Девушка грызла орехи весьма и весьма ловко, как семечки, лично у меня никогда так не получалось. Зубы не выдерживали. А если я начинала ломать кедровые орехи молотком, то они вообще расквашивались. А эта красавица делала все легко. Перед девушкой возвышалась целая горка, она закидывала орех в рот, давила его зубами, сплевывала кожуру.
Девушка поглядела на меня.
Сначала я заметила косу. Коса у нее была настоящая, русая и в руку толщиной, и очень ей шла. Я сразу обзавидовалась – сама я косу сколько раз пыталась отрастить – и все бесполезно, такое отращивалось, что лучше лысой ходить. А тут… такой косой можно трирему с мели сдвинуть, если по-гречески. Ну, или трактор «Беларусь», если по-нашему.
Завидос невзирая, зловещие кузнецы, короче.
– Орехов хочешь? – спросила девушка.
– У меня от них зубы ломаются, – сказала я. – Как ни возьмусь – зубы в разные стороны. Хронический недостаток кальция в организме. Орехи – не мой выбор.
– Ты просто не умеешь их грызть, я тебя научу.
Я подошла к столу.
Интересная девушка. То есть весьма, я такую в нашем доме совсем не ожидала встретить. У нас такие в гостях не бывают, у нас все барышни с ярко выраженным глубоким внутренним содержанием, с чувством собственного достоинства и тонким ощущением стиля, они вот так орехи лузгать не станут. А эта… ЧСД есть, но в пределах нормы, не вываливается. И сама не выделывается. Обычно все в ее возрасте сильно выделываются, вот я, к примеру, мне еще, конечно, до ее возраста далеко, но я уже выделываюсь через край, ни слова в простоте, смотрите, какая я умная и все такое. А она нет. Сидит, орехи щелкает, спокойно так.
Интересная, точно.
– В каждом орехе есть особая точка, – сказала девушка. – Стоит нажать – и орех разваливается. Ломается. Она вот тут.
Девушка показала ногтем на ребро ореха.
– На эту точку надо давить верхним зубом. А нижними зубами вот на эту кромку. Несильно совсем, но скорлупа сама собой распадется. Попробуй.
Я взяла орех, вставила его как полагается в зубы, нажала. Скорлупа развалилась. Вот прямо так и развалилась, сама собой. Я попробовала еще – и снова получилось.
– Как просто, – я придвинула к себе горсть. – А я и не знала.
– Мир вообще проще, чем нам порой представляется, – заметила девушка. – Но и, конечно, сложнее с другой стороны. А ты, видимо, Аглая?
– Бывает, что да. А ты?
– Я – Саша.
Саша протянула руку, и я отметила, что рука у нее тоже нестандартная. Неухоженная то есть, ногти поломаны, два пальца заклеены пластырем, следы чернил. Нормальная человеческая рука.
Интересно, что Саша у нас делает?
Интересно, что она вообще делает? Работает где-то, судя по рукам. Или подрабатывает, вернее, если бы работала, ногти были бы запущеннее, а так просто обломаны. Петр Гедеонович всегда учил внимательно смотреть человеку на руки. По рукам можно понять гораздо больше, чем по лицу. Учится еще, наверное, – откуда чернила-то? А сама не очень крупная, кости тонкие, шея тонкая, точно из голодного края. Может, родственница какая-то неизвестная?
– Мне Игорь про тебя рассказывал много, – сообщила Саша.
Тут я, конечно, поняла. Саша – подружка Игоря, братца моего. Однако. Первая девушка брата моего, при виде которой не хочется убиться об забор, как ни странно.
– И чего же он там рассказывал? – поинтересовалась я.
Еще не хватало, чтобы он Саше про эту случившуюся гадость рассказал, и так жить тяжело.
– Про театр, про Ктулху, вообще, – Саша улыбнулась. – Я тоже в театральную студию ходила, в Дом культуры железнодорожников. Недолго, правда, год, пока клуб не закрыли.
– Ты театр любишь? – удивилась я.
– Не, – Саша стала составлять из орехов какое-то слово. – Просто я заикалась сильно, вот мне и посоветовали. Читать стихи при большом стечении народа, роли какие-нибудь маленькие. Одним словом, мне показана общественная активность.
Слово составилось «муха».
– У меня первая роль была как раз Муха-Цокотуха, – сказала Саша. – Я как раз формой под муху подходила. Мелкая совсем, метр от пола.
Саша улыбнулась и показала рукой.
– Только я тогда так сильно заикалась, что ничего сказать не могла, мне разрешили только жужжать, а говорила за меня другая девушка.
– А я играла гранату, – призналась я. – Первая роль.
– Гранату? – усмехнулась Саша.
– Да. «Ф-1». Наш руководитель Петр Гедеонович сочинил пьесу про старые вещи. Будто на чердаке в заброшенном доме лежат старые вещи: торшер, радиола, велосипед и граната. И вот в один прекрасный день вся эта компания решила отправиться в путешествие, чтобы посмотреть мир. Вот они садятся на велосипед и отправляются в поездку.
Саша уже рассмеялась. Зубы, конечно, подкачали. Белые, чистые, кривые. Зубы, не знавшие бескрайней мощи современной ортодонтии. В нашем поселке таких зубов не бывает, такие зубы все в Торфяном.
– А граната тоже такая припудренная была, все время мечтала о том, чтобы взорваться. Поэтому ее все боялись. Но любили – она очень добрая была и умела песенки петь.
– Граната – это, конечно, круто, – продолжала смеяться Саша. – Никогда не думала, что можно ставить пьесу про гранату.
– Пьесы можно ставить про все, что угодно. Про гранату, про плоскогубцы, про холодильник еще хорошо, тоже смешно.
Я вспомнила Петра Гедеоновича, ходит по сцене, курит трубку и посвящает в секреты ремесла. Вот так, примерно:
– С пьесами ведь как, кажется, ничего и не произошло, ну, подумаешь, чайку вшивую пристрелили, а на самом деле весь мир опрокинулся. Вот у нас, кстати, была пьеса про печатную машинку, которая поссорилась со своими же буквами.
Саша рассмеялась сильнее.
А я вдруг поняла, что Саша мне нравится. То есть, смеялась она так честно, что я вдруг подумала, что она нормальная, не то что предыдущие подружки Гоши. И вообще нормальная. На всю оставшуюся жизнь.
– А про плоскогубцы? – спросила она сквозь хохот. – Какую пьесу можно придумать про плоскогубцы?
– Ну как, самую актуальную. Молодой плоскогубец по имени Вальжан ищет свое место в этом бушующем мире…
Саша расхохоталась уже до слез, отодвинула в сторону орехи и принялась вытирать глаза мещанским розовым платочком, мне бы такой. Я, глядя на нее, тоже не удержалась, тоже засмеялась. Саша. И Герда ее впустила в дом, между прочим.
Едва я вспомнила Герду, как она и показалась. Вошла в столовую – и сразу к Сашке. Подошла, уткнулась лбом в колено и стоять осталась.
– Ого, – восхитилась Саша. – Вот это монстрик. Как тебя зовут, красавица?
Саша собрала собачью морду в ладони, стала смотреть в глаза.
– Какие у нее интересные глаза, – Саша сощурилась. – С синими и золотыми звездами. Никогда не думала, что у собак бывают такие глаза. Точно капли янтаря внутри. И голубые…
Герда не вырывалась, стояла не шевелясь, так друг на друга и смотрели, пока Саша ее не отпустила. После чего Герда отправилась к холодильнику и стала его обнюхивать.
– Очень странная собака, – повторила Саша. – Очень красивая. Какая порода?
– Ротшвайгер, – брякнула я.
– Ротшвайгер? Не слыхала…
– Очень редкая порода. Выведена в секретных лабораториях Чили. Собака Пиночета, так ее еще называют.
– Да?
– Ага. В мире таких две-три штуки всего, да и то в Америке, у генералов из Пентагона.
Саша посмотрела на Герду с уважением.
– Отцу друг подарил щеночка. Вывез его из Чили в плюшевой игрушке. Суперсобака.
– Вижу.
В подтверждение этого Герда поднялась, ткнула мордой холодильник, открыла дверцу, лапой вытянула нижний поддон. Внизу у нас хранится в основном лед. Мама не терпит замороженных продуктов, поэтому в морозилке у нас куски льда, по зиме привезенные со святых источников. Святой лед, короче. Ну, и мороженое, конечно. Лед Герду абсолютно не заинтересовал, а вот мороженое наоборот, она вздохнула и выворотила из морозильника целое ведерко. Кажется, шоколадного.
– Сильно, – заметила Сашка. – Даже не стесняется.
– Ротшвайгеры все такие, – объяснила я. – У этой породы чрезвычайно развита самостоятельность.
Герда тем временем открыла зубами банку и стала с понурым видом мороженое лизать.
– Можно я сфоткаю? – попросила Саша.
Я кивнула. Она стала возиться с телефоном, а я все смотрела на собаку. Герда удивляла. Продолжала удивлять. Вот уж не думала.
– За это ротшвайгеров и ценят, – сказала я. – Они удивляют хозяев. А ты с Игорем где познакомилась?
– На концерте.
– Он ходил на концерт?!! – поразилась я.
– Да. И меня пригласил. На этих… «Бомбардировщиков».
– «Анаболик Бомберс». Так-так, а я и не знала, что они приезжали…
Знала, конечно. Какой поклонник Ктулху в здравом уме пропустит концерт «Анаболиков»? Только меня все равно не пустили бы. Во-первых, мама меня из дому весьма неохотно выпускает, я уже говорила. Во-вторых, «Бомберсы» – не такая группа, на которую стоит ходить в моем психическом состоянии. В-третьих, на их концерты можно только с 16+. Так что как ни крути, я туда не попала бы. Вот так. Ну и ладно, никуда они не денутся, дождутся. Правда, Дрейк ощутимо сдал в последнее время, стал похож на сдутый кожаный бурдюк, но тут уж ничего не поделаешь, жизнь вносит свои коррективы.
– Ничего интересного, – попыталась утешить меня Саша. – Сначала концерт, потом побоище.
– Это самое важное, – возразила я. – В этом вся соль. Какой же концерт без побоища? Ну, разве романсы какие, да и то…
– Что и то?
– В прошлом году к нам балалаечник приезжал. Ну, этот, который очень круто играет. Паганини балалайки. Так после концерта тоже мощная драка приключилась, ОМОН пришлось вызывать.
– И кто с кем?
Герда икнула. Она вылизала уже довольно большую яму в мороженом, и теперь собралась, видимо, сделать перерыв. Не слышала, что собаки любят мороженое.
– Новаторы с консерваторами, – пояснила я. – Студенты из консерватории с ансамблем народных инструментов «Муравель».
– И кто победил?
– «Муравель», конечно. Они пришли с этими большими балалайками, такие крепкие мужики, все рабочих специальностей. Как давай этими балалайками направо-налево махать, студенты только так в разные стороны полетели. Так что побоище – это часть шоу, тут уж ничего не поделаешь.
Герда вернулась к мороженому.
Саша понюхала воздух.
– Странный запах… – сказала она. – Спички вроде…
– Это мне душевные банки ставили, – пояснила я. – Не обращай внимания. А вот в прошлом году в оперном театре музыканты в яме подрались, тоже здорово. На сцене «Сатана там правит бал» вовсю гремит, а в яме скрипачи буцкаются. Мы как раз в ложе сидели, хорошо было видно. Я так смеялась, что чуть вниз не вывалилась. Мама меня потом в оперу три месяца не пускала.
– Ты любишь и оперу?
– Конечно, – кивнула я. – Опера – это же адский трэш, «Анаболики» отдыхают просто. По сцене бегают мужики в лосинах и порют всякую чушь, руками двигают. Очень весело, короче. А ты что, оперу не любишь?
– Не знаю, – пожала плечами Саша. – Я думала, это все серьезно…
– Да ну, брось, серьезно. Трэшага, какой поискать. Я очень люблю ходить, особенно с Игорем.
– А он тоже оперу любит?
– Ну что ты, он разве ненормальный? Мама загоняет, чувство прекрасного воспитывает. А сам он дрыхнет. Однажды мы сидели, он так уснул, что треснул лбом впереди сидящему дядьке по голове. А дядька с испуга прикусил язык.
Саша опять хихикнула.
– Но это еще не самое трагичное, – сказала я. – Этот дядька сам оказался оперным певцом, а язык у него сильно загноился, так что при пении он стал картавить немного. Вот он выходит на сцену, начинает петь; «Приди-приди, любезный друг, приди-приди, я твой супруг». А зал вповалку просто. Сначала он, конечно, нервничал, а потом зрители как повалили – прикольно ведь! Стал знаменитостью, делал сборы.
Саша опять вытерла слезы.
– Ты это придумываешь? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Придумываешь ведь.
– Да нет, это все правда, – заверила я. – В театрах таких историй каждый день по десять штук. Да я могу про театральную студию книгу написать, у нас Петр Гедеонович на подводной лодке служил, так он говорит, что по сравнению с театром подводная лодка просто ясельки. Петр Гедеонович это наш руководитель, у него талант и вставная челюсть.
Герда издала звук, похожий на «ага». После этого звука появился Гоша с микроскопом. С микроскопом он смотрелся странно, микроскоп ему не шел. Зачем ему микроскоп? Почему он здесь уже, они же недавно вроде уехали…
– Алька, ты тоже здесь? – удивился он.
– Здесь, а чего?
– Да нет, ничего. Орехи, смотрю, грызете.
– Саша мне сибирскую технику показывала. Скоростной грызьбы. Смотри.
Я быстро разгрызла несколько орехов.
– Впечатляет, – кивнул Гоша. – Спичками чего-то воняет… А ты что делаешь? – Он с прищуром посмотрел на Герду. – Много мороженого есть нельзя, – сказал Гоша.
Герда всхлипнула и отступила от ведерка. Она обошла вокруг столовой, остановилась у дверей. И вдруг как-то развалилась, точно игрушка на пружинке, бух – и на бок, и по пути еще в шкафчик врезалась и костями грохнула.
Бум. И словно мертвая. Даже конвульсия по задней лапе пробежала.
– Что это с ней? – спросила Саша. – Ей плохо?
– Придуривается, – сказал Гоша. – Она любит такие штуки откалывать.
Саша расхохоталась снова, это было очень смешно на самом деле.
– Зачем тебе микроскоп? – поинтересовалась я.
– Да это Саше.
Саша еще и микробиолог. Тоже неплохо.
Глава 7
Сокровища Вселенной
– Привет, – сказал я. – Да, это я. Игорь.
– Игорь? Слушай, Игорь, у меня к тебе дело.
– Ага…
– Тут у нас такая засада, Игорь. Юльке… Ты помнишь Юльку?
– Да, конечно.
– Ну, такая, высокая?
– Помню-помню, – нетерпеливо сказал я. – Что с ней?
– Крышу ей снесло, – сообщила Сашка.
Я представил, как Юльке снесло крышу. Наверное, это выглядело страшно.
– Это ужасно, – сказал я. – Может, ей как-то можно помочь… Лекарства…
Сашка рассмеялась.
– Да нет, – сказала она. – Не в том смысле крышу снесло, в хорошем. То есть у нее на даче ветром оторвало шиферину. Если пойдет дождь, все зальет. Ты бы мог помочь?
– Крышу починить? Не знаю…
– Да там пару гвоздей забить всего. Мы лестницу подержим, а ты слазишь? Как?
Честно говоря, дачных приключений мне в этом году больше не хотелось. Но и отказываться тоже как-то не так… У Юли снесло крышу, и теперь ее затопит, и нужна мужская рука.
– Хорошо. Только я собаку возьму, ей погулять нужно. Вы с Юлей не против?
– Да хоть пять собак. Давай через час у пристани, там, где трамвайчик? Знаешь?
– Знаю.
– Ну, давай. В Мамонтовку поплывем.
Сашка отключилась, а я стал собираться. Сходил в гараж. Там у нас все есть. Отец любит инструменты. И хотя он даже лампы в фарах меняет в автосервисе, но все инструменты предпочитает иметь в гараже. Красивенькие такие, в футлярах. Я нашел гвоздодер, нашел молоток, нашел шуруповерт и саморезы, и ножовку, и думал, не взять ли болгарку? Но потом решил, что все-таки перебор, и так полный сундучок получился.
Потом подумал, как следует одеться. Наверное, в комбинезон. Взять на всякий случай каску и перчатки…
– Ты куда? – В гараж заглянула Алька. – Собираешься куда-то?
– Да надо сходить тут… У пацана одного гараж нужно помочь покрасить…
– Да ладно врать, – перебила Алька. – Ты к Сашке на дачу едешь, я подслушивала. Возьми меня? А то мне совсем тут сидеть не хочется.
– Да я не на дачу… – пытался отбрехаться я.
– На дачу. Можешь мне не врать, нас в кружке учат вранье отличать. В Мамонтовку. На трамвае. Гош, ну возьми, а? Ты же Герду хочешь взять, да? А с Гердой нам ведь ничего не страшно. Ну, и молоток на всякий случай прихватим.
Я вспомнил, что мне сказала мать.
Вспомнил, что мне сказал отец.
Ну, и вообще все вспомнил.