Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович 15 стр.


Кроме дыхания.

– Давайте туда… – Платон первый шагнул к окну.

За окном было обширное, похожее на котельную помещение. Тянулись по стенам трубы разной толщины. Причем одни были в клочьях ржавчины, а другие – светлые и гладкие. То ли из нержавейки, то ли из титана.

И опять – ни двери, ни люка. Ни щели.

На гладкой бетонной стене – единственной, где не было труб – чернело железное колесо со спицами и рукоятками. Похожее на штурвал речного парохода.

Шурка и Платон разом ухватились за рукояти. А что еще оставалось делать?

Колесо повернулось легко. И столь же легко, бесшумно отошел рядом с колесом бетонный блок. Погрузился в пол. За ним все увидели круглое, метр в диаметре, отверстие. Конечно же с непроницаемой тьмой.

Кустик первым сунулся в лаз. Наверно, ему было неловко за недавний откровенный страх.

– Подожди!! – завопил Платон.

– Я недалеко, чуть-чуть… А-а-а!..

Это «а-а-а» стремительно удалилось и оборвалось, как от удара.

Шурка, Платон и Ник, толкая друг друга, сунулись в дыру. По пояс. Впереди мрак. Никакого намека на фонарик Кустика…

«Господи, не надо никаких находок! Не надо мне нового сердца! Ничего не надо, лишь бы он был живой…»

– Кустик!! Ты где?! – У Шурки сорвался голос.

Из дальних далей донеслось:

– Не бойтесь, прыгайте! Здесь мягко!

Главное, что жив!.. А куда прыгать-то? Шурка первый полез на четвереньках. Гладкий металл трубы холодил колени и ладони. Вперед, вперед…

– А-а-а! – Труба стремительно ушла вниз. Шурку, как во сне, стиснуло страхом падения. Потом он заскользил, будто по желобу: труба изгибалась, изгибалась и вновь перешла в горизонталь. И выплюнула мальчишку на что-то кожаное и упругое. Шурка отлетел в сторону. На его место вылетел Платон, а на того свалился Ник.

Кустик стоял в трех шагах и… смеялся.

– Здорово, да? Как аттракцион в парке.

Под потолком горел яркий матовый плафон. Помещение было похоже на заброшенный спортзал без окон. И то мягкое, на что приземлились искатели приключений, было стопой полуистлевших кожаных матов.

У стен стояли гимнастические кони и перекладины. Сверху свешивались кольца. Почему-то все приободрились. Может быть, потому, что вокруг было много привычных вещей.

– Станция «Спортивная». Как в телеигре «Кидайка-попадайка», – сообщил Платон.

– Сперва я так перепугался! Чуть сырость не пустил, – радостно признался Кустик.

– Оно и видно! Это от тебя! – развеселился Ник. Посреди зала тянулся бетонный желоб, а по нему текла журчащая вода.

Странное, конечно, обстоятельство. Зачем в спортзале арык? Но мало ли странного они уже повидали! Никто не удивился. Платон опасливо поморщился:

– Наверно, канализация…

Кустик упал на коленки у края желоба, пригнулся.

– Не-а, не пахнет ничем! Чистая вода! Наверно, подземный приток Саженки.

Платон покачал головой. Но спорить не стал. Тем более что ручей этот указывал дальнейший путь. Он вытекал из трубы в одной из стен и уходил в полукруглый туннель в другой стене.

Сняли кроссовки, вошли в воду. Глубина была почти по колено. Вода оказалась не очень холодной. И шелковистой. Смыла ржавчину и пыль, огладила боль царапин. Даже усталости стало поменьше. Журчащие струи подталкивали ноги.

Четверо вошли по ручью в туннель. Впереди было темно, фонарики метались по воде и своду. А сзади светился полукруглый вход.

– Интересно, откуда там электричество? – запоздало удивился Кустик.

– Тут много чего «интересно», – озабоченно отозвался Платон.

Однако ни у кого теперь не было прежней подавленности. От ручья они набрались новой бодрости и сил. И даже беспечности. Словно все четверо видели сказочный сон, когда в глубине души живет понимание: это не по правде.

И потому не очень удивились, просто весело сделалось, когда Кустик взвизгнул и начал хлопать себя по «мультяшному» костюму:

– Куда вы?!

Маленькие осьминоги, крабы и рыбки сыпались с него в воду. Как игрушки с новогодней елки, которую сильно потрясли. Плюхались в ручей и уплывали по течению. На месте рисунков оставались бледные голубые пятна.

У Кустика был такой забавно-растерянный вид, что Ник начал хохотать, взявшись за живот.

Кустик жалобно моргал.

– Что я дома-то скажу?

– Скажешь: одежда выгорела на солнце, – решил Платон. – Тому, что случилось, все равно не поверят. Мы, кажется, попали в сказочное пространство. Из твоей истории про Планету Заколдованных Фонарей…

– Ага, мама даст мне «выгорела на солнце». Скажет: «Как ты относишься к подарку дяди Игоря!»

Дядя Игорь был новый отчим Кустика.

– Посмотрите, русалка не сбежала?

Шурик глянул на спину Кустика.

– На месте. Только машет хвостом и улыбается ехидно…

«Конечно, это сон. Завтра приду к ребятам, расскажу… Но как же приду? Ведь я поссорился. Нет, пусть все будет по правде!»

И в этот миг сильно задергалась, заметалась в груди его рыбка. Даже перехватило дыхание. Как при настоящем сердцебиении. А впереди проступил свет.

5. Мастер Каляев

Туннель и ручей сделали плавный поворот. Вдали обрисовался желтый полукруг выхода. Но это сперва казалось, что вдали. А через несколько шагов он сделался рядом. И четверо вошли в круглое помещение, под потолок-купол.

В центре купола светилось стеклянное полушарие. Оно освещало выложенный цветными плитками пол. Похоже было и на музей, и на вестибюль метро, и… на кладовку того же спортзала. Потому что и здесь стояли и валялись физкультурные кони и козлы. И маты. На вогнутой стене прибит был баскетбольный щит с кольцом и остатками сетки.

Но, кроме ободранных спортивных снарядов, было немало и других вещей. В том числе – непонятных. Лежал на полу громадный циркуль из серебристого металла. Блестел на подставке из бронзовых львов прозрачный шар в кольцах из потемневшей меди. Большущий. Может быть, глобус Реи?

Какие-то пыльно-белые статуи маячили в полутемных нишах…

А ручей уходил под каменную стену в заделанный массивной решеткой сток. И снова не было пути.

– По-моему, пришли, – шепнул Кустик.

– Отчего ты так думаешь? – строго спросил Платон.

– Он чует, – тихо объяснил Ник.

«Пришли, пришли!» – билась в груди рыбка.

«Пришли, но не нашли. Где здесь прибор? Может быть, этот шар?»

«Нет, нет, нет…»

Платон подошел к Шурке вплотную.

– Смотри. Ты ведь говорил про Весы. Про созвездие…

– Да…

– Смотри, – опять сказал Платон. И повел головой.

На круглой стене, в метре от пола, на равном расстоянии друг от друга отражали желтый свет каменные плиты. Наверно, мраморные… Восьмигранные! С выпуклым узором по краям, с барельефными фигурами посредине. Фигуры эти были знаки Зодиака. Скорпион… Лев… Дева… Весы…

Весы!

Шурка, шлепая мокрыми ногами, подбежал к плите. И остальные.

– Но тут нет никаких винтов, – обиженно сказал Ник.

– Но это здесь, здесь! – крикнул Шурка. Рыбка билась о стекло. – Я знаю!

Он отчаянно ухватил плиту за край. Она… шевельнулась. Шурка ее качнул… Метровый каменный барельеф ухнул вниз, чуть не раздробив Шурке ступни.

Все отскочили.

Плита раскололась на несколько кусков. На серой стене остался восьмиугольный след. Посреди этого следа тоже был восьмиугольник. Но не темный, а из блестящего сплава. В полметра шириной.

С головками винтов по краям.

Четверо уткнулись носами в эти винты. На шляпках были оттиски снежинок.

– Шурка, отвертку! – жарко выдохнул Платон.

– Ага… я сейчас… – Шурка отыскал отвертку в сумке. Гладкая рукоятка дрожала в пальцах. Фигурный конец не сразу попал в свой отпечаток. Но вот попал. Словно впаялся.

Шурка, стиснув зубы, надавил на рукоять…

Не надо было стискивать зубы. Винт повернулся легко. Пошел, пошел… И упал в подставленную ладонь Кустика. Небольшой, длиною в полспички.

Второй, третий…

Всего винтов было шестнадцать: восемь по углам и столько же между ними. На каждый уходило секунд пятнадцать. Значит, всего – четыре минуты.

Это же бесконечность, когда гложет нетерпение! Когда тайна!

Но бесконечность прошла, упал последний болтик. Шурка ногтями подцепил края металла. Потянул щиток на себя. Он оказался легкий, оторвался от стены сразу. Шурка откачнулся, прижимая пластину к груди.

Три фонарика ударили лучами в нишу.

Там действительно стояли весы.

– Не трогать, – негромко и железно сказал Платон.

Трогать никто и не думал, просто смотрели. Весы были явно старинные. На узорчатой чугунной подставке висело коромысло из темной меди. На нем четко выделялось клеймо: зубчатый овал, а в нем неровные буквы – МАСТЕРЪ КАЛЯЕВЪ И.А.

Вместо чашек у весов были шары. Величиной с крупные яблоки. Один из мутновато-прозрачного стекла, другой из серого камня.

К середине коромысла приклепана была тонкая золотистая стрелка. Она смотрела вверх и концом своим уходила в третий шар – пустотелый, со стенками из тонкого, очень прозрачного стекла.

Внутри шара видны были шестеренки, волосяные пружинки, блестящие рычажки и пластинки. Похоже на внутренность часов или барометра-анероида. Только все тоньше, гуще, сложнее…

– Значит, все по правде, – шепнул Ник.

Кустик шумно дышал у Шуркиной щеки.

– Да… – сказал Платон. – По правде. Но что дальше? Ребята, касаться весов нельзя. Тут такое… Нажмем что-нибудь, и вдруг земная ось пополам…

Все посмотрели на Шурку.

А он что? Вдруг не вовремя, совсем не к месту – острая память: «Шурчик-мурчик, будешь как огурчик…» И стук железных автоматов у подъезда. «Па-па-а!..» И свет встречных фар, и отдача в ладонь от выстрела…

Шурка отчаянно замотал головой.

«Не надо! Я помню! Но сейчас не надо!..»

– Шурка, ты что?! – У троих это единый вскрик.

– Я… ничего. Я сейчас… Думаю, как быть…

Да, что делать дальше, решить должен он.

Шурка прислушался к тишине. Бурчал ручей. Дышали рядом Платон, Кустик, Ник. Смотрели с ожиданием.

«Гурский! Я ведь сделал, что надо! Где же вы?»

Шурка оглядел круглое подземелье. И… подскочил к спортивному коню.

– Помогите? Вот сюда его, под щит!

Послушались без вопросов. Подтянули четвероногое создание под баскетбольное кольцо. Шурка вскочил на облезлую кожу. Дотянулся, сорвал с кольца сетчатые клочья. Встал на цыпочки, изо всех сил потянулся вверх. Железный обруч навис над головой.

– Гурский! Я…

«Да, Полушкин, да! Вы молодец. Мы наблюдали. Вы все сделали как надо…»

– И… что дальше-то?

«Все как надо… Зря только, что с вами были друзья. Ну да ладно…»

– Без них я сюда не пробился бы!

«Мы понимаем… Да и все равно им никто не поверит, если захотят рассказать. Все решат, что это новая фантазия вашего Кустика…»

– Да!.. Гурский! А что дальше-то?

«Дальше – все. Ты выполнил задачу. Теперь – как договорились. Как договорились, Полушкин. Уйдешь с нами».

– Но я не хочу! Я… передумал! Вы обещали вернуть сердце!

«Конечно, конечно!.. Раз ты так решил…» – В тоне Гурского скользнула чуть заметная неуверенность. И опять он говорил Шурке «ты». Рыбка замерла в груди.

– Вы же… обещали…

«Ну конечно же! Только придется подождать несколько дней».

– Зачем?! – со звоном, почти со слезами крикнул Шурка. Чудилась увертка. Ловушка.

«Но поймите же, Полушкин! – в тоне Гурского появилась прежняя убедительность. – Это необходимо, чтобы избежать дисбаланса. Иначе эхо в Кристалле будет непредсказуемо… Необходима проба, а мы ведь еще даже не касались прибора».

– А сколько ждать?

«Вы ждали столько месяцев. Потерпите еще несколько суток».

– А как я узнаю, что уже пора? Будет вызов?

«Да… Или Степан предупредит. Кстати, не забудьте вернуть ему отвертку».

– Ладно… А теперь что делать? – Шурка почти успокоился. И понял, как он устал.

«Теперь? Спокойно идите домой».

– Старым путем?! – ахнул Шурка.

«Нет, нет, конечно… – Шурке почудилась усмешка. И он как бы увидел за плечом Гурского его ассистента, плешивого Кимыча. – Сейчас сообразим… Да, так! Направо от вас есть скульптура. Мальчик. Сдвиньте ее…» – И глухая тишина. Никакого энергополя, никакого эфира и пространства.

Шурка тяжело прыгнул с коня.

Друзья смотрели вопросительно. И с тревогой.

– Ну, что будем делать? – нетерпеливо сказал Ник.

– Вы разве не слышали разговор?

– Мы слышали твои слова, – слегка укорил его Платон.

– Ах да… Пошли!

Скульптура отыскалась быстро. Мальчик был не просто мальчик, а с кудлатой собачонкой. Она стояла на задних лапах, а передними упиралась в колени хозяина. Мальчик нагнулся и трепал песика по ушам.

Все разом глянули на Ника: «Ну?» И конечно, он голосом Гриши Сапожкина произнес:

– С-скажите, п-пожалуйста, вы не видели рыжего щенка с черным пятном на ухе?

И все вздохнули, потому что знали: щенка Гриша так и не нашел.

Скульптура была гипсовая, на квадратной площадке. Сдвинулась она легко. Под ней дышал сыростью узкий колодец.

Начали спускаться по скобам – было уже не привыкать. Метров через пять оказались в проходе с земляными стенами. Шли недолго. Ход привел к новому колодцу – круглому, бетонному, с прочной лесенкой.

Вверху сквозь траву просвечивало летнее ночное небо – белесое, со звездочкой…

Выбрались конечно же неподалеку от паровозика Кузи.

Постояли, потом свалились в пахучую прохладную траву. Усталость стонала в руках, в ногах. Ноющая боль снова набухала в царапинах. Но все равно было хорошо.

– Шурка… – тихо окликнул Платон.

– Что?

– Мы ведь все сделали правильно, да?

– Конечно. В точности как надо.

– Ты… теперь никуда не уедешь, не… улетишь?

– Ни за что.

– А то смотри, – подал голос Кустик. – Женька знаешь как будет реветь.

– Шурка, зря ты его избавил от щекотки, – сказал Ник.

За высокими головками иван-чая уже наливался желтый рассвет. Но в зените еще горели звезды. Глядя на них, Шурка спросил:

– А тот мальчик… Оська… Он писал потом письма?

– Писал, – отозвался Платон. – Два письма. Да много ли от них толку… Пошли ко мне на сеновал. Надо хоть немного поспать. А потом уж отчистимся от ржавчины…

– Утром покажется, что все было сном, – грустновато сообщил Ник. – Надо было хотя бы по винтику взять на память.

– Наверно, это нельзя, – опасливо возразил Кустик. – Или можно?

– Не знаю… – Шурке вдруг отчаянно захотелось спать.

6. Алый вуалехвост

Разбудила их Вера Викентьевна.

– Молодые люди! Уж полдень близится… Хотите чаю с бутербродами?

Они хотели. Но поднялись с кряхтеньем. Ломило суставы. Ссадины у всех, кроме Шурки, продолжали ныть.

Умылись на дворе у крана. Потом долго отчищали от пыли и ржавчины свои анголки. Кустик горестно рассматривал поблекший, лишенный рыб и осьминогов костюм.

Но когда Кустик вышел на яркое солнце, бледные следы на трикотаже вдруг набухли красками. И прежние картинки проступили, как на моментальном снимке, вынутом из аппарата «Полароид».

– Ура! – Кустик неумело прошелся по траве колесом. И этим очень насмешил Веру Викентьевну.

Выпили чай и сжевали бутерброды прямо на ступенях. И Шурка сказал, что побежит домой.

– Баб-Дуся навесила на меня сегодня всякое трудовое воспитание.

– Но после воспитания-то придешь? – ревниво спросил Кустик.

– Еще бы!

И Шурка убежал, счастливый. Кажется, никто и не помнил, что у него вместо сердца рыбка.

Он сходил на рынок за капустой, помог бабе Дусе выбить половики. Потом свалился на диван. Утомленный и беззаботный.

– Опять ты, нечистая сила, валяешься грязнущий на покрывале! Ну-ка сымай свое африканское обмундирование, постираю…

– Баб-Дусь, только сразу высуши утюгом, ладно? А то мне скоро бежать пора…

– Успеешь бежать, дома посиди. Мне в магазин нужно, да заказ один отнести, а почтальонша пенсию принесет. Получишь, распишешься, она тебя знает…

Назад Дальше