Принц поглядел на Летчика и полез его отвязывать. Планета стала вращаться, еще сильнее притягивая к себе Петра Гедеоновича, так что он даже немного захрипел.
Саша хихикнула.
В зале тоже рассмеялись. Думаю, что многие зрители не очень хорошо знали, о чем был «Маленький принц», и решили, что это все продолжение спектакля.
А спектакль продолжался. Все эти личности переминались в своих сценах, вступали в беседы и рассуждения, толкались и цеплялись друг за дружку и говорили так громко, что иногда мне на уши давили сценические вибрации. Саша смотрела на сцену с серьезностью, как будто там был настоящий театр, а совсем не детская студия. Я тоже попробовал глядеть на происходящее без предвзятости, но у меня не получалось – я все равно видел в трепетном Принце циничную Альку, а в Летчике Петра Гедеоновича, который в свое время, кажется, покусал вольтижера. Поэтому, чтобы самому не впасть в циничность, я стал меньше смотреть на Маленького принца и больше на Сашу.
Она, кажется, действительно увлеклась всем этим бредом. То есть переживала – глаза блестели, кроме того, Саша подалась вперед, положила локти на спинку кресла и смотрела, не отрываясь. Я вспомнил вдруг, как однажды, еще давно, мы ходили с Алькой на какой-то мультик, и она смотрела на экран с таким восторгом, словно стала свидетелем чуда. Вот и Саша сейчас так смотрела. А мне завидно немного стало, потому что у меня так не получалось смотреть даже совсем уж в детстве.
Спектакль кое-как продолжался. Лис и Роза с интересом наблюдали за приключениями Принца на планете, не забывая при этом читать текст – никто же им не сказал, что спектакль завис. Так до конца и дотянули. Про бронежилет я, кстати, угадал верно – в финале Принц помирал посредством снятия бронежилета. Он медленно растягивал ремешки, ронял бронежилет, после чего падал бездыханен, а из-под брони вылетало сияющее пурпурное сердце и возносилось к потолку. Красный шарик гелием надули.
Саша хлопала, а я никак не мог понять – это ей на самом деле понравилось или она Альке хотела приятное сделать? Ну, я тоже похлопал, а Саша мне сказала:
– Цветы.
– Что?!
– Цветы иди дари.
Я направился к сцене и подарил Альке розы. А она сделала вид, что меня не узнала.
Вернулся к Саше, потянул ее по-скорому к выходу, но Симбирцевы нас, конечно же, нагнали.
– Ну, и что там в буфете дают? – улыбнулась Аделина. – Есть что-то охота. Суши там есть?
– Там очередь, – сказал я, мне совсем в буфет идти не хотелось.
– Роллы есть, – ответила Саша. – «Филадельфия» очень вкусная…
– Роллы? – брезгливо поморщилась Аделина.
– Роллы невозможно есть, – заявил Симбирцев. – Это профанация японской кухни. Вообще настоящие суши можно только в Японии попробовать, только там. Вряд ли здесь можно найти аутентичные ингредиенты. Роллы – это суши для нищих – сырок «Дружба», засохший огурец и майонез.
– А мне нравится, – упрямо сказал я. – Они вкусные.
– Ты и крабовые палочки любишь, – заметила Аделина. – Представляешь, Саш, этот чудик любит крабовые палочки!
Симбирцев хихикнул.
– Там осетинские пироги еще есть, – сказала Саша. – Очень хорошие. Настоящие.
Симбирцев вопросительно поглядел на Аделину.
– Это, кстати, да, вкусно, – сказала Аделина. – Если только действительно настоящие, конечно.
– Настоящие, – заверила Саша.
И мы пошли в буфет. Сели за столик под латунной Мельпоменой с печальным лицом, набрали пирогов, они действительно оказались вкусные, но Аделина как всегда морщила нос, ковырялась в тесте и пила свежевыжатый сок. Симбирцев попробовал пирог с сыром, но не доел и куска, а остальные даже не поклевал. А мы с Сашей не стали стесняться и съели все пироги, три с лишним штуки. Вполне себе вкусные, особенно тот, что с ботвой, мне понравился. Я бы каждый день такой ел.
– Зря не отведал, – сказала Аделина Симбирцеву. – В Грейтбритании такого не встретишь.
– В Грейтбритании можно встретить все, что захочется, – усмехнулся Симбирцев. – Надо просто знать места.
– Нет, в Грейтбритании ты никогда не встретишь такой неяпонской японской кухни и таких неосетинских осетинских пирогов.
Рассмеялись, и Симбирцева и Аделина.
– При чем здесь Великобритания? – поинтересовался я.
– При том, мой милый братец, что мы уезжаем.
– Что? – не понял я.
– Уезжаем через три месяца, – повторила Аделина. – В Англию, в Лондон.
– Правильно, – сказала Саша. – Английский язык хорошо выучите, это здорово. Очень полезно английский знать.
Аделина хихикнула. Симбирцев тоже. Английский они знали с детства, читали Гарри Поттера в подлиннике.
– Да не, дело тут не в языке, – сказал Симбирцев. – В перспективах. Перспектив здесь нет почти.
– Почему нет? – спросила Саша. – Ну, может, не так, как в Англии, но все равно, кое-какие есть. У нас в районе три завода открыли, четвертый строят, шоколадный.
Симбирцев и Аделина опять рассмеялись.
– Мы немного не о том говорим, – поправил Симбирцев. – При чем здесь заводы? Я занимаюсь инвестициями и аудитом, тут для меня перспектив точно нет.
– Ну, не всем же заниматься аудитом, – возразила Саша, – кому-то и работать надо.
– А вы сами на кого учитесь? – спросил Симбирцев.
– На бухгалтера.
– Так ведь получается, что вы тоже работать не хотите. Во всяком случае, руками.
– Не хочу, – призналась Саша. – У меня мать двадцать лет на камвольном комбинате, у нее на пальцах артрит, а на ногах варикоз. А я не хочу.
– Но ведь каждый сам выбирает себе место в жизни…
– Это не так, – перебила Симбирцева Саша. – Не все выбирают свое место. За некоторых выбирают родители, за других само место выбирает, а у третьих и вообще выбора нет.
– Тут коровье бешенство! – задвинула аргумент Аделина. – Во всем мире его уже давно победили, а здесь у каждой коровы коровье бешенство!
Саша хотела что-то возразить против коровьего бешенства, но не успела, прибежала Алька. Сияющая, довольная, с букетом. Бухнулась на стул, потребовала виноградного сока.
– Ну, как вам?! – спросила она. – Тупо, да?!
Мы все кинулись говорить, что это было здорово. Просто фантастически. Что она лучший Маленький принц, которого нам пришлось видеть. Что Петр Гедеонович был великолепен и будет выдвинут вместе со спектаклем. Ну, и так далее. Алька расцвела.
– Конечно, это все колхоз, – продолжала рассуждать Алька. – Самодеятельность, так, скрутили на колене по-быстрому…
К нашему столику подошел плюшевый волк. Остановился и стал смотреть, молча, перебирая лапами по выпуклому серому животу. Безнадежный такой волчок.
– Вам что, юноша? – поинтересовалась Аделина.
Волк молча нависал. Уходить он явно не собирался, видимо, пересидел в буфете и теперь искал поводов. Симбирцев принялся оглядываться в поисках охраны, но тут проблему решила Алька – взяла и лягнула волка в колено. Волк дернулся и удалился.
– Здесь не только нет перспектив, здесь становится просто опасно, – добавила Аделина, проследив за волком. – После девяти часов никуда не выйти, везде одна гопота…
– Ну да, гопота, – согласилась Саша. – Но ее с каждым годом меньше.
– А откуда вы знаете? – поинтересовалась Аделина.
– Я три года патрулирую улицы, – ответила Саша. – Ну, само собой, не каждый день, но раз в неделю, если получается. Не одна, конечно.
– Зачем? – поразился Симбирцев.
Он достал из кармана трубку, набил табаком, но закуривать не стал, принялся грызть мундштук.
– Ну, вы же сами говорите – гопота. Вот мы и боремся.
– Плохо боретесь! – сказала Аделина. – Вы знаете про эту историю?! Про ту, что с Игорем и Аглаей приключилась?
– Да ладно, история, – отмахнулась Алька. – Я уж и забыла все.
– Вы могли погибнуть! – перебила Аделина. – Таких историй каждый день случается по всей стране десятки!
– Точно, – кивнул Симбирцев. – И это если учесть, что только половина раскрывается!
Глупый какой-то спор. То есть совсем-совсем глупый, с чего мы в него влипли? С Аделины. Это она перед Симбирцевым старается. Иногда мне хочется Аделину просто прибить за такое старание. Я не могу понять – это она на самом деле так думает или хочет меня позлить?
– Это случайно получилось, – возразила Алька. – Мы просто не туда пошли, вот и все…
– Так это ведь самый главный показатель, – сказал Симбирцев. – В нормальной стране можно спокойно пойти в любую сторону. А здесь нет. Здесь любой поворот – и уже опасность, уже можно не вернуться. Потому что не знаешь, что там встретишь.
– Да ладно, – продолжала спорить Алька. – В Америке все то же самое. Немного в сторону с шоссе съехал – и сплошные маньяки с мотыгами. Или сатанисты. Или мутанты.
Симбирцев хохотнул, Аделина подхватила.
– Поменьше ужасов смотреть надо, – сказала она наставительно. – Смотришь разную ерунду, потом в голове сплошной бардак.
– Кинематограф отражает реальность, – по-умному ответила Алька. – Даже если он отражает ее на десять процентов, все равно впечатляет.
– А еще все время кого-то в школах расстреливают, – напомнил я. – А у нас нет.
– Это пока, – парировала Аделина.
– Александра, вы сказали, что улицы патрулируете. Это как? – поинтересовался Симбирцев.
– Просто, – ответила Саша. – У нас в «Булате» действует программа…
– В чем?! – оборвала ее Аделина.
– В «Булате», – повторила Саша. – Вы, наверное, слышали? Это такая молодежная организация…
– Как интересно. – Симбирцев даже трубку перестал грызть. – А чем же вы занимаетесь?
– Я тебе потом расскажу, чем они занимаются, – Аделина скорчила брезгливую мордочку. – Очень интересное формирование…
– Да я сама могу рассказать… – начала было Саша.
– Не надо, – остановила Аделина. – И так вокруг много всего…
Она поглядела на Мельпомену, указала на нее вилкой.
– Вот такого.
Все поглядели на плачущую Мельпомену.
– А что она, по-твоему, ржать должна? – с обидой спросила Алька.
– Да нет, но хотя бы приличное лицо иметь. А не черт-те что. Куда ни придешь, везде такие хари.
Аделина покачала головой.
– Вполне приличное лицо, – пожала плечами Алька. – Это же муза, а не фотомодель. И не надо забывать, что приличные люди вообще часто в плохом настроении бывают. У них потому что душа.
Аделина фыркнула.
– Да тут у всех такие лица, ты в автобус зайди, сестренка, – сказала она. – И что, мне поверить, что у всех этих людей есть душа? Ага, сейчас.
Аделина отхлебнула сока, с отвращением выплюнула кусочек апельсиновой коры.
– А ты тоже виновата, – сказал я Аделине.
– Что? – не поняла она.
– Вы все почему-то считаете, что это я один виноват, а ты тоже виновата. Ты тогда нас не удержала.
– Я?! – Аделина чуть не подпрыгнула. – Я вас удерживала, как могла! Это вы, кретины, поперли! А я еще и виновата! Ну ты, братец, и хорек…
– Хватит, – попросила Аглая. – Не надо…
– Это ему не надо! На меня свалить не получится, и не думай. Я вас тогда предупреждала. Предупреждала, – взвизгнула Аделина. Да, взвизгнула.
– А вообще все приличные люди давно отсюда свалили, – объявил Симбирцев. – Живут там, а здесь только бизнесы держат. Вот у нас в кампании все сюда только работать прилетают, а как пятница – так сразу к себе.
Аделина согласно закивала.
– А как вас зовут, извините? – заинтересовалась вдруг Саша. – Забыла просто.
– Алексом его зовут, – с вызовом произнесла Аделина.
– Алексей Симбирцев, значит, превосходно…
Саша извлекла блокнотик черного цвета, открыла его примерно на середине, и что-то в него записала.
– И зачем? – поинтересовался Симбирцев с ехидцей. – Это у вас черный список личных врагов?
Он ухмыльнулся.
Саша ухмыльнулась в ответ.
– Врагов России, – уточнила она.
Симбирцев принялся смеяться. Так громко, что с Мельпомены стала сыпаться пыль, так что портьера заколыхалась.
– И ее впиши, – Алька указала на Аделину. – Она тоже враг.
А Аделина не смеялась. Не знаю почему, не смеялась.
– Ее надо в Соловки законопатить, – продолжала Алька. – На стройки капитализма.
– Прекрати, – взвизгнула Аделина. – Прекрати паясничать.
Симбирцев замолчал и поглядел на Аделину с удивлением. Саша продолжала улыбаться, вертела в пальцах блокнот, в глазах поблескивали злые искорки. Алька надулась и замолчала.
– И куда вы потом этот список отправите? – поинтересовался Симбирцев. – В проскрипционную палату?
– Нет, в ФСБ.
Повисло молчание. Все смотрели на Сашу. Саша листала блокнотик.
Симбирцев расхохотался снова. Громко, прихлопывая ладонями по столу, но как-то не от души, не как раньше.
– В ФСБ, – повторила Саша. – У нас с ними тесное сотрудничество. Это ведь только так кажется, что можно болтать что угодно и где угодно, свобода слова, то, се. А это не так. На всех…
Саша оглядела нас по очереди. С прищуром.
– На всех ведется досье, – сказала она негромко и страшно. – С двенадцати лет. Современные технические средства это позволяют. Ну, а работа с контингентом…
Саша кивнула на Симбирцева.
– Это, конечно, тоже. Кто что говорил, над кем и как надсмехался, какие анекдоты рассказывал. Так что вот, Леха. Ты булькнул, я записала. Кому надо, услышит.
Саша подмигнула Симбирцеву.
Симбирцев, кажется, подавился. Во всяком случае, он замолчал и не знал, что ответить. И шутить ему не хотелось.
– Она врет, – попыталась успокоить Аделина. – Это шутки такие дурацкие.
– Ага, шутки, – теперь улыбалась Саша. – Когда будешь визу в Америку обновлять, узнаешь.
– Да я совсем не то хотел сказать… – начал оправдываться Симбирцев.
– Все совсем не то хотят сказать, – Саша еще раз подмигнула Симбирцеву. – Все хотят сказать «не надо рая, дайте родину мою»…
– Это Есенин, – определила Алька.
– А получается «прощай немытая Россия», – закончила Саша.
– Это Лермонтов, – опять определила Алька.
– Да нет, вы меня неправильно поняли… – продолжал оправдываться Симбирцев.
– Где надо, тебя правильно поймут, – пообещала Саша.
Симбирцев взял вилку.
Аделина побледнела.
– Я… – Симбирцев огляделся. – Я просто…
Аделина выскочила из-за стола и выдернула из-за него Симбирцева.
– Вы все не так поняли… – продолжал он.
Но Саша уже захлопнула блокнотик и убрала его в сумочку.
– Винтокрылые ифриты-расчленители, – мрачно произнесла Алька. – Уже взлетели с зловещих палуб.
– Прекратите этот балаган, – взвизгнула Аделина.
– Застрели нас из арбалета, – посоветовала Алька.
– Быстро домой, – рыкнула на нее Аделина.
Одной рукой она схватила своего Алексиса, другой Альку, поволокла их к выходу. Алька смеялась и говорила, что хочет остаться, но Аделина впала в ярость, пнула подвернувшийся стул.
Ушли.
Саша принялась смеяться. До слез. Платочек даже вытащила, стала вытирать глаза.
– Ты что? – спросил я.
– Ничего. Обожаю просто такие моменты. На…
Саша подвинула мне по столу блокнот. Я взял черную книжицу, осторожно открыл на первой странице, прочитал.
«Блинчики с куриной печенью. Куриную печень вымочить, затем взбить в блендере со скисшим молоком, кефиром или сливками…»
– Это что? – не понял я.
– Это? Списки врагов, конечно.
Я стал листать дальше. Пироги с брусникой, плов по-македонски, минтай в маринаде, компот из вишни, варенье из ревеня. Рецепты. Пирожные, заготовки, закуски, печенье.
– Это…
– Любимые рецепты, – сказала Саша. – Чтобы не забыть. Мама много знает, я храню…
Я долистал до странички, на которой Саша записала про Симбирцева. Там было написано просто.
«Придурок».
– Эти дураки свято верят, что они интересны спецслужбам, – Саша вытерла слезу. – Это так трогательно.
– А разве не интересны? – спросил я.
– Нет, конечно, – отмахнулась Саша. – Такие, как Лешик, точно не интересны.
– Почему?
– А зачем? Он же ничего из себя не представляет. А если вдруг от него что понадобится, так ему только подмигни – тут же сам прибежит на задних ножках.
Саша зевнула.
Люди из буфета постепенно рассеивались, нам, наверное, тоже было пора. Я расплатился и проводил Сашу до трамвая. Хотел до дома, но она запретила. Сказала, что ей скоро бухучет пересдавать, и она думает в трамвае поповторять.