— Мы тоже в туалет, — говорит Террела. Мы стоим ближе к двери туалета, чем девочка в диадеме.
— Иди первая, — говорю я ей.
Она смотрит на меня с подозрением.
— Почему это?
Мы теряем время. Кто знает, сколько еще мистер Лестер будет заниматься краской? Приходится выкручиваться, и я говорю:
— Меня мутит от пируэтов. Того и гляди, стошнит, а тогда запах будет…
Девочка в диадеме пулей влетает в туалет и захлопывает дверь.
— Быстро! — говорит Террела.
Я ложусь на пол и закрываю глаза рукой. Мне стыдно перед Леонардо, который наблюдает за происходящим со стены. Уж он-то наверняка никогда не крал туфли у собственной преподавательницы.
Подбегает Помпончик и обнюхивает мою голову. Я открываю один глаз и смотрю на него. Глупый пес, думаю я, это ты во всем виноват!
Но в глубине души я понимаю, что виноват не пес. Я ведь знала, что он жует обувь, но не убрала туфли подальше. И кто тут, выходит, глупый?
Помпончик потихоньку придвигается ближе и начинает лизать мне лицо маленьким ласковым язычком.
Глаза у меня наливаются слезами. Я смаргиваю слезы и сажусь.
— Я ничего не скажу твоей маме, — говорю я. — Отдать собаку в приют — страшно даже подумать.
Тиффани бросается на меня с объятиями. Я так удивлена, что не могу ответить ей тем же.
— Спасибо, спасибо! — говорит она. — Я твоей маме тоже ничего не скажу. Про… ну, ты понимаешь.
Она кивает в сторону туфель, которые лежат на кровати грудой рваных лоскутов.
Я беру в руки то, что некогда было левой туфелькой, и рассматриваю со всех сторон. Расскажет Тиффани маме про туфли, не расскажет — не важно. Все равно правда выйдет на свет. И что тогда будет со мной?
Глава 8
До вечера следующего дня мы с Тиффани не выходим из комнаты. Мы не хотим попадаться маме на глаза, которая, как все мамы, непременно догадывается, если ты сделаешь что-нибудь плохое. Наверное, у мам есть для этого специальный орган, только в книгах по анатомии его почему-то не рисуют.
Мама ловит меня, когда я выбираюсь на кухню за соком. Я напрягаюсь. Но мама говорит только:
— Я смотрю, вы стали лучше ладить, да?
— Ага, — говорю я и пытаюсь улыбнуться, но чувство такое, будто у меня на лице грязевая маска, как у женщин из телешоу. Щеки словно застыли.
— Я очень рада, — говорит мама, целуя меня в макушку.
Интересно, а за кражу туфель ребенка могут посадить в тюрьму? Если да, то каюк моим большим планам.
Я возвращаюсь в комнату, и тут звонит телефон. Трубку берет мама. Мы с Тиффани слышим, как она говорит: