фамилия?
-- Кашин.
-- Где ты встретился с Сергеем?
-- А мы вместе жили в Гдове, он же мамин родственник. Он мне вроде
дяди.
-- Вроде дяди... -- Краузе усмехнулся, -- а почему ты мне говоришь
неправду?
-- Я правду говорю! Спросите кого хотите. Зачем мне вас обманывать?!
Лешка вошел в роль и говорил очень искренно, может быть, оттого, что
ему очень хотелось, чтобы Краузе ему поверил. Но майор насупился и покачал
головой.
-- Ты врешь, и мне придется делать тебе очень больно, пока ты не
скажешь правду. Есть всякие способы делать больно, ты знаешь, наверно... --
Краузе достал зажигалку, зажег ее и поднес к лицу мальчика. -- Вот самый
простой.
-- Дяденька майор, не надо меня пытать, ну пожалуйста, я вас очень
прошу, не надо, я вам правду говорю!
Лешка схватил руку Краузе, державшую зажигалку перед его лицом, и, сам
не понимая, как это получилось, задул огонь.
-- Ой, простите, я случайно! Я больше не буду! -- Лешка сам испугался.
-- Дяденька майор, ну пожалуйста, я же все равно ничего другого не смогу
сказать, только правду!
Краузе крайне удивило, что Лешка задул зажигалку. Во всяком случае,
лицо у него было непритворно озадаченное. Он приподнял Лешкину голову за
подбородок и долго смотрел в его глаза, которые излучали мольбу и только.
Потом Краузе вздохнул и посмотрел в окно.
-- Ну хорошо, мальчик Кашин, можешь идти. Приходи как-нибудь ко мне. Я
люблю разговаривать с детьми. Придешь?
-- Не знаю... -- Лешка растерялся.
-- Ну вот, скажем, в пятницу. Приходи утром. Часовой будет
предупрежден.
-- Хорошо. Раз вы велите...
-- Я тебя просто приглашаю в гости. Ну, иди. Краузе открыл дверь и
смотрел, как мальчик пошел
по коридору, еще не уверенный, что свободен, боясь, что вдруг
распахнутся боковые двери и втащат его в окровавленную комнату... Конечно,
если бы применить к нему методы обер-лейтенанта, он бы заговорил. Но этого
как раз и следовало избегать в той игре, которую вел майор.
А может быть, этот мальчик ничего не сказал бы и под пыткой? Потому что
он не простой мальчик. В какой-то момент он чуть не убедил майора в его
ошибке насчет юродивого. И если бы не заключение врача, майор был бы готов
поставить свое прекрасное охотничье ружье английской фирмы "Голанд-Голанд"
против этого вот веника, что мальчик говорит ему правду, -- такой
искренностью дышало его лицо.
22
Сергей лежал во времянке на сене, закрыв глаза и стараясь быстрей
набраться сил после страшного напряжения. Голова раскалывалась.
Скрипнула дверь, и, прежде чем он успел поднять тяжелые веки, на грудь
ему бросился всхлипывающий Лешка. Он охватил Сергея за шею, прижался мокрым
лицом к его щеке и сжимал руки, шепча:
-- Сергуня, Сергунечка...
-- Что они сделали тебе? -- Сергей боялся увидеть на лице или руках
мальчика следы пыток.
-- Ничего. Он сунул мне зажигалку к лицу, а я ее задул.
-- И что тогда?..
-- Он меня отпустил.
Сергей заставил Лешку восстановить разговор со всеми деталями и
сопоставил оба допроса. Получалась не очень понятная картина.
-- А тебя сильно били? -- спросил Лешка.
-- Меня не били. Как ни странно, обошлось.
-- Они не догадались?
-- Ты знаешь, похоже, что нет. Но все равно сейчас надо особенно
остерегаться. С Пашей и Женей встречаться так, чтобы никто не видел. И сюда
никому из них больше ходить нельзя.
Сергей задумался.
Вероятней всего, Краузе поверил в свою ошибку, признал Сергея за
невменяемого. Однако осторожность терять нельзя.
Хорошо, что с самого начала Сергей приказал Жене распустить его отряд и
не посвящать ни во что Семку и Виталия. В случае провала -- меньше жертв. А
с Пашкой встречи обставлялись достаточно надежно, на него, видимо, нет
подозрений.
Теперь, что делать завтра? Завтра четверг, и майор Краузе отправится
вечером на скотный двор на встречу с предателем.
Завтра надо сделать многое. Вечером Краузе не будет в школе, и Пашка
сможет поискать тайник в его кабинете. Надо будет проверить эти коробки,
хотя и маловероятно, что картотека там, -- слишком на виду.
Затем -- скотный двор. Очень тревожил Сергея человек, который завтра
придет туда. Он ведь где-то здесь, в деревне, он наблюдает за Сергеем, он
неизвестен, поэтому невидим. Он единственная нераскрытая карта в игре с
Краузе. Завтра ее нужно открыть.
На скотный двор пойдет Женька. Он спрячется там еще засветло и должен
будет увидеть этого человека.
Послезавтра пятница, у Житухина банный день. Сергею придется
встретиться с ним. К пятнице карточка изменится, возможно, она и сейчас уже
изменила цвет, но лучше на нее не смотреть до пятницы, чтобы легче заметить
посветление. Ну а если карточка не посветлеет и в пятницу, что тогда делать
с Житухиным? Ну посмотрим, нечего заранее гадать.
Лешке пришлось, как стемнело, сходить к Пашке. У них был разработан
сигнал, по которому Пашка выходил в огород и там встречался с Лешкой. Из
дома их видно не было, в огороде никто не мог спрятаться, а другие дома были
не близко. Встречи их благополучно происходили под носом у немцев,
квартировавших у Пашкиной бабки.
Лешка передал задание Сергея на завтра, сказал про коробки.
-- Да он там тушки птичьи держит! -- сказал Пашка. -- Он мне открывал,
показывал. Лежат рядком...
Пашка вдруг замолчал.
-- Ты чего?
-- Ух ты! -- прошептал Пашка. -- И верно: я один раз взялся за коробку,
а она уж больно тяжелая. А тушки-то легкие! Я это дело завтра раскурочу,
будь спок!
-- Сергуня велел осторожно.
-- А то! Ты вот чего: вечером приходи к школе с заду, за конюшней. Там
жимолость густая и репьев полно, легко сховаться. Лежи и жди. Во дворе там
уборная, если я что найду, я тебе вынесу и за уборной в щель передам. Понял?
Тикай, дверь хлопнула!
Когда Лешка передал разговор Сергею, тот рассердился. Пашка расковыряет
эти коробки, там наверняка ничего нет, и майор, естественно, догадается, что
это Пашкина работа. Или подумает на Житухина. И то и другое плохо. Снова
посылать к Пашке промокшего мальчика не хотелось. Придется завтра днем
запретить Пашке всякую самодеятельность, хотя днем риска больше. Днем еще
надо будет передать Женьке насчет скотного двора. У Лешки завтра много
работы, и как бы парень не расхворался к тому же.
Сергей напоил его кипятком с сушеной малиной, тепло укрыл и лег рядом.
Дождь к ночи перестал, в окно виден был кусок неба, густо усыпанный
звездами.
-- Хорошо бы у нас собака была, -- прошептал Лешка, -- мы бы ее
кормили. Лежала бы тут...
-- Хорошо бы собаку, -- сказал Сергей. -- Вот выгоним фашистов, наладим
жизнь и заведем с тобой большую лохматую собаку.
-- А где мы тогда жить будем?
-- В Ленинграде, на Васильевском острове. Будешь собаку выводить
гулять, зимой она на лыжах может тебя катать.
-- А летом втроем будем ходить на залив купаться!
-- Да. Развалимся на песке, загораем, а собака лежит рядом, смотрит на
нас...
-- И хвостом помахивает, -- прошептал Лешка. Они замолчали. Печка
потрескивала, остывая.
Под полом завозилась мышь.
-- Сергуня... -- еле слышно прошептал Лешка.
-- Что, дружок?
Лешка не ответил, подвинулся и крепко прижался к Сергею.
23
День с утра был ясный и холодный. Лешка чувствовал себя хорошо, даже
насморка не было, и Сергей наказал ему побольше играть на улице с младшими
ребятишками и высматривать Пашку. Надо было незаметно предупредить его,
чтобы не трогал коробки. Но Пашки не было видно. Из школьных труб шел дым,
значит, Пашка там -- топит печь.
Женьку Лешка встретил на улице, тот вез на тачке старые кирпичи --
собирался перекладывать печку. Он в семье был единственным мужиком -- так он
говорил, но Лешка знал, что ему только исполнилось четырнадцать, какой там
мужик! Женька остановился отдохнуть, а Лешка, оказавшийся рядом,
скороговоркой, глядя в сторону, передал ему приказ Сергея насчет скотного
двора.
-- Ладно, -- процедил Женька, -- сделаю.
Он дал Лешке пинка -- мог бы и без такой маскировки! -- поплевал на
руки, взялся за ручки и покатил тачку дальше.
Колька Козодой и двое-трое из мелкоты устроили на пустыре качели:
достали где-то доску-горбыль, положили ее на пень и качались. Ребята не
могли не играть, поэтому играли и при немцах, но только вели себя тише,
посматривали по сторонам -- не идет ли какой-нибудь солдат. В доме деда
Ннкифора жили несколько солдат и среди них здоровый, рыжий, по имени Руди.
Однажды Семка выскочил из-за угла и натолкнулся на пьяного Руди. Рыжий так
избил Семку, что мальчик дня три отлеживался дома.
Лешка подошел к качелям, Козодой принялся ему рассказывать, что немцы
забрали у Шамуриных корову, а когда Шамурин пошел жаловаться старосте, тот
велел полицаям опалить Шамурину бороду. У старосты сегодня гости -- пять
телег стоят у ограды, полицаи приехали из дальних деревень. Пить будут,
конечно, как всегда, когда собираются.
-- А чего они понаехали? -- спросил Лешка.
-- А бис их знает! -- сказал Козодой и вдруг хитро прищурился. --
Узнать хочешь? Я могу. А? Узнать? Нет?
-- А чего мне узнавать-то? Очень надо!
-- А, вы темнилы, вот вы кто! -- рассердился Козодой.-- Думаете, я не
понимаю, как партизаны узнали, что машина поедет? Думаешь, не знаю?
-- Ну, как? -- тихо спросил Лешка.
-- А так! Ладно, не хотите меня принимать, нештяк, я сам в партизаны
уйду!
-- Ну и иди, -- Лешка успокоился, ничего этот болтун не знает.
-- А ты сам слабак! -- не унимался Козодой.-- А у меня, знаешь, какая
сила воли?! Вот посмотришь...
Колька побелел, губы у него дрожали, он отошел с зловещим видом.
-- Болтун -- находка для шпиона, -- на всякий случай сказал ему вслед
Лешка. Кто его знает, может, он что-то разнюхал про все их дела -- сболтнет
еще...
Пашки все не было, Лешка сильно замерз и пошел домой греться. Евдокия
Ивановна зазвала его к себе. У нее был суп из сушеных грибов, Сергуне она
уже отнесла, а теперь покормила Лешку. С ветеринаром у Евдокии Ивановны
отношения были натянутые. Гаврин сам себе готовил до прихода Сергуни и
Лешки, потом они стали питаться втроем, но кое-как -- наварят картошки, и то
хорошо. В последнее время Евдокия Ивановна стала подкармливать Лешку, да и
во времянку иногда носила. Она была все такая же суровая, но, когда Лешка ел
у нее, сидела, подперев голову кулаком, смотрела на Лешку и вздыхала...
-- Спасибо, тетя Дуня, -- сказал Лешка и облизал
ложку.
-- Не за что, -- строго сказала старуха, -- посиди. Все бегаешь... В
такие времена дома надо сидеть.
-- Пойду поиграю, -- сказал Лешка.
-- Да уж теперь какие игры! Вон, говорят, под Во-лошовом немец семь
деревень спалил. Всех побили, и детей, и баб. Сидеть надо и носа не казать!
Лешка потоптался, шмыгнул носом. -- Я пойду, тетя Дунь?
-- Полицаев понаехало, нажрутся, стрельбу устроят... -- Ты подальше
держись.
-- Ладно!
Лешка побежал на улицу. Утро было солнечное, а днем небо затянулось
сероватой мглой, и с востока низко над лесом стали вытягиваться темные,
рваные облака.
Приехал из Сухова ветеринар, отвел лошадь, пошел домой. А Пашки все не
было. Наверно, его там обедом накормили, так уже бывало, вот он и сидит. А
может, расковырял коробки, и его схватили?
Они стояли с Семкой и Виталием у бывшего ларька сельпо, давно
заколоченной избы. За ларьком начинался подъем на гору, к школе. Лешка
вертелся тут полдня, надеясь услышать, если что произойдет в школе с Пашкой.
Семка и Виталий говорили, что надо бы все-таки уйти в партизаны. Если
бы Женька не откололся... Лешка в разговор не вмешивался, а ребята обсуждали
этот вопрос скорей по привычке. Трудно так вот взять и уйти из теплого,
сытного дома в лес, холодный, пустой, неприютный... Пока там партизан
найдешь! Заговорили о том, что можно и в деревне что-то делать. Хотели же
прокалывать шины у машин, можно поджечь школу, ну, если не школу, так
конюшню!
Но в память навсегда врезалась жуткая расправа над партизанами. Кровь
стыла, стоило вспомнить страшную "игру в городки"...
На горе послышался какой-то глухой шум. Все трое обернулись,
Сверху по крутому травянистому склону катилась бочка. Она набирала
скорость, стала подпрыгивать на камнях, гулко стуча по земле, вот она
свернула в сторону, перепрыгнула через тропу, вильнула, покатилась по
ровному -- в сторону шубинского дома.
Ребята побежали за ней. Бочка еще раз подпрыгнула, со всего маху
стукнулась о стоявшую у забора пустую телегу и застряла в канаве.
На шум из дома старосты высыпали полицаи с винтовками. Когда ребята
подбежали, из бочки вылезал Колька Козодой. Он весь был в сене и какой-то
трухе, ноги у него тряслись, он качался и расставлял руки -- видно, здорово
его закрутило. Полицаи окружили его. Лешка протиснулся поближе. Смуглый
полицай, который вез когда-то Сергуню и Лешку, держал Кольку за шиворот, а
Колька уже ревел в три ручья.
-- Я не буду-у... Я случайно, дяденька! А-а-а... Виталий пролез между
полицаями, схватил Кольку за руку.
-- Дяденька, отпустите! Вот его мамка сейчас выпорет, отпустите,
дяденька!
Полицаи загоготали, кто-то дал Кольке подзатыльник, и Виталий вытащил
Кольку из толпы. Они с Семкой для вида накинулись на Кольку, толкали его,
ругали и понемногу отводили от полицаев.
-- А пусть он знает, что... -- хныкал Колька, -- что у меня... сила
воли есть...
-- Заткнись, холера, -- прошипел Виталий.
Лешка, стал выбираться из толпы полицаев, от которых несло перегаром.
Он зацепился рукавом за приклад чьей-то винтовки, освободился, бормоча
извинения, полицай обернулся и посмотрел на него. И тут Лешка увидел его
лицо. Это был Матвей. Тот самый, долговязый, с длинным лицом, Матвей,
который привел их в Сотников бор.
Матвей смотрел на Лешку, и лицо его делалось каким-то задумчивым. Лешка
отвел глаза, увидел повязку на рукаве Матвея, винтовку на плече.
-- Э! -- негромко позвал Матвей, и что-то жалкое проскользнуло в его
взгляде.
Лешка, еще ничего не понимая, но чувствуя, что произошло непоправимое,
сделал рукой слабый жест -- "Нет, нет... не надо" -- и попятился.
Матвей быстро, воровато оглянулся, снова посмотрел на Лешку, потом
сплюнул, поправил на плече винтовку и направился к дому.
Лешка пошел прочь, стараясь не бежать. Когда он обернулся, полицаи
толпой поднимались на крыльцо, и Матвея он уже не разглядел.
Дома Сергуня выслушал его, встал и потрепал Лешку по голове.
-- Ну вот, Алеша, надо уходить.
Он достал из тайника продовольственную карточку и задумался. Засунул ее
обратно и стал одеваться.
-- Позови дядю Гришу, -- сказал он.
Когда Лешка вернулся с ветеринаром, Сергуня был уже готов.
-- По всей видимости, мы раскрыты, -- сказал Сергуня. -- Возможно, у
нас есть еще немного времени. Уйдете к партизанам.
-- Как?! -- Гаврин взмахнул руками и сел. -- Как я их найду?