могут иметь нескольких женщин. Не знаю, как люди…
– Я не такой. Не могу даже представить себя с другой женщиной. А ты, например, можешь увидеть себя с кем-то еще?
Когда она замешкалась, холод пронзил его позвоночник, пробегая от копчика до затылка. И пока он бесился, она теребила свои дорогостоящие юбки. Черт, она даже покраснела.
– Я не хочу быть с кем-либо еще, – сказала она.
– Чего ты недоговариваешь, Марисса?
– Есть кое-кто, с кем я… общаюсь.
Мозг Буча взорвался, словно в сером веществе распались все нервные связи.
– В каком смысле «общаешься»?
– Между нами ничего нет, Буч. Клянусь. Он просто друг, но он мужчина, поэтому я и рассказываю тебе, – Она положила руку ему на лицо, – Ты единственный, кого я хочу.
Глядя в серьезные глаза Мариссы, Буч не мог усомниться в правдивости ее слов. Но, черт, чувствовал он себя так, словно его огрели палкой. Нелепо, паршиво и… о боже… невозможно перенести общение Мариссы с кем-то еще…
– Хорошо, – сказал он, – Я хочу быть для тебя особенным. Единственным.
Отбросив всю эту ревнивую чепуху, он поцеловал руку Мариссы… и встревожился, ощутив ее дрожь.
Он сжал ее холодные пальцы своими ладонями.
– Ты почему вся трясешься? Расстроена? Заболела? Тебе нужно к врачу?
Она отмахнулась от его волнения без свойственной ей грациозности.
– Я могу сама о себе позаботиться. Не переживай.
Да уж, конечно. Господи, Марисса совершенно ослабла, ее глаза потухли, движения едва контролируемы. Заболела, как есть заболела.
– Позволь мне проводить тебя наверх, детка. Не видеть тебя – пытка, но, кажется, лучше тебе пропустить Трапезу. Я принесу чего-нибудь поесть.
Ее плечи поникли.
– Я надеялась… Да, наверное, так будет лучше.
Она встала и пошатнулась. Он поймал девушку за руку, мысленно проклиная ее брата. Если ей понадобится медицинская помощь, к кому они обратятся?
– Давай, детка. Обопрись на меня.
Стараясь двигаться как можно медленней, он повел ее на второй этаж, а там – мимо комнаты Рэйджа и Мэри, мимо комнаты Фури и еще дальше, пока они не добрались до угловой гостевой комнаты, отведенной ей.
Она положила ладонь на медную ручку.
– Извини, Буч. Я хотела провести этот вечер с тобой. Думала, у меня будет больше сил.
– Может быть, вызвать врача?
Когда Марисса подняла взгляд на его лицо, ее глаза затуманились, но вместе с тем смотрели неожиданно спокойно.
– Нет ничего, с чем я не справилась бы сама. Скоро приду в норму.
– Но… прямо сейчас я невероятно хочу поухаживать за тобой…
Она улыбнулась.
– Никакой опеки, ты помнишь?
– А что, если я просто хочу сам себя успокоить? Это считается?
– Да.
Они неотрывно смотрели друг на друга, и в бестолковой голове Буча пронеслась пронзительная мысль о том, как любит он эту женщину. Любит до смерти.
И хочет, чтобы она знала это.
Он провел большим пальцем по ее щеке, думая: как жаль, что у него нет дара красноречия. Он хотел произнести какие-нибудь изящные и нежные слова, чтобы положить хорошее начало для бомбы на букву Л. Но в горле пересохло.
Он выпалил слова, которые, как всегда, не отличались изысканностью.
– Я тебя люблю.
Глаза Мариссы округлились.
Вот черт. Кажется, чересчур рано…
Она обвила руками шею Буча и крепко прижалась, пряча голову на его груди. Когда он обнял ее и чуть вконец не расчувствовался, в коридоре послышались голоса. Открыв дверь, он втолкнул ее в комнату, решив, что им самое время уединиться.
Подведя Мариссу к постели и помогая лечь, он ощутил в голове гул довольно-таки чувствительных слов и приготовился сказать что-нибудь романтичное. Но не успел, она схватила его за руку и сдавила так крепко, что хрустнули кости.