— Минутку, сейчас я ее позову.
Тиффани засовывает изуродованные туфли под кровать за миг до того, как к нам заглядывает мама.
— Солнышко, это Террела, — говорит она, протягивая мне трубку.
— Спасибо, — говорю я. — Алло.
Я стараюсь, чтобы голос звучал нормально, но он все равно какой-то визгливый.
— Привет, — говорит Террела. — Ты уже показала Тиффани туфли?
— М-м… да, — говорю я.
— И как?
— Не очень, — отвечаю я, бессовестно преуменьшая масштаб случившегося примерно в миллион раз.
— Почему? Что случилось? — спрашивает Террела.
— Э-э… — я слышу, как мама в коридоре сметает пыль с книжных полок у моей двери, и перехожу на речь задом наперед. — Перекусила немного Тиффани собака.
— Да мне-то какое дело до ее перекусов, — говорит Террела.
Я слышу, что мама ушла дальше по коридору.
— Собаки много чего едят. Иногда, например, туфли… — шепчу я.
На мгновение в трубке воцаряется молчание — Террела пытается понять, о чем я говорю. Затем она издает пронзительный вопль, от которого у меня едва не лопаются барабанные перепонки. Я отвожу трубку подальше от уха.
— Эта глупая собака слопалатуфли мисс Камиллы Фримен? — кричит Террела.
Я стараюсь говорить как можно спокойнее.
— Совершенно верно.
— Что же ты теперь будешь делать? — орет она.
— Интересный вопрос, — отвечаю я. — Есть предложения?
На том конце телефона наступает тишина.
Решимость Джессики вселяет в меня новую надежду. Действительно — должно же быть какое-то решение. Разве Леонардо сдался бы на милость судьбы? Ни за что. Может, у меня в химическом наборе найдется средство, чтобы состарить новые туфли. Или вот ученые умеют клонировать овцу из одной-единственной клетки другой овцы. Что, если мне удастся клонировать пару балетных туфель из тех лоскутков, что остались от туфель мисс Камиллы Фримен?
Правда, у меня нет новых туфель, с которыми можно было бы экспериментировать. И клонировать, кажется, можно только живых существ, а не туфли. Если бы можно было клонировать неживые вещи, я взяла бы доллар и клонировала его столько раз, сколько нужно, чтобы заплатить мисс Деббэ за ее драгоценные туфли. Остается только надеяться, что у моих друзей есть идеи получше.
После школы мама Алекс отводит ее и нас с Террелой к тройняшкам. Они живут в знаменитом гарлемском районе Страйверз-Роу, в пятиэтажном особняке. Родители тройняшек сейчас на работе, поэтому дверь нам открывает экономка. Ковер в прихожей такой мягкий, что ноги тонут в нем по щиколотку.
Отец тройняшек преподает в университете, читает лекции по африканской культуре, поэтому он часто ездит в Африку и привозит оттуда всякие интересные штуки. Резные деревянные маски, которые смотрят на нас со стен, тоже привез он.
— Привет! — говорит Джессика с верхней ступеньки лестницы. Мы поднимаемся к ней. Я веду пальцем по желобкам на перилах, точно таких, по каким скатываются дети в книжках.
У каждой из тройняшек есть своя комната. Комнаты соединены между собой дверями, но совершенно не похожи одна на другую. У Джоанны повсюду валяются скейтборды, ролики и спортивные журналы, а одежда разбросана так, словно по комнате прошелся тайфун.
В комнате Джерзи Мэй стены выкрашены в розовый цвет, повсюду какие-то рюшечки и оборочки, а над кроватью — складчатый балдахин на четырех столбиках. В комнате чисто, как в гостиничных номерах, которые показывают во всяких передачах. Джерзи красиво рисует, и ее картины — все абсолютно одинакового размера — висят на стене аккуратным рядком.
В комнате Джессики словно бы живут два разных человека. Вдоль одной стены идут книжные полки (особенно много поэтических сборников), стоит письменный стол и бюст Эмили Дикинсон. В другой половине комнаты Джессика держит своих животных. У нее есть игуана по кличке Герман, черепашка Уолт, белая крыса Шекспир и крикливый скворец, которого зовут Эдгар. У себя в комнате Джессика пишет стихи. В поисках рифмы она перебирает все подходящие слова вслух, поэтому Эдгар то и дело выкрикивает что-нибудь вроде «день-тень-лень» или «мыло-было-шило».
Мы совещаемся в комнате Джерзи — у Джоанны некуда сесть из-за раскиданной одежды, а у Джессики слишком шумно: то скребется игуана, то кричит во весь голос Эдгар. Алекс с Эпатой садятся на розовую кровать, а мы с Джессикой, Джерзи Мэй и Террелой рассаживаемся по розовым стульям. Джоанна устраивается на розовом ковре. Джессика пытается призвать нас к вниманию, но ей мешает доносящиеся откуда-то неподалеку звуки — бум, бум, бум, бах, бум, бум…
Алекс широко открывает глаза.
— Что там такое творится? — спрашивает она. Она-то никогда еще не бывала в гостях у тройняшек.
— Это Мейсон, ил лоро фрателло пиу джоване— их младший брат, — говорит Эпата. — Будущая звезда баскетбола.
— Он тренируется целыми днями — БЕЗ ПЕРЕРЫВА! — вздыхает Джоанна. Она выходит в коридор и стучит в соседнюю дверь. — Мейсон! Прекрати уже!
Мейсон и не думает прекращать.
Джессике приходится говорить громче.
— Всем нам известно, по какому поводу мы собрались здесь. Нам необходимо отыскать способ вернуть мисс Деббэ туфли мисс Камилы Фримен. Я лично предлагаю их починить. Джерзи у нас отличная рукодельница.
Джерзи смущенно улыбается.
Джессика поворачивается ко мне.
— Ты принесла туфли?
Я медленно открываю молнию на сумке и достаю бесформенные лохмотья из ткани и кожи, с которых до пола свисают издырявленные ленточки. Ленточки слегка покачиваются, но затем замирают, словно поняв: все безнадежно.
Девочки ахают. Эпата издает негромкий долгий свист.
— Даже если Джерзи — лучшая рукодельница на свете, — говорит Эпата, — эти обрывки ей не починить.
Джессика, похоже, несколько потрясена.
— Что ж, — говорит она, взяв себя в руки, — чинить туфли мы не станем. Значит, нужен мозговой штурм.
— Какой штурм? — переспрашивает Террела.
Джессика поднимает пачку бумаги.
— Нас этому учили в классе художественной литературы прошлым летом. Мозговой штурм — это когда ты придумываешь любые идеи, какие угодно, пусть хоть самые глупые. Смеяться над ними нельзя. Можно только подавать новые идеи. Я буду их записывать, а потом поглядим — вдруг что-нибудь да пригодится. — Она снимает колпачок с фломастера. — Ну поехали!