— Да чем он предал вас?! Он дал вам больше, чем вы имели, — герцог в раздражении потряс документом. — До Великой Войны вы лишены были доступа в этот мир. Он же позволил вам охотиться за человеческими душами, разжигать их пагубные страсти, питаться их похотью и безумием! Он позволил вам забирать человеческих дев, отнимать у них жизни и превращать в свое орудие разврата! Он… скорее, он предал нас, своих Рыцарей. Самых верных, самых преданных слуг он отдал на откуп демонам. Наши жизни, наши судьбы — все вам! И вы же еще недовольны!
— А кто сказал тебе, рыцарь, что вы нужны нам — вы все? Ваши жалкие страстишки, ваши мелкие душонки? Мы Ветры, нас манят иные масштабы, иные горизонты. Мы существовали задолго до того, как Божественная Чета решила заселить своими «детьми» этот уголок вселенной. Мы не нуждались в богах, и не нуждались в людях. Но Они пришли, пообещав, что мы не будем друг другу помехой. Потом же Пресветлая Дэя…
— «Пресветлая Дэя»? — не дослушав, скривился герцог. — Это Черная Богиня-то? Да уж, света там…
— Света там было поболее, чем в ее супруге, — непреклонно оборвал его демон. — Да, рыцарь незнакомого тебе бога, Пресветлая Дэя была супругой Божественного Дэуса, его второй половиной, его великой любовью… — он невесело усмехнулся. — Принадлежащей ему Любовью, так будет более точно. Поскольку была она Богиней Любви. Дэус же любить не умел никогда, только владеть. Он Бог Договора, ему чужды эмоции. Холодный разум, слепое следование данному слову — в этом была его сила, и в этом же — его слабость. Пообещав не трогать Вольные Ветры, он мог лишь смотреть, как их свободные танцы приносят порою смерть и разрушение в людские земли. А Дэя любила людей, и их горе было для нее превыше любых ранее данных обещаний. Она изгнала нас, пойдя войной, закрыла небо над своими землями. И прокляла, лишив материальных тел. Превратив из сыттаров — повелителей воздуха — просто в воздух. Мы были живыми, мы были разумными, но при этом нас больше не было. Сгустки разума, заключенные в потоках воздуха — вот во что превратило нас ее проклятие… Дэус тогда поморщился, но смолчал: договор нарушен не им, а выгода очевидная, — уйдя в воспоминания о тех далеких, но столь судьбоносных для его народа временах, сыттар, казалось, забыл, что перед ним — враг. Он говорил и говорил, а герцог не спешил перебивать. — Только люди все множились, нас изгоняли все дальше, а меж Божественными супругами все сильнее росло непонимание. Она прощала тех, кого Дэус уверенно обвинял. И карала тех, кто, согласно букве, был невиновен. Она читала в сердцах, он — только по книгам. Она видела суть, он — только внешность. Война между ними должна была вспыхнуть — и однажды вспыхнула. Они были равны, они были сильны, а мы — обижены. Ей, и потому мы примкнули к нему. Мы хотели вернуть свои тела, мы хотели вернуть возможность проникать беспрепятственно в людские земли. Он обещал. И вернул. Вот только свои тела мы могли получить лишь на время, что человеческая дева, связанная с нами нитями договора, питала нас своей силой. Либо в непосредственной близости от Источника жизни, бьющего в центре Заповедной долины, ставшей отныне нашим домом. Отменить проклятье богини полностью он не смог. Или не захотел. И вместо желанной нами возможности пронзать пространства, беспрепятственно проникая в любой уголок человеческого мира, он дал нам возможность беспрепятственно проникать в людские души. Вместо пылинок звезд, что оседали некогда на наших мантиях, он сделал нашей пищей пороки и страсти, что обременяли, как он считал, худших из его подданных. Он открыл нам дорогу в человеческие земли, о, да! Но не так, как хотели мы. А искалечив нас, извратив нашу природу. Сделав нас своими карманными демонами, придумав из нас врагов своей разросшейся и поднабравшейся наглости пастве. И заняв делом вас, его верных, но не в меру сильных Рыцарей. Чтобы, страдая от безделья, вы не полезли бы к нему качать права, — демон вновь неприятно усмехнулся.
— Как любопытно. Думаешь, я поверю? Сказкам демона, что порочит моего Бога?
— Имея на руках Договор? Тебе придется очень постараться, чтобы не поверить фактам, Рыцарь. Там ведь прописано все, что он нам разрешил. Простейший вопрос: а зачем это богу? Зачем ему запускать в свой мир подобную нечисть? — сыттар даже изволил сделать паузу, но не дождался ответа. — Вот за этим, милый мой мальчик, только за этим: мы находим в душах людей гнильцу и раздуваем ее, делая скрытые помыслы и пороки явными и угрожающими окружающим. А вы — Рыцари и монахи — боретесь с нечестивцами и побеждаете их во славу Дэуса, и караете их, неся Страх Божий. И поете на всех углах, что демоны — зло, порожденное Черной Богиней и служащее лично ей.
— Дэус не лжет, демон. В отличие от тебя. Он — бог Чести и Справедливости. В отличие от тебя. Его слово — нерушимо, как Договор. Разве можно то же сказать о твоем? Так кому я поверю?
— Дэус и не лжет, — невозмутимо отозвался сыттар. — Но не мешает это делать вам. Не мешает впадать в заблуждения и совершать выгодные ему ошибки. Дэус лишь объявил Дэю Злом, которое повержено. Он и считал ее злом — ведь судила она не так, как он. А вот Черной Богиней ее стали именовать уже Рыцари Храма. Приписывать ей все зло мира стали уже Рыцари Храма. Обвинять всех мерзавцев в служении лично ей тоже стали они. А Дэус твой чист. Он выше их глупости. Слов он не нарушал, напраслину не возводил. Не мешал просто. Что же до слова, «нерушимого, как Договор» — тебе ли не знать, как составляются договоры. Сколько хитрости и изворотливости порой приходится применить, чтоб составить договор в свою пользу. Неточность и расплывчатость формулировок, примечания мелким почерком, заведомо невыполнимые условия… Договор — это искусство узаконенной лжи, тут до чести далековато.
— Договор всегда таков, каким его составят и примут обе стороны. Каков бы он ни был — он исполняется, демон. И в этом — Слово Дэуса. И в этом — его Честь.
— Вот на этом его и поймали, герцог. Причем — твоими руками. Так что теперь — наслаждайся последствиями. Дэус не вмешается и не остановит эту смуту — он облажался с Договором, и это — плата. Весь мир катится в бездну, а он ничего не может поделать…
А вот Дэя — сможет, — многозначительно добавил сыттар после драматической паузы. — Любовь остановит ненависть и погасит безумие. Любовь вернет этой земле мир. Если ты вернешь этому миру Любовь.
— И где ж я ее возьму? — не то, чтобы Александр собирался бежать и возвращать, но от информации он никогда не отказывался. Тем более, от возможности узнать желания своего врага.
— В Черном Замке, конечно. Тебе не соврали. Там и правда Врата в Ад — личный ад, что сотворил для своей супруги Дэус. Позабытый портал в темницу Дэи, — уточнил сыттар, чтоб его уже точно поняли. — Последняя тайна рода Лилит.
— Ты только что утверждал, что Черный Замок — не для меня, а для Роуз.
— Разумеется, не для тебя. Ты никогда не отыщешь любви, пройдешь мимо и не заметишь. А вот Роуз найдет, — прислушавшись к шуму за стенами, сыттар улыбнулся немного печально. — Береги ее, герцог. Она — твой последний шанс спасти этот мир от гибели. Он уже стоит на краю.
— А вот ты уже за краем, демон, — герцог слушал не менее чутко. Да и медальон на груди подсказал — ловушка сработала. Нет, вовсе не по недомыслию оставил он собственные покои самыми незащищенными во всей усадьбе. Понимал, что, не добравшись до Роуз, демон придет к нему. И неплохо подготовился к встрече.
Пока сам он успешно отвлекал демона беседой, а его гвардейцы демонстрировали усилия по взлому покоев под звуки бесполезных молитв, Мастеровые дочерчивали последние узлы своей пентаграммы, замыкали последние контуры, напитывали всей доступной им силой.
И выставленная демоном защита рухнула, дверь распахнулась, окно разбилось, впуская уже не гвардейцев — лучших храмовых воинов, а демон бился в путах упавшей на него золотой паутины, и был не в силах перешагнуть ни одну из вспыхнувших на полу линий. Личина рыжеволосого красавца сползла с него, словно кожа под воздействием кислоты, и теперь на герцога смотрело чудовище с черными провалами вместо глаз, с огнем, метавшимся по плечам, вместо волос, и рваными сгустками серого тумана вместо стройного тела.
— В договоре нет ни слова про то, что я не должен убивать попавшего мне в руки сыттара, — сообщил ему герцог, небрежно бросая свиток на стол. — И уж тем более, когда этот сыттар повинен в столь чудовищных преступлениях против короны. Что бы ты ни говорил, Герлистэн, а происходящее — только твоих рук дело, результат разыгранной тобою интриги, спровоцированных тобой поступков. Вынести тебе приговор и казнить — моя прямая обязанность, как хранителя государства. А после твоей казни Роуз будет принадлежать только мне, как ее единственному законному супругу. И у сыттаров просто не будет повода вмешиваться в наши семейные дела — и в дела всего государства. Мы будем жить с ней долго и счастливо: она — в монастыре, я — в столице, служа новому королю. С новой супругой, в окружении законных детей. Мой род не прервется, как не прервется и род погубленного тобой короля Георга. Все было напрасно, демон. Все эти люди погибли напрасно. Ты — погибнешь напрасно. Не будет вам воли. Будет смерть — каждому, кто еще попытается провернуть подобное.
— Нет, — мягко улыбнулся демон, не впечатленный пылкостью речи. — Не напрасно. Еще посмотрим, кто будет доживать в монастыре.
— Начинайте обряд! — велел герцог, бледнея. И пулей вылетел вон, не дожидаясь исполнения приказа. Вслед ему летели слова заклинаний, и хриплые крики демона, дом дрожал от основания и до крыши, порывы шквалистого ветра метались по коридорам, сбрасывая вещи, сдвигая мебель. Демон ревел и отчаянно сопротивлялся, и Александру — одному из высших Рыцарей Дэуса, с рожденья обладавшему недюжинной силой — следовало бы не просто принять участие в обряде, но взять на себя его самые ответственные, запирающие моменты. Однако оставалось надеяться, что монахи справятся и без него и нестись, уклоняясь от летящих в него предметов, вниз, в подвал, в камеру, где он запер Роуз. Да, герцог старательно забалтывал демона. Но ведь и демон слишком охотно болтал. А Роуз… Освобожденная, Роуз, конечно же, полетит освобождать свою Богиню. Если демон сказал ей хотя бы половину… Да ей просто некуда будет больше бежать. А Черная Богиня, вернувшаяся в мир — да ничего чудовищнее Александр даже помыслить не мог. Это будет конец — конец рода человеческого, конец жизни, конец всего!
Худшие опасения подтвердились. В коридоре валялись обезображенные трупы охранников и несколько трупов горожан. Дверь в камеру была открыта, цепи, похоже, просто вырваны с мясом из покрытой сетью глубоких трещин стены, где зияли теперь безобразные дыры. Кровать, которую милостью герцога, предоставили пленнице, валялась разломанная и перевернутая посреди камеры. А Роуз, в девичестве Ривербел, здесь более не было.
* * *«Не рыдай над трупами». Да от того, что я видела вокруг, хотелось не рыдать, хотелось выть. Забиться куда-нибудь в щель, свернуться в клубок и выть, выть от бесконечного ужаса, что творился вокруг. Да вот только ситуация к подобному времяпровождению не располагала. Конечно, если я хотела избежать костра не путем размозжения головы о стену.
Признаться, был момент, когда я подумала, что именно это со мной и произойдет, причем прямо сейчас. Когда с чудовищным грохотом дверь камеры сорвалась с петель, и ко мне ворвалась безумная толпа во главе с двухметровым громилой с кузнечным молотом в руках, я решила, что это конец. Что добрые горожане, наслушавшись зажигательных речей какого-нибудь полоумного монаха, решили не дожидаться казни, а самолично порешить злую ведьму прямо здесь и сейчас.
Но молот обрушился не на меня, а на крепившуюся к стене цепь, стремясь разрушить звенья, разбить оковы… Цепь резко дергалась от каждого удара, до крови сдирая мне кожу, пока одно из звеньев, наконец, не лопнуло под восторженные крики толпы, освобождая мою руку. Одну лишь только ее, ведь герцог не мелочился, всего цепей было пять. Но и останавливаться громила не собирался. Стена камеры пошла трещинами, со сводов посыпалась штукатурка, стало казаться, что еще немного, и они просто обвалятся, погребая под собою нас всех.
Но мои цепи были разбиты раньше. Не дав мне опомниться, меня подхватили на руки, накинув широкий плащ с огромным капюшоном, из-за которого я почти перестала видеть происходящее, и куда-то поволокли, то и дело спотыкаясь о попадавшиеся под ноги трупы. О, да, трупы под ногами мне было видно. Единственное, наверное, что мне было видно. Ну, еще и ноги бегущих людей, в одежде, возможно, когда-то добротной, сейчас же запыленной, изодранной, перепачканной копотью, грязью и кровью.
Мы выскочили на улицу. Тут тоже были трупы, тянуло гарью, в окна особняка летели камни, толпы народа орали что-то бессмысленное и безумное и отчаянно дрались… И я даже не могла понять, с кем. Друг с другом? С охраной герцога? С монахами? Вот один из святейшей братии бросился к нам, потрясая своим Оком Дэуса и выкрикивая слова молитв. И рухнул нам под ноги с раздробленным черепом, обагряя все вокруг своей кровью.
Меня закинули на коня — моего перепуганного, дрожащего Грома, только каким-то чудом удерживаемого на месте.
— Беги! — и без того взбудораженного, Грома треснули по крупу. И он взвился с тревожным ржанием, от души лягнул доброхота, и отчаянно понесся, не разбирая дороги. Едва успев схватить повод, первые минуты я мечтала лишь об одном — удержаться. Цепи, оборванные, но не снятые, свисали с моих запястий, затрудняя движения рук, свисали со щиколоток, мешая моему коню, свисали с шеи, пережимая ошейником горло и затрудняя дыхание. Но я держалась, держалась из последних сил, понимая, что если свалюсь и упущу коня, он, обезумевший от ужаса, ускачет за горизонт и уже никогда ко мне не вернется.
Я держалась, мы куда-то неслись… Потом он выдохся, я смогла, наконец, собрать повод и заставить его перейти на шаг. Огляделась. Гром вынес меня к родным горам. Но возвращаться в Долину сыттаров я смысла не видела. Да и Лис всегда говорил, что наш путь не туда, наш путь — в замок. Мой путь — в замок. Он настаивал на этом при последней встрече. Намекал на то, что спасать меня ему придется чужими руками, ведь сам он не может коснуться цепей. Сам он… будет биться с драконом? Нет, предоставит герцогу дракона, чтоб тот мог биться изо всех своих рыцарских сил, и не отвлекаться на сбежавших принцесс. «Не жди, чем окончится битва с драконом. Беги…» Бегу.
Попыталась сориентироваться. Замок… Замок… Замок, в котором я никогда не была. Нет, мать, конечно, рассказывала, с самого детства. Красивую сказку, про принцессу и ее тайну. Там принцесса ехала в замок… По Арранскому тракту вдоль Аденских гор… до городка Асрэй, а от него уже наверх… в деревеньку Тосинай, а потом еще выше… к вершине, что похожа на шапку торговца, мимо водопада, чей плачь несмолкаем, и вверх по ручью, что бурлит белой пеной… Как-то так.
Как-то так было в сказке, а пока же… Те крестьяне с телегой, что встретились мне на тракте, подтвердили, что до Асрэя я еду в нужную сторону, вот только лучше бы мне повернуть обратно. Город пылает, в горожан словно вселились демоны, и даже крепким мужчинам там приходится ежеминутно опасаться за свою жизнь.
Я обрадовала их, что там, где они намеревались укрыться, судя по тому, что я видела, происходит все то же самое.
— Конец света, видать, близится, — вздохнул возничий, поглядывая на торчащие из под моего плаща обрывки цепей, но не задавая вопросов. — Демоны пришли в мир, чтоб его уничтожить.
Я не знала, зачем пришли в мир демоны. Если в усадьбе, сидя в темнице и слушая безумный шум за окном, я могла наивно полагать, что это Лис пришел, чтобы спасти меня, то сейчас, проезжая через разоренные и охваченные смертью и ужасом городки и поселки, я понимала, что нет, не ради меня, не из-за меня… Возможно, я… или герцог… своими действиями дали им повод, но то, что они творили, выходило далеко за рамки вмешательства в одну человеческую судьбу. Лис всегда хотел чего-то большего… Они все всегда хотели чего-то большего. И вот теперь мы с герцогом, видно, позволили им начать.
И теперь… Нет, бесполезно возвращаться в усадьбу с криками «прекратите!». И в долину с теми же воплями мчаться нет смысла. Укрыться? В стране, где безумствуют демоны? Где они с моей (пусть невольной) помощи и безумствуют?.. Нет, Лис не солгал: у меня только один путь и только один выход. Он вообще никогда не лгал мне. Недоговаривал — да, сколько угодно, конечно. Но не лгал. И зла мне не желал. И боли. И того, что герцог станет пытать… Да он сделал все, чтоб у герцога даже повода не возникло. Я искала своего законного мужа, настолько напуганная, что готова была рассказать все, что знаю, и даже то, о чем лишь догадываюсь!